Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

Наполеон больше всего был удручён и рассержен «могильной сыростью» лонгвудских «апартаментов»: он «приказал бросать в камин тонны дров. Увы, дрова-то сырые! Изгнать сырость не удаётся, — даже в его спальне обнаруживаются гнилые доски»[1931]. Такое обиталище (Наполеон сразу назвал его «сырым погребом») В. Слоон счёл «пригодным разве лишь для пленного зулусского вождя»[1932].

Столь пагубный выбор места для «резиденции» императора объяснялся не только мстительной жестокостью английских властей, но (может быть, в первую очередь) ещё и тем, что «всё плато, на котором находился Лонгвуд, было полностью окружено склонами гор и поэтому за ним можно было легко наблюдать»[1933]. Не зря Вальтер Скотт с удовлетворением подчеркнул: «…пожалуй, нет другого места на Земном шаре, которое гарантировало бы Европе почти полную безопасность» от «такого страшного человека, как Бонапарт»[1934]. Чтобы гарантировать полную безопасность Европы от Наполеона, на роль главного инквизитора в Лонгвуд требовался особо одарённый для такой роли и надёжный индивид. Таковой у правительства Англии нашёлся: то был генерал-лейтенант сэр Хадсон Лоу — кавалер орденов Бани (Англия), Святого Георгия (Россия) и Воинской доблести (Пруссия).

Лоу был ровесником Наполеона (родился в Ирландии 28 июля 1769 г., на 18 дней раньше императора — под тем же знаком зодиака: Лев!). В 1793–1795 гг. он служил на Корсике в гарнизоне английских оккупантов. «Там он услышал о Бонапарте и даже видел мадам Летицию и её дочерей; их дом был реквизирован в пользу британских офицеров»[1935]. В 1806 г. Лоу командовал английским гарнизоном на острове Капри. В составе гарнизона кроме англичан был и «королевский полк корсиканцев». Осаждённый французами Лоу капитулировал — во главе гарнизона, «со всеми фортами, артиллерией, амуницией, складами»[1936]. Среди французов, которые принимали капитуляцию Лоу, был тогда Франчески Киприани — будущий дворецкий Наполеона в Лонгвуде, умерший скоропостижно и необъяснимо.

Затем, в 1813–1814 гг., Лоу в чине полковника служил при штабе прусского фельдмаршала Г.Л. Блюхера, а в 1815 г., уже как генерал-майор, при штабе герцога А.У. Веллингтона. В битве при Ватерлоо он не участвовал, поскольку за считаные дни до неё был откомандирован к британским войскам в Геную, но вскоре после Ватерлоо, в дни торжеств по случаю победы над Наполеоном, получил звание генерал-лейтенанта, орден Бани (с 1399 г. и доныне один из высших английских орденов), титул сэра и назначение губернатором на Святую Елену[1937]. 16 апреля 1816 г. Хадсон Лоу высадился на острове и приступил к исполнению своих обязанностей — стеречь в «сыром погребе» на «кромешном острове» «врага человечества» с гарантией исключить любые шансы на его побег.

Губернаторство Лоу в «логове сатаны» было главным делом его жизни — делом, которое зловеще «прославило» губернатора на весь мир так, что эта «слава» живёт до сих пор. Сэр Лоу признан «самым знаменитым тюремщиком в истории»[1938], «всемогущим пигмеем», который терзал «безоружного гиганта»[1939], но чисто по-человечески — ничтожеством (даже Веллингтон считал его «кретином»[1940]), заурядным «солдафоном, который помешался от свалившейся на него ответственности»[1941]. «Лоу в самом деле, — с уверенностью диагностировал его Д.С. Мережковский, — душевно заболевает от вечного страха, что Наполеон убежит; знает, что может убежать, а отчего не бежит — не знает»[1942].

Прежде всего, Лоу тщательно проверил, отлажен ли до совершенства механизм систем охраны острова, надзора за ссыльными и слежки за всем, кто только и что могло бы повредить охране, надзору и слежке. Весь этот караульно-сыскной режим с момента доставки Наполеона и его спутников на остров, т.е. с 15 октября 1815 г., и до прибытия Лоу возглавлял адмирал, будущий первый лорд Адмиралтейства сэр Джордж Кокбэрн — тот самый, кто депортировал Наполеона на Святую Елену. Лоу с «тиранической пунктуальностью» (по выражению Ж. Мартино) углядел и ликвидировал нежелательные послабления в режиме и придал ему инквизиторскую законченность, превратив «весь остров в застенок»[1943].

Почти три тысячи солдат были расставлены вдоль шестикилометровой каменной стены, которая окружала Лонгвуд и примыкающую к нему часть плато, так, чтобы они видели друг друга. По ту сторону стены Наполеон мог гулять только в сопровождении английского офицера, причём вторая, внешняя, цепь дозорных с каждого из холмов вокруг Лонгвуда оповещала внутренние посты сигнальными флажками обо всех перемещениях «пленника Европы». Меньшие цепи часовых и пикеты бдили по всему острову, на всех спусках к океану, вплоть до тропинок, настолько крутых, что «император, при тучности своей, не мог бы спуститься по ним, не сломав себе шею»[1944]. С началом сумерек лонгвудские часовые сближались и окружали дом так, чтобы никто не мог ни войти в него, ни выйти. Дежурный офицер по два раза каждые сутки лично удостоверялся, что пленник на месте. Не удивительно, что Наполеон, когда его соузники жаловались на обилие и агрессию лонгвудских крыс, отмахивался от их жалоб: «Меня больше раздражают часовые»[1945].

Каждая площадка, каждый удобный выступ на плато и все подходы к острову были уставлены пушками, способными отразить любую атаку со стороны океана. Тем не менее два военных корабля беспрестанно ходили вокруг острова на всякий случай. Б. О'Мира имел все основания утверждать, что «чрезвычайные меры предосторожности, дабы воспрепятствовать побегу Наполеона, были приняты; оставалось разве лишь запрятать императора в тюрьму и посадить его там на цепь»[1946]. Но Хадсону Лоу казалось, что «предосторожностей» ещё мало, и всё время, пока был жив Наполеон, он изыскивал новые. Российский комиссар на острове граф А.А. де Бальмен аккуратно оповещал Петербург о действиях Лоу. Вот два примера. 18 февраля 1818 г.: «Он без устали трудится над укреплениями Святой Елены, ставит в разные места новые телеграфы и батареи, удвоил караулы в Лонгвуде».