Никон (сборник) - Владислав Бахревский

Кудеяр расстегнул на монахе шубу. Из-под рясы, с груди, достал кожаный мешочек с грамотой патриарха к игумену Паисию. Прочитал, усмехнулся:

– Итак, гречанин Нифон Саккас, будем знакомы.

Вошедшему в избу хозяину приказал:

– Монаха доставишь с осторожностью на стан. Мне свежую лошадь. Живо!

Глава 2

Ночь, юная, синяя, не успевшая потемнеть, на человеческие тайные происки глядя, размахнула крыльями над лесами и замерла. Высоко, неподвижно стояли белые дымы над избами. Звезды были чистенькие, как овечки.

Сквозь тишину тяжелый скок уставшей лошади. Миг молчанья. И звоны била.

Сбегались люди к дому Кудеяра с факелами.

Примчался Кудеяр неведомо откуда. Одежд не сбросил, не сошел с коня.

– Все собрались? – спросил.

– Все, – ответили в испуге.

– Едали нынче мясо?

– Ели.

– Сытно было?

– Сытно.

– Вы ели мясо братьев ваших!

Смутились все: уж не умом ли тронулся атаман? Аксен Лохматый, помявшись, молвил:

– Опомнись, Кудеяр! Говядина была во щах. И трех баранов съели. Хоть ныне пост, но батюшка Михаил разрешил оскоромиться. Морозы велики.

– Вы ели мясо братьев ваших! – крикнул Кудеяр и бросил било под ноги толпе.

– Эй, Кудеяр, не заносись! – на крик ответил криком Холоп. – Ты укоряешь нас за то, что мы в Покровском взяли скот, а не у черта на куличках, у Белгородской черты. Мы сунулись туда, да нам по носу дали. Еле ноги унесли.

– Крестьяне – наша живая вода. Мы припадем к ней и, как бы ни были изранены, воспрянем!.. Нет тебе прощенья, Холоп. Или я неправ? – спросил Кудеяр разбойников.

– Ты прав.

– Те, кто был с Холопом, будут наказаны. Наказанье вы назначите сами себе. А покуда сгоняйте скот – и в Покровское! За съеденное заплатите деньгами. И ты, Холоп, сбирайся. Казнь тебе назначат покровские мужики. Аксен, возьми его под стражу. Выступаем завтра утром, затемно.

Кудеяр спрыгнул с измученной лошади и, тяжело поднимаясь по ступеням, вошел в свои хоромы.

Бесшумно зашли за ним следом люди, затопили печь, поставили на стол еду.

Кудеяр распахнул шубу, сел к огню. Он смотрел на огонь, и напряжение, державшее его в тисках весь день, растаяло. Шевельнул плечами – шуба сползла на пол.

В избу вошел Вася Дубовая Голова.

– Поешь, Кудеяр! – сказал он, зажигая свечу. – С дороги, чай.

Кудеяр встал, подошел к ведру с водой.

– Полей.

Умылся. Сел за стол.

– Слушай, – сказал он Васе, – а ведь мы с тобой ослушники.

– Это как же?

– А так! Забыл, зачем тебя матушка к Кудеяру посылала?

– А ты, гляди-ка, помнишь?

– Помню, Вася. Атаман обо всем должен помнить.

– Ну и придумал чего-нибудь?

Кудеяр собирался было ответить, но тут пришел Микита Шуйский.

– Атаман, привезли монаха. Спит беспробудно. Мы его пощупали. И в кушаке грамотку нашли…

Кудеяр взял грамотку, поднес к свече.

– Ого! Мой грек с двойным дном, оказывается! Я голову ломал, как быть, а тут вот оно! Никон тайно спрашивает, сколько денег у монастыря, – потряс грамоткой. – Монаха поместите в дом к отцу Михаилу. У Михаила и книг много, и брага хороша. Пусть себе читают и пьют на здоровье. А теперь скажите-ка мне, что совет решил?

– Да ничего не решили. Кто знает, как на Дону дело пойдет, а стан у нас загляденье. Жизнь свободная…

Помрачнел Кудеяр.

– У нас-то жизнь свободная, а о других не подумали?

– Кудеяр, Россия-то вон какая, разве ее всколыхнешь?

– Ладно, – сказал Кудеяр, – большие дела разом не решаются. Уму-разуму жизнь учит… Варвара не уехала со стана?

– Нет, тебя ждет. Разговор у нее к тебе.

– Зови!

– А я уж здесь, – сказала Варвара с порога.

– Здравствуй, атаманша! Пришла пора нашему разговору. Садись, думать будем, как Паисия взять за жабры. А ты, Вася, в дорогу дальнюю собирайся.

– Неужто меня с собой берешь? Уж не за невестой ли?

Покровское было поднято на ноги. Людей согнали к церкви. На паперти стоял Холоп.

Кудеяр спросил толпу:

– Он грабил вас?

Толпа молчала.

– Он грабил вас? – спросил Кудеяр опять.

Толпа молчала. Холоп засмеялся.

– Вот как вас запугали, – покачал головой Кудеяр. – Молчальники вы, молчальники! Тогда за вас я сам скажу! Да, он отнял у вас и ваших детей скот. Скоро пригонят стадо назад, и вы получите ваше… Если этот человек, – Кудеяр указал на Холопа, – мог ограбить крестьян, братьев наших, он и отца с матерью не пощадит. Назначьте же наказанье ему!

Молчала толпа. И опять засмеялся Холоп.

Кудеяр опечалился и сказал ему:

– Полюбуйся, Холоп! Они молчат, потому что нет у них веры нам. И откуда ей быть, коли ты разорил их, как беспощадный татарин? Когда Кудеяр в лесу – в деревнях спокойствие. Когда Кудеяр в лесу – бояре да дворяне ходят шелковые, на поклон поклоном отвечают… Не хотите судить? Может быть, прощаете свои обиды?

Молчала толпа.

– Не хотите судить и не хотите миловать? – Кудеяр повернулся к разбойникам. – Может ли среди нас жить тот, кому все равно, кто плачет и чья кровь льется?

– Нет! – сказали разбойники.

– Вот тебе, Холоп, весь наш суд и весь сказ: уходи на все четыре стороны.

В третий раз хотел было засмеяться Холоп, не получилось: крякнул да всхлипнул – вот и весь смех.

Сошел с паперти, пошел. Толпа отшатнулась, дала дорогу.

– Простите нас! – Кудеяр поклонился крестьянам в ноги, и разбойники опустились на колени возле атамана своего.

– Вставайте! Вставайте! – зашумели пришедшие в себя покровцы.

Кто-то весело крикнул:

– Слышите?

На краю села блеяли овцы, мычали коровы.

– Прощаем! Прощаем! – закричали крестьяне. – Овечки наши вернулись! Буренушки!

Глава 3

Анюте приснилось: бьет конь копытом в крыльцо. Проснулась в испуге: к чему сон?

Придумать ничего не успела, поднялся сеятель Петр с женой, девочки и мальчики их малые. Пошли в амбар перебирать семена.

Снег уже стаял. В небе набухают мягкие теплые тучи. Ветер порывистый, порывы долгие. Дохнёт, лицо рукой тронешь – влажное… Весна. Весь день Анюта ждала объяснения сну. Не дождалась.

А ночью постучали в дверь.

Вскочила! Не спрашивая кто, отодвинула задвижку, распахнула дверь.

Стоял перед нею высокий человек. Из-под шапки чуб, глаза черные, бородка кучерявая.

– Кто ты?

– Путник, – ответил Кудеяр, а у самого сердце защемило, хоть плачь. Стоит перед ним девушка. По глазам видно – ждала. Его ждала, всю жизнь. И дождалась. Наваждение – и только! Стоит, обмерла: ни в дом не зовет, ни гонит. И ему вся жизнь игрой показалась. Так бы вот встал на колени, уткнулся лицом в подол, как дитя малое, и пропади все пропадом.

Спросил:

– Зовут как?