Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Чарльз Диккенс

— Ну вот! — сказал Джон, присаживаясь в пятидесятый раз и немедленно вскакивая, чтобы сделать еще добавление к завтраку. — С этим мы как-нибудь обойдемся до обеда. А теперь рассказывайте, Том. Во-первых, как поживает Пексниф?

— Не знаю, как он поживает, — нахмурившись, ответил Том.

Джон Уэстлок поставил чайник и в изумлении воззрился на Тома.

— Не знаю, как он поживает, — сказал Томас Пинч, — и не интересуюсь этим, хоть и не желаю ему зла. Я ушел от него, Джон. Совсем ушел.

— Сами, по доброй воле?!

— Ну нет, он меня прогнал. Но я еще до этого понял, что ошибался в нем и не мог бы оставаться у него ни при каких обстоятельствах. К моему прискорбию, Джон, вы верно о нем судили. Может быть, это смешная слабость, Джон, но, поверьте, мне было очень тяжело и горько узнать это.

Тому не было нужды так умоляюще глядеть на своего друга, безмолвно и кротко прося его не смеяться над этими словами. Джон Уэстлок был так же далек от этой мысли, как и от того, чтобы свалить его на пол ударом кулака.

— Все это была моя мечта, — сказал Том, — но с нею теперь кончено. Когда-нибудь в другой раз я вам расскажу, что случилось. Примиритесь с моей причудой, Джон, сейчас мне не хочется ни думать, ни говорить об этом.

— Клянусь вам, Том, — очень серьезно отвечал его друг, помолчав несколько времени, — теперь, когда я понял, как много это для вас значит, я и сам не знаю, радоваться или печалиться, что вы, наконец, сделали такое открытие. Я упрекаю себя за то, что когда-то шутил над вами.

— Дорогой друг, — сказал Том, протягивая руку, — очень великодушно и благородно с вашей стороны так отнестись ко мне и к моему открытию. Мне совестно думать, что я колебался хоть минуту, идя сюда. Вы не знаете, какая тяжесть снята с моей души, — продолжал Том жизнерадостно, снова берясь за нож и вилку. — Сейчас я нанесу порядочный урон кабаньей голове.

Хозяин, которому эти слова напомнили о его обязанностях, немедленно принялся накладывать на тарелку приятеля всякого рода яства, несовместимые друг с другом, так что Том позавтракал весьма основательно и почувствовал себя значительно лучше.

— Ну, вот и хорошо, — сказал Джон, с неописуемым удовольствием следивший за каждым движением Тома. — А теперь насчет ваших планов. Вы, конечно, остановитесь у меня. Где ваш сундук?

— В гостинице, — сказал Том. — Я и не думал…

— Неважно, о чем вы не думали, — прервал его Джон Уэстлок. — Поговорим лучше о — том, что вы хотели делать. Вы хотели, приехав сюда, посоветоваться со мной — не так ли, Том?

— Разумеется.

— И послушаться моего совета, если я его дам?

— Да, — сказал Том с улыбкой, — если ваш совет будет хорош, в чем я не сомневаюсь, раз он ваш.

— Отлично. Тогда прежде всего не будьте упрямым старым чудаком, не то я закрою лавочку и не отпущу вам столь ценный товар. Вы у меня в гостях, Том. Жаль, что здесь нет для вас органа.

— Не сомневаюсь, что нижние и верхние жильцы тоже об этом жалеют, — ответил Том.

— Позвольте. Во-первых, вы захотите нынче же утром повидаться с вашей сестрой, — продолжал его друг, — и, разумеется, пойдете к ней один. Я немного провожу вас, потом мне нужно будет зайти по одному делу, а днем мы встретимся. Положите вот это в карман. Это всего только ключ от двери. Если вы вернетесь домой первым, он вам понадобится.

— Право, — сказал Том, — вселиться к приятелю таким образом…

— Да ведь у меня два ключа, — прервал его Джон Уэстлок. — Не могу же я отпирать дверь двумя ключами сразу, не правда ли? Какой вы, право, смешной, Том! Не хотите ли вы заказать чего-нибудь к обеду?

— О боже мой, нет! — сказал Том.

— Хорошо, тогда можете предоставить все это мне. Хотите выпить рюмку вишневой наливки?

— Ни единой капли! Какая замечательная у вас квартира! — сказал Пинч. — В ней есть решительно все.

— Господь с вами, Том! Ничего особенного, кроме маленьких холостяцких ухищрений; всякие приспособления на скорую, руку, какие мог бы придумать Робинзон Крузо или Филипп Кворл, вот и все. Ну, как вы решили? Идем?

— Разумеется! — воскликнул Том. — Когда вам угодно.

Дав Тому газету, Джон вытряхнул из сапогов французские булки, натянул сапоги и переоделся. Когда он вернулся, одетый для прогулки, Том сидел, невесело задумавшись, с газетой в руках.

— Мечтаете, Том?

— Нет, — сказал мистер Пинч, — нет, не мечтаю. Я просматривал объявления, думая, что, может быть, найдется что-нибудь подходящее. Но, как я часто замечал, самое удивительное то, что там ни для кого нет ничего подходящего. Тут и всякого рода хозяева, которым нужны всякого рода слуги, и всякого рода слуги, которым нужны всякого рода хозяева, но они, по-видимому, никогда не встречаются. Тут и джентльмен, состоящий на службе и временно стесненный в средствах, ищет занять пятьсот фунтов; а в следующем объявлении другой джентльмен желает кому-нибудь одолжить именно эту сумму. Но они так и не сговорятся, Джон, поверьте! Тут и дама с небольшим капиталом, которая желает поселиться в тихом и приятном семействе, а рядом семейство, которое рекомендует себя именно этими словами, что оно «тихое и приятное» и желает поселить у себя именно такую даму. Но она никогда к ним не попадет! И точно так же никто из одиноких джентльменов, желающих снять просторную светлую спальню, с правом пользоваться гостиной, никогда не договорится с домохозяевами, живущими в сельской местности, славящейся живительным воздухом, в пяти минутах ходьбы от Лондонской биржи. И даже те буквы алфавита, которые вечно убегают от своих друзей и которых умоляют возвратиться на самом верху столбца, по-видимому никогда не возвращаются, если судить по тому, сколько раз их об этом просят. Право, кажется, — сказал Том, со вздохом откладывая газету, — будто людям доставляет такое же удовольствие жаловаться в печати, как и изливаться кому-нибудь устно; как будто им станет легче и спокойнее на душе оттого, что они заявят: «Мне нужна такая-то и такая-то вещь, но я не могу ее добиться; и думаю, что не добьюсь никогда!»

Джон Уэстлок засмеялся, и они вышли на улицу вместе. Так много лет прошло с тех пор, как Том был последний раз в Лондоне, и он так мало знал город, что теперь проявлял чрезвычайное любопытство ко всему, что видел. Он особенно хлопотал о том, чтобы среди прочих достопримечательностей ему непременно показали те улицы, где специально грабят приезжих, и был вконец разочарован тем, что в течение получаса никто не залез к нему в карман. Но после того как Джон Уэстлок изобрел ему в утешение карманника, обвинив в принадлежности к этой братии одного весьма почтенного незнакомца, Том пришел в восторг.

Друг проводил его почти до самого Кемберуэла и, уверившись, что он без ошибки найдет дом богатого заводчика, расстался с ним и пошел по своим делам. Остановившись перед большой ручкой от звонка, Том осторожно потянул за нее. Явился привратник.

— Скажите, пожалуйста, живет здесь мисс Пинч? — спросил Том.

— Мисс Пинч здесь гувернантка, — ответил, привратник.

В то же время он оглядел Тома с головы до ног, как бы говоря: «И ты тоже хорош; откуда изволил явиться?»

— Это она и есть, — сказал Том. — Совершенно верно. Она дома?

— Почем же мне знать, — отвечал привратник.

— Не будете ли вы так добры справиться? — сказал Том. Он очень робко и деликатно намекнул на такую возможность, ибо она, по-видимому, не приходила привратнику в голову.

Суть была в том, что привратник, отворив на звонок калитку, сейчас же позвонил в дом (ибо, если жить, подражая баронам, то надо делать все так, как у них полагается), и на этом его служебные обязанности закончились. Будучи нанят для того, чтобы отпирать и запирать ворота, а не для того, чтобы объясняться с посторонними, он предоставил разбираться в этом маленьком инциденте ливрейному лакею с аксельбантами, который как раз в это время крикнул с порога:

— Эй, вы, там, вам чего надо? Сюда идите, молодой человек!

— О, — сказал Том, — я и не заметил, что тут есть кто-нибудь еще. Скажите, пожалуйста, мисс Пинч дома?

— Она никуда не уходила, — возразил лакей, как бы желая этим сказать Тому: «Но если вы вообразили, что она у себя дома и что этот дом ее собственный, то лучше вам эту идею бросить».

— Я бы хотел ее видеть, если можно, — сказал Том.

Лакей, будучи молодым человеком живого характера, как раз засмотрелся на пролетавшего голубя и настолько увлекся, что не отрывал взгляда до тех пор, пока голубь не скрылся из виду. После чего он пригласил Тома войти и проводил его в гостиную.

— Фамилия? — спросил молодой человек, с томным видом останавливаясь в дверях.

Это он придумал удачно; ибо такой вопрос, не доставляя посетителю, если б он оказался вспыльчивого характера, достаточного повода закатить молодому человеку оплеуху, давал вместе с тем понять, какое мнение составил молодой человек о госте, и освобождал его от гнетущей необходимости только про себя считать гостя ничтожеством и темной личностью.