Отрада округлых вещей - Зетц Клеменс Й.

Его взгляд вернулся к экрану, ведь приступы страха снова взялись за старое: он поймал себя на развлечении, на рассеянности, на месте нового преступления. И теперь у него сбилось дыхание. Женские руки демонстрировали шведскую технику массажа рефлексологических зон на ступне. Но это уже не помогало, это был всего-навсего жест вежливости. Впрочем, вполне благонамеренный. Когда-то его с успехом успокаивала череда сменяющихся картинок, представляющих бегущих коней, движущиеся велосипеды-тандемы или летящие старинные турбовинтовые самолеты. А еще ролики, в которых русские вороны играли, катаясь по снегу. Они съезжали по скользкому заднему стеклу автомобиля или по склону холма, или по скату крыши. Одна ворона даже превратила какое-то пластмассовое кольцо в подобие сноуборда, соскальзывала на нем с крыши, потом брала его в клюв и снова улетала наверх, и вновь повторяла всю последовательность действий. А еще еноты в предместьях американских городов, открывающие для себя назначение голливудских качелей, детской горки или туннеля. Или панда в китайской деревне, она с любопытством взбиралась на кресло-качалку, а потом, таинственным жестом зажав обеими лапами глаза и словно на мгновение преодолев страх, дергалась вперед-назад и даже всем телом откидывалась на спинку кресла, чтобы раскачаться посильнее. Цвайглю пришла на ум утешительная мысль: вот города будущего, откуда исчезнут люди, где будут обитать только звери, и еще какое-то время они будут играть с нашими странными артефактами. Но впрочем, все это осталось в прошлом, потерялось где-то далеко-далеко, навсегда.

В другой раз ему удалось совладать со своим страхом в Вене, в небольшом ресторанчике, подслушав, как хозяин рассказывает о какой-то посетительнице: «И вот входит такая толстуха, нет, ну надо же, а? Ну вот, заявляется такая, настоящий протуберанец, ко мне в заведение и спрашивает, нельзя ли ей в туалет». Слово «протуберанец» вызвало тогда у Цвайгля приступ восхитительного, ничем не сдерживаемого, даже задиристого смеха. А сейчас он пытался сосредоточиться на виде ступни в руках заботливой массажистки и гармонизировать в соответствии с обликом этой ступни свой пульс и дыхание. Ступня выглядела — это нельзя было описать иначе — совершенно счастливой, даже пальцы радовались. «Омовение ног», — подумалось ему. Это понятие имело религиозную окраску. «Религиозную окраску»? Какие только мысли он не перебрал, просто даже невероятно! И все-таки оно началось опять, да и вообще все это время не прекращалось. Однако когда физиотерапевт стала костяшками пальцев массировать середину стопы, где, как она поведала ласковым, убаюкивающим тоном, находятся точки, связанные с легкими, подавленность на некоторое время отпустила Цвайгля. Теперь свечение монитора в темной комнате превратилось в некое подобие силового поля, из которого ему нельзя было выходить. Вроде защитных пузырей из «Стар трека», которые спасали команду, телепортированную на чужую планету, не давая ей задохнуться. Да, задохнуться, точно. Об этом тоже можно было вспомнить, снимая, например, наручные часы и торжественно кладя их перед собой на стол. Ему по-прежнему нужно было дышать сознательно, иначе ему конец. Цвайглю вдруг стало невыносимо жарко. Нет, к сожалению, если он сейчас выйдет из области, где царит компьютерное свечение, то окажется беззащитным перед темными силами, с ним будет покончено, не помогало даже внутреннее предупреждение, что на самом-то деле он преувеличивает и своим поведением только выставляет себя на посмешище. Прошу тебя, прошу, пожалуйста. Он заметил, как быстренько приспосабливает под свое душевное состояние даже строгую самокритику.

А еще кусочек мела, лежит на письменном столе и подрагивает, тихонько перекатываясь туда-сюда, словно измеряя подземные толчки. Желтая рубашка с грязным воротником, перекинутая через спинку стула. Винные пятна на полу возле постели, напоминающие беспомощные попытки ребенка нарисовать очки или велосипед в трех измерениях. Пустая обертка из-под мармеладных мишек. Густая метель, создаваемая отпечатками пальцев на выключенном сенсорном экране. Потрескивающая пластиковая упаковка в мусорной корзине, которую бросили туда, едва смяв, снова разворачивается, словно медленно расправляющееся и тянущееся к свету растение. Страх уже достиг нестерпимых пределов, как никогда прежде.

Он заставил себя постоять примерно минуту в спальне и оглядеться. Если сейчас его позовет кто-то из мальчиков, «то положись на милость Божию», — подумал он. И вернулся к себе в кабинет, к экрану. На уровне лодыжек на него уставились электрические розетки. Он вытащил вилку лэптопа и перенес его в спальню. Словно под защитой теплого сияния свечи шагал он, прижав ладонь к задней стенке монитора. Так поддерживают крохотную головку младенца, которую тот еще не в силах держать сам. Пятьсот лет тому назад повсюду в Европе расставляли на кладбищах неугасимые лампады в маленьких, непроницаемых для ветра подсвечниках. Это же его мальчики! Ему нельзя умирать. Представь себе, как они найдут тебя утром.

Медленно проходил он мимо предметов и неясных очертаний, из которых состояла его спальня, и чувствовал, как всё его фотографирует. Конечно, нельзя было отрицать, что его болезненное состояние имеет исключительно физическую природу, что никакие по-настоящему бредовые фантазии и взбалмошные мысли его не посещают, что галлюцинациями он не страдает. Во время панических атак он мог мыслить и вести себя как совершенно нормальный человек, однако тело его реагировало на приступы страха, постепенно отключая все функции, кроме жизненно важных. Воздушная тревога в мирное время. В прихожей деятельно скреб лапами кот. Сердце Цвайгля теперь билось неровно, то и дело на секунду умирая. Он ощущал эти мгновения смерти как движение в поднимающемся лифте. Как едва заметно возросшее земное притяжение. А потом что-то сглотнуло у него в груди, что-то сокрытое глубоко-глубоко, и создало ядро из вакуума. «Вот именно, так и бывает». Он поставил лэптоп на кровать и сел перед ним. Компьютер по-прежнему показывал видео с Ютьюба. Вай-фай: компьютер отсасывал информацию из завибрировавшего комнатного воздуха. Цвайгль заметил, что снова попытался улыбнуться самому себе с видом одновременно усталым и веселым, что за дурацкая игра в прятки. Страх орал и ревел. «Вот именно, вот так, значит, все это и происходит», — подумал он, впиваясь ногтями в чувствительное место за ухом. У других людей были какие-то планы. Они занимались какими-то делами и успешно их завершали. Они ездили в отпуск. Они свободно перемещались по городу. Вот и его сыновья, по всей вероятности, когда-нибудь вырастут и будут заниматься какими-то делами и успешно их завершать, ездить в отпуск и свободно перемещаться по городу.

Спустя некоторое время Цвайгль констатировал: он уже целых пять минут не ощущал по-настоящему жесткой панической атаки. В груди у него что-то округлилось, приподнявшись куполом, и снова опало. Представь себе, что сидишь в туннеле, в металлической скорлупе остановившегося междугороднего экспресса. Несколько раз уже случалось так, что временное расслабление открывало в его теле некие шлюзы, сквозь которые страх немедленно утекал, отхлынув как поток воды. Например, когда он слишком рано разражался приносящими облегчение слезами. Окей, если кот в ближайшие несколько секунд зайдет в спальню, он поднимет его и посадит на шкаф. Вот тогда он посмотрит и решит, как быть. Рядом с собой на полу Цвайгль обнаружил носки. Под такими носками обычно обосновываются пауки, подумал он. Он попытался превратить эту фразу в скороговорку, но мысли у него запутались, а грудь снова заполнилась чем-то алым.

Впервые это ужасное чувство обрушилось на него когда ему исполнилось семь, и он случайно выглянул из окон гостиной в родительском доме и увидел, что идет снег. Он долго стоял, пытаясь выяснить, что же не так с этой картинкой. Да, что-то там не в порядке. Потом он понял: в левом окне снегопад немного сильнее, чем в правом. А снежинки, которые падали у самого окна, к тому же, казалось, несутся не вниз, а вверх. До сих пор при одном воспоминании о том дне его охватывала дрожь. Но теперь мысль об этом первом приступе не вызывала новой паники. Он действительно преодолел страх, в какой-то степени, немного, по крайней мере на сегодня, для начала. «Может быть, я смогу заснуть». Он свернулся калачиком в мерцании компьютерного экрана. Ему очень хотелось бы обнять что-нибудь и прижать к себе, но он запретил себе преувеличивать. Да и заплакать ему лучше попозже, когда слезы хлынут сами собой. Как и все люди с предрасположенностью к паническим атакам, он неплохо знал, как он выглядит, если смотреть извне или сверху. Молочный вкус в горле все еще ощущался, но ладно, пусть. Да, и скоро у него на теле выступит пот, принося облегчение, самоочищение. Может быть, тогда съесть чего-нибудь? Он ведь с утра ничего не ел. И тогда, возможно, у него даже приятно заноют челюсти, он заранее радовался наступлению этой ломоты, но может быть он тогда просто заснет. У женщины из видеоролика про массаж была красивая грудь. Да, об этом как раз можно сейчас подумать. Шведская шлюшка с классными сиськами. Давай, давай, нажимай на ступни, и там, и сям, не останавливайся. Боже, ему захотелось пить как никогда в жизни. «Жажда — вещь сама по себе довольно фантастическая», — подумал он и закрыл глаза.