На дальних рубежах 2 (СИ) - Incognito

его так любила Кора. Кроме всего прочего, у Инолы наконец-то появился член семьи, который не крысился и не огрызался на ценные указания по этикету и гардеробу. Максимум, что позволял себе Джейс, это поморщиться или тихо поворчать себе под нос, и тогда Инола отступала. Но с Корой стычка из-за покупки одежды вообще могла превратиться в бой, поэтому Джейс казался теще просто подарком. Теперь Инола относилась к нему не как к человеку, которого необходимо терпеть, но как к сыну, со всей причитающейся теплотой и заботой. Черная Лиса приняла его в свою семью, и, учитывая то, что свою семью индианка защищала с яростью тигрицы, у Джейса появился очень мощный союзник.

Обед с Инолой занял не менее часа, в непринужденной атмосфере время пролетело незаметно. И все же Джейсу не давала покоя смутная тревога за Кору, поэтому он откланялся и пошел в отведенную им часть дома. В кабинете Коры не оказалось, а в спальне обнаружилась только молодая служанка, которую появление Джейса перепугало до чертиков.

В хороших домах вышколенная младшая прислуга не должна была попадаться на глаза хозяевам, а в этом доме рабам еще и было велено держаться от Джейсона подальше. Обычно подобных казусов избегали, передавая необходимые сообщения напрямую в наушник беспроводной гарнитуры, имеющейся у всего персонала, но сейчас, видимо, вышла какая-то накладка.

— Простите меня, господин, — пролепетала побледневшая от ужаса девушка, судорожно сжав постельное белье, которое она меняла. — Я сейчас все быстро доделаю и уйду.

— Не волнуйся, я на секунду, — заверил он как можно мягче. — Моя жена здесь?

— Нет, господин, я не посмела бы… Госпожи не было, когда я пришла, я не знаю, где она, — нервно отвечала служанка.

— Спасибо, пожалуйста, продолжай, — кивнул Джейс и ретировался в коридор. Здесь было тихо, шум более оживленных частей дома не долетал до обители покоя и отдыха, а звук шагов тонул в густом, как лесной мох, ковре. Джейс остановился, на мгновение забыв о цели своего поиска. Его боялись. Будучи мужчиной рослым и сильным он еще смолоду привык, что его могли опасаться, и научился придавать себе менее устрашающий вид. Но сейчас его боялись как одного из господ!

Давно ли прошло то время, когда домашняя прислуга бесцеремонно гоняла его, чтобы прибраться в хозяйских покоях, будто он был шелудивым псом? Сколько издевок, унижений, жесточайших шпилек выпало на долю растоптанной хозяином игрушки. А теперь его боялись те, кто когда-то стоял выше в убогой, но жестокой иерархии домашних рабов.

Бывший раб, дорвавшийся до власти, — явление жуткое и омерзительное, это Джейс знал не понаслышке. Угнетенные часто становятся еще более жестокими угнетателями, выпади им такой шанс. И то, что был дан приказ избегать с ним встреч, лишь внушило прислуге еще больше опасений в отношении Джейса. Десять лет он провел в рабстве, побывал "койотом", помогавшим беглым, а теперь этот страшный, но привычный потайной мир рабов отторгал его, вынося на другую сторону баррикад.

Вот только господином Джейс себя не чувствовал, и мир господ не спешил принимать его в свои ряды. И хоть Джейс мог понять страх, который внушал теперь своим бывшим товарищам по несчастью, ему было противно от того, что его ставили на одну доску с теми, от кого он сам настрадался. Тем более было обидно, что поводов себя бояться и ненавидеть Джейс не давал. Он не смог бы творить то, что делали с ним, потому что знал, каково это — быть под ударом. Но доказывать, что он не верблюд, оправдываться неизвестно за что и неизвестно перед кем, было глупо.

— Мастер Джейсон, — вежливо обратились к нему, выдергивая из тягостных дум. — Дон Алехандро приглашает вас в малый салон на кофе, если вы сейчас не заняты.

— Благодарю вас, Бертран, — кивнул Джейс.

Дворецкий вызывал у Джейса внутреннее напряжение. Среди домашней прислуги дворецкий всегда занимал вершину пищевой цепочки, а Бертран, к тому же, был свободным человеком, перенявшим профессию по наследству и закончившим соответствующее престижное училище. Джейс, вроде как теперь стоявший выше, не мог пока избавиться от дискомфорта при общении со старшим слугой дома. Невозмутимость и неизменная нейтральная вежливость Бертрана с одной стороны помогала придавать общению вид нормальности, а с другой — заставляла Джейса чувствовать себя фальшивкой и нервным идиотом. Впрочем, это относилось не только к Бертрану.

Джейс уже двинулся в сторону лестницы, чтобы пройти на первый этаж и присоединиться к тестю, когда вдруг остановился и спросил:

— Бертран, а вы случайно не знаете, где моя жена?

— Госпожа Кора не покидала резиденцию, сэр, но ее точное местонахождения не известно никому из прислуги.

— Да, прятаться она умеет, — проворчал себе под нос Джейс.

— Вы что-то сказали, сэр? Простите, я не расслышал.

— Нет, нет, ничего, — поспешно отбрыкнулся Джейс. — Если увидите её, передайте, пожалуйста, что я искал её.

— Непременно, сэр.

Свернув на этой ноте все общение с обслуживающим персоналом, Джейс отправился выяснять, что вдруг понадобилось Дону Алехандро от его скромной персоны. С тестем Джейс не конфликтовал и не выяснял отношения, но внутреннюю напряженность все же ощущал. Очень-очень глубоко в душе Джейс инстинктивно побаивался Дона Алехандро и как бывшего строгого хозяина, и как отца Коры, и как патриарха в принципе. Как-то так сложилось по жизни, что от людей, оказывавшихся в этой позиции в жизни Джейса, ничего хорошего ждать не приходилось. Джейс на все сто процентов понимал, что это его личная проблема, и старался изживать эту опаску и недоверчивость.

Дружелюбное и по-настоящему семейное отношение к нему со стороны обоих новообретенных родственников облегчало Джейсу жизнь. Дон Алехандро оказался очень приятным и интересным человеком, а с зятем он общался исключительно как с равным. Он с удовольствием расспрашивал Джейса о старательстве и о жизни на ферме, сам делился воспоминаниями о покорении неизведанных просторов. Такие разговоры явно позволяли бывалому космическому исследователю вспомнить молодость.

Сначала Джейсу трудно было поверить, что родители Коры, успевшие побывать в роли его хозяев, искренне приняли его. Однако где-то в глубине его измученной и уставшей души теплилась вера в лучшее, а еще глубже залегала неудовлетворенная с детства потребность в правильных родительских фигурах. Стоило признать самому себе, он тянулся к родителям Коры не просто потому, что этого требовали обстоятельства. Это