Асфоделия. Суженая смерти (СИ) - Гэлбрэйт Серина

Чую, жизнь моя обрела невиданное доселе разнообразие…

Давление руки на спину ослабло, и я вскинула голову, закашлялась, чуть приподнялась и огляделась. Пылевая пелена облаком плыла по галерее, кружась в лучах солнца, между мной и Жизель лежал Тисон, прижимая нас обеих к полу, а позади…

В архитектуре внешней и внутренней я не особо разбиралась и оттого не могла сказать, как правильно называлась эта часть высокого стрельчатого свода, внушительный серый блок, упавший ровнёхонько на тот отрезок галереи, по которому мы с Жизель шли всего минуту назад. Но в факте, что после обрушения этакого «кирпичика» на наши головы шансы выжить были весьма и весьма невелики, сомневаться не приходилось.

Тисон тоже приподнялся, заглянул встревожено мне в лицо.

– Асфоделия, с вами всё хорошо?

Да… замечательно просто. Вот так идёшь себе, никого не трогаешь и вдруг – бабах! – падает на голову что-то тяжёлое, с жизнью несовместимое… и всё, нет тебя.

Совсем нет. Ни в этом теле, ни в том, что осталось где-то далеко-далеко…

Если осталось.

– Со мной-то точно всё неплохо, благодарю за заботу, любезный рыцарь, – подала голос Жизель и раздражённый сарказм её разбил охватившее меня оцепенение, холодное, липкое до тошноты.

Сглотнув сухим горлом, я кивнула.

– Д-да… вроде всё в порядке, – заверила неубедительно.

Тисон встал, помог подняться сначала Жизель, потом мне. Руки убрал не сразу, прежде удостоверился, что я способна стоять без опоры. Неловкими движениями я поправила волосы, мешающиеся не меньше длинной юбки, отряхнула платье. Рыцарь Жизель, отпрянувший, вероятно, назад, теперь ходил по другую сторону лежащего в пыли блока, то внимательно, хмуро осматривал его, иссечённого трещинами, раскрошившегося по углам и неровным краям, но не развалившегося на куски помельче, то настороженно, озабоченно поглядывал вверх, на чёрный провал в своде. Из противоположного конца галереи донеслись торопливые шаги и нас окружили люди, кажется, слуги и кто-то из мужчин-придворных, засыпали вопросами и восклицаниями. Впрочем, снимать показания у бедных впечатлительных фрайнэ никто не стал. Тисон вверил нас заботам коллеги по ордену, тот, в свою очередь, быстренько увёл пострадавших барышень с места происшествия, сопроводил до покоев и, порекомендовав позвать служанок и пригласить целителя, испарился с похвальной скоростью. Жизель подозрительно посмотрела вслед своему сбежавшему рыцарю, затем оценивающе на нервно мнущуюся меня, вздохнула, усадила в кресло перед разожжённым камином. Ушла в спальню и через минуту вернулась с жестяной фляжкой, открыла, сунула мне в руки.

– Пей.

Я послушно сделала глоток и снова закашлялась, чувствуя, как ядрёная жидкость обожгла горло.

Ох ты ж… крепка, зараза!

– Это что?!

– Из батюшкиных запасов, – Жизель забрала фляжку и отхлебнула сама.

– Не рано ли пить?

– Сегодня особый случай, – девушка протянула мне сосуд, и я взяла, сделала ещё глоток.

А завтрака пока не было…

– Говоря по чести, я думала, ты покрепче, – заметила Жизель.

– В смысле? – эх, развезёт меня сейчас!

Вместе с телом Асфоделии, которая неизвестно пила ли в своей жизни что-то крепче вина.

– Не столь чувствительна.

– Не каждый день, знаешь ли, рискуешь погибнуть во цвете лет под куском потолочной балки, или что там отвалилось…

Прошлый раз, когда я ещё была собой, воспринимался иначе.

Непонятная вспышка.

Отключка.

И пробуждение в престранном этом мире.

Ни подумать, ни удивиться я не успела, а нынче всё хоть и произошло быстро, но видела я слишком многое, а что не увидела, то воображение дорисовало. И картинка мне не понравилась.

– Дворец стар, как я уже говорила.

– Ну да, – я и от третьего захода не отказалась, после каждого нового глотка содержимое определённо шло всё лучше и лучше.

По желудку разлилось приятное тепло, голова стала лёгкой, словно пёрышко, и мрачные краски жуткого опасного мира вокруг приобрели оттенок счастливого пьяного пофигизма.

Правда, Жизель фляжку отобрала и взглядом строгим смерила. Примчалась запыхавшаяся, испуганная Кили, засуетилась, охая, ахая и причитая. Я покорно позволила снять с себя испачкавшееся платье, протереть лицо и руки смоченной в розовой воде тряпочкой и переодеть в ночную сорочку. Отмахнулась от повторного предложения пригласить целителя и забралась в постель, решив, что утро вечера мудренее. Или, вернее, что обед принесёт больше ясности, нежели такое неожиданно насыщенное утро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

– …Они прибудут завтра, и император полагает, что это прекрасная возможность и развлечь послов, и испытать дев.

И что тут за манера разговаривать прямо при спящем человеке? Огромный дворец, неужели больше свободных помещений нет?

– Они же не дипломаты!

– Они очаровательные, хорошо воспитанные, добродетельные фрайнэ из старинных франских родов… по большей части. Для того их и готовят – показать всё сияние своей огранки, всю чистоту при дворе, давая семье возможность выдать их замуж с наибольшей пользой для рода. Если им повезёт, то вскоре три из них смогут войти в свиту новой супруги императора.

Братья Шевери собственными персонами. Я этак загоржусь скоро от их повышенного внимания к моей особе.

– Три? – повторил Тисон с закономерным сомнением в голосе. – Ты действительно считаешь, что если Асфоделию не изберут, то она пожелает остаться при дворе? Что ей дозволят подобную дерзость?

– Стефан проявил к ней немалый интерес, – и Эветьен от этого факта отнюдь не в восторге.

– Тем хуже для неё. Быть может, она вовсе не захочет оставаться в столице, но её не отпустят… потому что на деле островитянке не стать его женой, зато шутихой – весьма вероятно.

О, какие подробности из жизни отдыхающих!

Я открыла глаза, осторожно перевернулась с бока на спину, оглядывая комнату. Беседовали братцы-акробатцы не в самой спальне, к счастью, но в гостиной, дверь в которую кто-то добрый не затворил плотно, оставив щель. Ни Кили, ни Жизель нет, портьеры на окне задёрнуты, отчего в помещении царил густой полумрак, не позволяя определить, день сейчас или уже вечер. Во рту пересохло, недавняя лёгкость в голове сменилась болезненной тяжестью, знакомой по прошлой жизни.

– Тебе не всё ли равно?

Пауза.

Что-то не торопится Тисон с ответом.

– Благодатных ради, Тис, только не говори, что ты…

– Я и не говорю. И ты не должен.

Опять пауза.

Наверняка в поглядушки играют, кто кого пересмотрит.

Откинув одеяло, я встала с кровати, вновь чуть не навернулась при спуске с возвышения в потёмках, нашла на кресле халат и, надев, направилась в гостиную. Распахнула дверь, сощурилась на неожиданно ярком солнце, проникавшем в комнату через открытое окно.

– Доброго дня, милостивые судари, – поздоровалась мрачно, поскольку больная голова к любезностям не располагала.

А ещё к скромности и положенному обращению.

Заметив у стены столик с графинами и кубками, поспешила к нему. Поочерёдно открыла каждый, понюхала и налила из того, в котором обнаружилась обычная вода. Под слегка ошалевшими мужскими взорами опорожнила залпом весь кубок.

– Напомните больше не пить натощак, – прокомментировала я и налила ещё. – Даже после стрессовой ситуации.

Братья переглянулись.

– Как вы себя чувствуете, фрайнэ Асфоделия? – спросил Тисон.

– Более-менее… только голова болит, – призналась. – Но это тоже пройдёт… рассольчик всё равно вряд ли найдётся.

Не говоря уже, что любые таблетки отсутствуют как вид.

– Вы пили? – как-то угрожающе уточнил Эветьен.

– Да, – я развела большой и указательный пальцы, обозначая примерное количество принятого на грудь. – Немного. Совсем чуть-чуть. У меня был стресс.

– Юные благородные фрайнэ не пьют, – отчеканил Эветьен суровым нравоучительным тоном.