МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Дмитрий Биленкин

— Надо полагать, — говорил Удивительный Мужчина, — вы всё еще надеетесь на помощь вашего приятеля Андрея Т. Напрасно. Полночь близится, близится время Крайних Воздействий, близится ужасное для вас испытание, юноша, а тем временем! — Удивительный Мужчина возвысил голос — А тем временем ваш так называемый друг мирно сидит себе в окружении любимых своих марок, смакует свое любимое фруктовое мороженое и о вас даже думать забыл!

— Врешь! — взревел Андрей Т. и выскочил на железные перила. — Врешь! — вскричал он и одним прыжком приземлился на самой середине железной кастрюли рядом с Генкой. — Выходите! Выходите все! На меня! На одного!

Вперед, вперед! И не сдаваться!.. —

хрипло запел вдруг оживший Спиридон.

На Андрея, расставив чудовищные лапы, шел Хмырь-с-Челюстью. За ним, отставая на шаг, выдвигались, ухмыляясь и переглядываясь, Недобитый Фашист и Красноглазый Юноша. Андрей Т. мрачно усмехнулся и сделал глубокий выпад…

Прекрасное новогоднее солнце било сквозь морозное окно.

— Пришел твой, — сказал дедушка.

— Который час? — хриплым со сна голосом спросил Андрей Т.

— Начало одиннадцатого, — сказал дедушка и удалился.

Приблизился Генка-Абрикос, совершенно красный с мороза, со снежинками в попсовых волосах и без автодрома. Он уселся на табурет и стал смотреть на Андрея жалкими, виноватыми глазами. Многословные и несвязные объяснения его сводились к тому, что вырваться от Кузи оказалось невозможно, а потом Славка принес новые диски, а потом Кузин папан приготовил шербет, а потом забарахлил магнитофон, а потом пришла Милка… Ну, разумеется — Милка! Так бы и сказал с самого начала…

— Знаешь, Абрикос, — сказал Андрей Т., прерывая на самой середине все эти малодостоверные объяснения, — хочу тебе подарок сделать. Новогодний. Бери мою коллекцию марок.

— Ну?! — воскликнул восхищенный и виноватый Генка.

В передней послышались шаги и голоса. Это вернулись родители, сбежавшие из Грибановской караулки, потому что не в силах оказались выдержать видения любимого Андрюшеньки, распростертого на ложе фолликулярной ангины.

Генка-Абрикос бубнил что-то благодарное и виноватое, а Андрей Т. лежал на спине, обеими руками держа Спиху, Спи-ридона, Спидлеца этакого, глядел на его страшную сквозную рану — круглую дыру с оплавленными краями — и слушал.

Будет полдень, суматохою пропахший,Звон трамваев и людской водоворот,Но прислушайся — услышишь,как Веселый БарабанщикС барабаном вдоль по улице идет… —

негромко пел Спиридон, и эта песенка, как всегда, была уместной, и от нее тихонечко и сладко щемило сердце.

Имя Георгия Шаха уже известно любителям фантастики, пристально и заинтересованно следящим за всеми новинками любимого жанра. Его новая фантастическая повесть «О, марсиане!» сделана по классическим канонам гротеска. Она написана остро, с непринужденным юмором. Действие повести протекает в маленьком провинциальном городке, в короткие дни отдыха, когда не выходит местная газета и уже ушел, сделав короткую остановку, курьерский поезд, то есть создается самая подходящая атмосфера для демонстрации «чудес».

И чудеса в Заборьевске действительно происходят, волнуя местную общественность, беспокоя милицию, травмируя обывательски настроенное меньшинство, повергая в воинственный раж: единичных субъектов вроде директора Дубилова. Марсианским вторжением в наше время никого, разумеется, не удивишь. И не случайно Г.Шах подает своего марсианина сдержанно, лаконично, как бы на зыбкой грани правды и вымысла. Чудесное в повести, по рецептам великих предшественников от Гоголя до Уэллса, возникает из обыденного. Оно, собственно, и призвано лишь для того, чтобы необычным — звездным, а то и потусторонним (как у Булгакова) — светом озарить заурядный замкнутый мирок, по-новому взглянуть на привычное, осмеять достойное насмешки и теплой улыбкой встретить вечные проявления человечности.

В недавнем интервью нью-йоркскому журналу «Сайенс дайджест» крупнейший фантаст современности Артур Кларк так ответил на вопрос, посещали ли, по его мнению, инопланетяне Землю: «Это не невозможно. Но должен сказать, что мне осточертели все нынешние нелепые или просто лживые книжонки о летающей посуде. С тем же отвращением я отношусь к псевдодокументальным книгам о допотопных космонавтах, мыслящих овощах и бермудских треугольниках. Меня интересует наука и научная фантастика, а не шарлатанство».

Великая эра космических полетов породила, к сожалению, и свою мифологию. Шарлатанскую, если следовать точному, на мой взгляд, определению Кларка. Одно из главных достоинств повести Г.Шаха в том, что она показывает специфическую среду, порождающую подобные мифы и технологию их распространения. Уверен, что читатель с интересом воспримет увлекательное, пропагандистски заостренное произведение советского фантаста.

Еремей Парнов

Георгий Шах

О, МАРСИАНЕ!

(Фантастическая повесть)

ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ МАРСИАН

У Никодима Лутохина собралась компания — сослуживцы и приятели из местных интеллектуалов, если не считать слесаря из домоуправления, позванного за услуги по благоустройству квартиры. Гости отужинали и потягивали коньяк, пребывая в ленивом и возвышенном состоянии, когда склоняет порассуждать о загадках мироздания. Благодаря тонкому расчету хозяйки любители поговорить и добровольцы-слушатели соотносились между собой, как говорят англичане, фифти-фифти. В обществе царила гармония.

— Главная проблема контакта — это, если хотите, совместимость, — авторитетно говорил Звонский, которого считали поэтом районного значения. — Мы вот, человеки, на одной матушке-Земле совместиться не можем, а тут инопланетные цивилизации, возможно даже, иная биологическая форма жизни — попробуй найди общий язык.

— Объясниться можно с помощью математики, — вставил молодой Будушкин, давно искавший минуты проявить себя. — Цифры, они у всех одинаковы, а математические действия — умножение или там деление — тем более. Я читал у Айзека Азимова…

— А если у них двоичная система? — отрезал Звонский. — Да я об языке в прямом смысле. Кое-как объясниться, хоть на алгебраических символах, хоть на химических элементах, хоть, простите, на пальцах, — это еще куда ни шло, это, я думаю, вполне доступно. А вот понять друг друга, суметь сострадать друг другу можно ли?