Владимир Ленин. Выбор пути: Биография. - Владлен Логинов

КАКОГО ЦВЕТА ГЛАЗА У ЛЕНИНА? (ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)

В физиономистику давно уже никто не верит. Не зря, видимо, говорят, что наиболее благообразной внешностью обладают карточные шулеры… И все-таки каждый раз, знакомясь с человеком, всматриваешься в его лицо. Первое впечатление может оказаться и очень точным, и очень обманчивым. За заурядной внешностью можно не заметить гения, и наоборот, за внешностью гения — заурядной посредственности.

Впервые встретив Ленина, Горький записал: «Я ожидал, что Ленин не таков. Мне чего-то не хватало в нем. Картавит и руки сунул куда-то под мышки, стоит фертом. И вообще, весь — как-то слишком прост, не чувствуется в нем ничего от «вождя»1.

Первое впечатление от внешности Ленина действительно было таково. «Его невысокая фигура в обычном картузике, — пишет Г. М. Кржижановский, — легко могла затеряться, не бросаясь в глаза, в любом фабричном квартале. Приятное смуглое лицо с несколько восточным оттенком — вот почти все, что можно сказать о его внешнем облике. С такой же легкостью, приодевшись в какой-нибудь армячок, Владимир Ильич мог затеряться в любой толпе волжских крестьян, — было в его облике именно нечто как бы идущее непосредственно от этих народных низов, как бы родное им по крови»2.

Любопытно, что спустя много лет Борис Пастернак, совсем по другому поводу, высказал мысль, довольно близкую к словам Кржижановского: «Гений — не что иное, как редчайший и крупнейший представитель породы обыкновенных, рядовых людей времени, ее бессмертное выражение. Гений ближе к этому обыкновенному человеку, сродни ему, чем к разновидностям людей необыкновенных… Гений — это количественный полюс качественно однородного человечества. Дистанция между гением и обыкновенным человеком воображаема, вернее, ее нет. Но в эту воображаемую и несуществующую дистанцию набивается много «интересных» людей, выдумавших длинные волосы… и бархатные куртки. Они-то (если допустить, что они исторически существуют) и есть явление посредственности. Если гений кому и противостоит, то не толпе, а этой среде…»3

Вот, казалось бы, и найден тот угол зрения, который даст возможность подойти к анализу этой сложной исторической личности. Но стоит лишь напомнить, что старый большевик академик Кржижановский был не только горячим сторонником Ленина, но и близким его другом, как станет очевидной шаткость самой исходной позиции.

Потому что человек, не принимающий революцию, а стало быть, и Ленина, увидит и саму внешность его совсем другими глазами. Таким человеком был, например, писатель Александр Иванович Куприн. 26 декабря 1918 года он вместе с журналистом О. Л. Леонидовым побывал на приеме у Ленина, а в феврале 1921 года, будучи уже в эмиграции, опубликовал в Париже свой очерк «Моментальная фотография»…

Ленин, пишет он, «маленького роста, широкоплеч и сухощав. Ни отталкивающего, ни воинственного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина. Есть скуластость и разрез глаз вверх… Купол черепа обширен и высок, но далеко не так преувеличенно, как это выходит в фотографических ракурсах… Остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно, огненно, краснорыж. Руки у него большие и очень неприятные…

На глаза его я засмотрелся… от природы они узки; кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это вместе с быстрыми взглядами исподлобья придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости. Но не эта особенность меня поразила в них, а цвет их райков (глазной радужницы. — В. Л.)…

Прошлым летом в Парижском зоологическом саду, увидев золото-красные глаза обезьяны-лемура, я сказал себе удовлетворенно: вот, наконец-то я нашел цвет ленинских глаз! Разница, оказывается, только в том, что у лемура зрачки большие, беспокойные, а у Ленина они точно проколы, сделанные тоненькой иголкой, а из них точно выскакивают синие искры»4.

Дело, конечно, не в том, что не был Ленин в молодости «огненно, краснорыж», а в том, что стал он для Куприна фигурой знаковой, олицетворением ненавистной для него «красной смуты» и потому-то даже ленинские глаза приобрели у писателя якобы «золото-красный» тон.

Нынешние биографы Ленина возвели подобного рода позицию в принцип и сделали его основополагающим. Д. Волкогонов так и заявил: «Говорить и писать о Ленине — это прежде всего выразить свое отношение к ленинизму»5. Поэтому, если вас все-таки интересуют ленинские глаза, а не «отношение к ленинизму», то придется пускаться в дальнейшие самостоятельные розыски.

Вернемся к воспоминаниям Кржижановского: «Стоило вглядеться в глаза Владимира Ильича, в эти необыкновенные, пронизывающие, полные внутренней силы и энергии, темно-темно-карие глаза, как вы начинали уже ощущать, что перед вами человек отнюдь не обычного типа. Большинство портретов Владимира Ильича не в состоянии передать того впечатления особой одаренности, которое быстро шло на смену первым впечатлениям от его простой внешности…»6

Свои зарисовки оставил и А. В. Луначарский: «Особенно прекрасным было его лицо, когда он был серьезен, несколько взволнован, пожалуй, чуточку рассержен. Вот тогда под его крутым лбом глаза начинали сверкать необыкновенным умом, напряженной мыслью. А что может быть прекраснее глаз, говорящих об интенсивной работе мысли! И вместе с тем все лицо его приобретало характер необыкновенной мощи»7.

С Кржижановским все ясно… Но ведь и Луначарский не сторонний наблюдатель, а самый горячий поклонник Ленина. А вот красивейшая женщина, известная в те времена писательница Ариадна Тыркова-Вильямс, гимназическая подруга Н. К. Крупской, одна из лидеров партии кадетов, которую называли «единственный мужчина в кадетском ЦК», приводит совсем иное мнение: «Злой человек, этот Ленин. И глаза у него волчьи, злые»8.

Или другой пример… Василий Водовозов, о котором мы еще не раз упомянем в последующих главах, и самарский присяжный поверенный Григорий Клеменц были знакомы с Лениным примерно в одно и то же время — в 1890–1892 годах. И вот портрет, написанный Водовозовым в эмиграции в 1925 году: «Все лицо в целом поражало каким-то смешением ума и грубости, я сказал бы, какой-то животностью. Бросался в глаза лоб — умный, но покатый. Мясистый нос. В. И. был почти совершенно лысый в 21–22 года. Что-то упорное, жестокое в этих чертах сочеталось с несомненным умом»9.

Вспомним и портрет, нарисованный Клеменцом в 1924 году: «Это был молодой человек небольшого роста, но крепкого сложения, со свежим румяным лицом, с едва пробивавшимися усами и бородкой — рыжеватого цвета — и слегка вьющимися на голове волосами, тоже рыжеватыми. На вид ему было не более 23 лет. Бросалась в глаза его большая голова с большим белым лбом. Небольшие глаза его как будто постоянно были прищурены, взгляд серьезный, вдумчивый и пристальный. На тонких губах играла несколько ироническая, сдержанная улыбка…»10