Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

Незадолго до ухода из жизни признался: «Я узнал о трагедии моего народа, может быть, столько, сколько не знает никто».

Еще он без конца встречался с журналистами, чуть ли не ежедневно давал интервью. В изданном уже после его смерти сборнике, умело и бережно составленном Анатолием Яковлевым (сыном), таких интервью только за период с 1992 по 2005 год — ровно сто. Это, разумеется, лишь отобранные, то есть, по мнению составителя, имевшие наибольшую ценность. Всего же их было гораздо больше.

Когда читаешь эти интервью, перед тобой предстает человек, которому страстно хочется выговориться, достучаться до умов и сердец, остаться понятым. Не факт, что это у него получилось.

В последних книгах много горьких страниц — Яковлев видит, что окружающий мир совсем не такой, о котором он мечтал и ради которого работал. Он дотошно копается в своем прошлом, пытаясь понять, где ошибся, отчего все пошло не так… С тревогой всматривается в день завтрашний: многие опасные тенденции, о которых он предупреждал, начинают набирать силу, грозят большой бедой. Последней автобиографической книге предпослал грустное название — «Сумерки».

Где-то в воспоминаниях людей, его знавших, проскочило: к концу жизни Александр Николаевич стал буддистом.

Нет, не стал. Но по всему видно: опору в новой действительности искал. И, кажется, не нашел.

Ушел осенью, 18 октября 2005 года. Как раз в ту пору, когда надвигались долгие зимние сумерки.

Глава 9. «Агент влияния». Явки и пароли

9 октября 1992 года. Москва. Заседание Конституционного суда «по делу КПСС». Яковлев приглашен в качестве свидетеля. Но допрашивают его с пристрастием, как недавнего члена Политбюро, одного из главных руководителей партии и ее явного «могильщика».

Известный правовед, доктор юридических наук Михаил Рудинский предваряет свой вопрос свидетелю пространной преамбулой, суть которой сводится к тому, что в истории человечества, наверное, еще не было случая, когда идеологический лидер такой гигантской партии, как КПСС, вдруг заявлял, что не исповедует ее убеждения. Звучит хлестко. Но это явное передергивание всего, что Яковлев прежде говорил в суде, а говорил он — и довольно подробно — о том, как трудно шел к прозрению, как мучительно менялось его отношение к коммунистической партии, отчего он в конце концов порвал с ней.

Но эксперт безжалостен. Похоже, его интересует не истина, профессор ищет скандала.

Рудинский обращается к Яковлеву:

— Я хочу вас спросить: вы — агент ЦРУ?

— Спасибо за вопрос, — парирует Яковлев. — Мои хозяева в ЦРУ сообщили мне, что вы агент израильской разведки, но я этому не верю.

Поднаторевший в судах Рудинский за словом в карман не лезет:

— Видите ли, если бы я сказал, что всю жизнь был членом коммунистической партии и перешел на позиции сионизма, тогда, конечно, вы могли бы мне задать такой вопрос.

Но и Яковлев тоже не лыком шит:

— А я бы на вашем месте таких вопросов не задавал.

Увы, Александр Николаевич теперь обречен на то, чтобы ему такие вопросы задавали отныне всю оставшуюся жизнь.

В рабочем кабинете. [Из архива Л. Шерстенникова]

Он уже не первый месяц живет с этим клеймом — агент ЦРУ. А потому вопрос юриста на заседании КС не застает его врасплох. Наверное, он даже заранее был готов к такому повороту, и пассаж про израильскую разведку — это его «домашняя заготовка».

Романтический период перестройки давно закончился, а с ним ушли в прошлое надежды на реформирование партии, демократизацию системы, аккуратное введение в экономику рыночных отношений. После августа 1991 года все стремительно рассыпалось, превратилось в прах. Развалился Союз. Запретили коммунистическую партию. Прекратила свое существование прежняя политическая система. Началась буйная приватизация экономики.

Все больше становилось людей, разочарованных происходящим. Враз обедневшие, потерявшие работу и все прежние социальные гарантии, они с ужасом наблюдали за происходившим переходом к рынку. За тем, как группа энергичных и лишенных малейших признаков морали граждан разворовывала страну, прибирала к рукам все подряд — природные ресурсы, заводы и фабрики, а также то, что зовется инфраструктурой.

Недовольство выплескивалось наружу, принимало различные формы протеста. Кто виноват в том, что произошло? Отчего задуманная и принятая народом перестройка обернулась для многих настоящей катастрофой?

Наверное, в те дни больше всех доставалось Яковлеву. На митингах его портреты несли на фоне мишеней и в обрамлении оскорбительных надписей. Запущенные умелыми людьми слухи о причастности Яковлева к работе на западные спецслужбы множились с помощью отпечатанных типографским способом листовок. «И не Яковлев он вовсе, а Якобсон», — утверждали заголовки «патриотических» СМИ.

А поскольку у нас всегда свято верили в то, что во всех отечественных бедах виноваты американцы, «вашингтонский обком» и ЦРУ, то зерна, безусловно, упали на благодатную почву.

И юрист Рудинский, задавая в Конституционном суде свой вопрос («вы — агент ЦРУ?») не рисковал ровным счетом ничем. И ничем не рисковали те, кто прямо угрожал Яковлеву по телефону, кто по ночам приносил к дверям его квартиры похоронные венки, кто обрушивал на его голову проклятья, кто сжег во дворе его престижного «цековского» дома автомобиль дочери, кто… Было такое ощущение, что какие-то очень могущественные силы дали команду «фас», команду на то, чтобы открыть по Яковлеву огонь из всех орудий, сделать именно его козлом отпущения за все, что случилось с партией, с государством, с обществом.

Одним из самых прилипчивых, самых тяжелых обвинений было обвинение в работе на иностранные спецслужбы.

Но был ли Яковлев американским шпионом или агентом влияния?

И если да, то действительно ли завербовали его в период стажировки в Колумбийском университете?

Что там говорить, конечно, для многих это самая интригующая страница в биографии Александра Николаевича.

Я знаю даже вполне искушенных в российских реалиях людей, грамотных, читающих книги, претендующих на то, чтобы считаться элитой, которые на поставленные выше вопросы всегда и без раздумий ответят утвердительно. Мотивы, по которым они это сделают, у всех разные. Одни полагают, что генералы КГБ Крючков, Бобков, Дроздов — а они в разное время и в разных жанрах называли Яковлева «агентом» — это надежные источники. Другие исходят из того, что только по указаниям «вашингтонского обкома» или Лэнгли Яковлев был способен нанести тот вред советскому строю, который нанес.

Владимир Александрович Крючков. [Из открытых источников]

До самой кончины Александр Николаевич был вынужден ходить с этим клеймом. Редкий интервьюер не задавал ему соответствующего вопроса. Яковлев терпеливо, не повышая голоса (один