Набоб - Ирэн Фрэн

— Подожди меня здесь, — сказал он Боженьке. — Я пойду посмотрю, что там происходит.

Визаж прокрался в сад. То, что он там увидел, повергло его в шок. В центре сада была вырыта могила, на дне которой лежало завернутое в белый саван тело. Причем завернуто оно было небрежно, будто бы в впопыхах, потому что Визаж разглядел тяжелую черную косу и смуглую женскую руку, унизанную кольцами. На краю могилы стоял отец Вендель и, осеняя тело крестом, гнусавым голосом тянул заупокойную молитву. Угрюм с немногочисленной свитой стоял поодаль, опустив голову, и по его лицу трудно было определить, какие чувства его обуревают. Визаж оцепенел, он долго не мог оторвать взгляда от этой руки и этой косы. Наконец он собрался с духом и вернулся в конюшню. Слушая его рассказ, Боженька не мог поверить своим ушам.

Они молча двинулись в путь и за весь этот день не проронили ни слова. Только когда на закате они добрались до границы Страны Могола, Визаж наконец заговорил:

— Она меня обманула: она хотела получить яд, чтобы умереть. Мадек тоже умрет. Она знала это.

— С чего ты решил, что она сама себя убила? Может быть, это сделал Угрюм? — отозвался Боженька и, тяжело вздохнув, добавил: — Все равно надо ехать к Мадеку. Если ему суждено умереть, мы погибнем вместе с ним.

— Да, — кивнул Визаж. — Но мы не скажем ему, что она умерла.

Этой же ночью отец Вендель подкупил стражника и заставил его вскрыть могилу. Иезуит спустился в яму, а когда вылез из нее, на его губах играла злая ухмылка. Он велел стражнику засыпать могилу и поспешно покинул Диг, даже не попрощавшись с Угрюмом. На следующий день он прибыл в Агру. Но едва он подошел к воротам своей обители, как от стены монастыря отделилась странная тень. Все произошло мгновенно: два удара сабли — и иезуит лишился обеих кистей; один взмах кинжала — и он лишился языка. Прежде чем он потерял сознание, кто-то прошептал ему на ухо на санскрите:

— Теперь ты не сможешь творить зло.

Дальнейшие события развивались так, как и предполагала Сарасвати. У Великого Могола не было денег, чтобы платить наемникам. И этот факт невозможно было долго держать в секрете. Среди солдат начался ропот, не проходило и дня, чтобы Мадека не одолевали вопросами:

— Когда ты раздашь нам золото?

Но он не знал, что ответить. Ему самому не платили. Два раза он являлся к воротам имперской крепости, но стражники объявляли, что Могол больше не желает его видеть. Он поворачивал назад, он ждал. Прошло два месяца, а он все не мог поверить, что Могол его обманул, что Дели — просто нищий город. Однажды утром, выйдя из шатра, Мадек почувствовал, что в воздухе пахнет мятежом. Он попробовал поговорить с солдатами, но они уже не хотели его слушать и грозились уйти. Тогда Мадек открыл собственные сундуки и решил продать Хозяевам Торговли свои бриллианты. Но они предложили за них такую низкую цену, что Мадек опешил. Только теперь он понял, что его просто обвели вокруг пальца, что он как мальчишка купился на эфемерные обещания. Мадек рассвирепел. Он торговался с купцами до глубокой ночи, и угрозами и уговорами умудрился добиться почти справедливой цены. На рассвете следующего дня он раздал деньги своим солдатам. Но как только угроза мятежа миновала, возникла другая: дозорные, стоявшие у границ, сообщили, что маратхи объединились с джатами и идут на Дели. Это известие не было для него неожиданностью. Но когда в его лагере появились Визаж и Боженька, у Мадека возникло предчувствие поражения.

Почему Угрюм отпустил его друзей? Их объяснения казались Мадеку неубедительными.

— Если Угрюм не поддержал союз между джатами и маратхами, почему он тогда не здесь, с нами?! — кричал Мадек.

— Ты прекрасно знаешь, что он болен, — ответил Визаж.

— Болен, болен… Я хочу поговорить с тобой наедине.

Боженька не обиделся на Мадека за эти слова и оставил их вдвоем.

— Скажи мне правду, Визаж, — потребовал Мадек. — Это она все устроила? Это она, да? Она…

— Нет. Нет, Мадек, поверь мне. Именно Сарасвати предупредила нас о сговоре между джатами и маратхами. Благодаря ей мы оказались здесь. А Угрюм ей полностью подчиняется.

— Посмотри мне в глаза, Визаж. Не ври мне!

— Как это кривой может посмотреть тебе прямо в глаза! — усмехнулся Визаж.

— Как у нее дела? — спросил Мадек и покраснел.

— Хорошо, Мадек, вполне хорошо.

Наступило молчание. Мадек был убежден, что друзья что-то скрывают. Во всем этом было что-то странное. Но на долгие разговоры не было времени. У него сейчас слишком много забот. Надо найти новых боевых слонов, отлить пушки, научить воинов Могола воевать по-европейски. Это было тяжело, невероятно тяжело. Может быть, приезд Визажа и Боженьки следует расценивать как благосклонность Провидения, а не предвестие несчастья. Ведь ему не на кого больше рассчитывать.

За два месяца из Шандернагора не пришло ни одного письма. Шевалье теперь молчал. Ни звука о патенте капитана, ни надежды на подкрепление из Франции. Едва возникла опасность, нация оказалась призраком, не имеющим никакого отношения к реальности. Единственной реальностью для Мадека стал теперь горизонт этой долины, на которой рано или поздно должны появиться вражеские армии. И они не заставили себя долго ждать.

Утром 20 декабря они находились уже в двух лье от города. Стоя на башне, Мадек и Нагеф-хан наблюдали, как отряды моголов отступают, не выдерживая напора маратхов. Еще час, и они докатятся до самых стен Дели. Генерального сражения не получится.

Как ни странно, Мадек не спешил спускаться вниз.

— Время торопит, — сказал Нагеф-хан, встревоженный растерянностью набоба.

Но Мадек не слушал его.

— Угрюма здесь нет. Я не вижу его знамени… — пробормотал он. — Она меня не предала.

— Она? Кто она? — удивился Нагеф-хан.

— Его жена. Царица.

Нагеф-хан расхохотался:

— Она и не могла бы тебя предать, ведь она умерла еще два месяца назад!

Ни один мускул не дрогнул на лице Мадека. Но его взгляд был каким-то отрешенным. Он смотрел вдаль, но, казалось, ничего не видел.

— Набоб Мадек! — закричал Нагеф-хан. — Мы ждем, чтобы ты объяснил свой план действий!

Мадек вздрогнул.

— Ты со своим войском встанешь в центре, — проговорил он охрипшим голосом. — Да, именно так: в центре. А я на левом фланге.

…Центр и правый фланг были смяты первыми же атаками маратхов. Только левый фланг, отступивший в пшеничные поля и упершийся в берег Джамны, продолжал сопротивляться. Вечером Мадек отвел свое войско к главным воротам, тем самым, через которые когда-то с триумфом въезжал в Дели. Внезапно маратхские мушкеты замолчали. Наступила тишина. Хозяева Торговли выползли из своих укрытий на базарную площадь. По городу прошел слух, что маратхи предлагают вступить в переговоры. Еще не успело зайти солнце, когда Могол призвал Мадека к себе. Посланный за ним гонец сообщил Мадеку, что его лагерь разграблен. Забрали все: шатры, верблюдов, пушки. Теперь у Мадека оставалось только то, что он успел укрыть в городе: сундуки с золотом и камнями, Корантен, его пергаменты и семья. Все остальное было безвозвратно потеряно. Мадек явился в Диван-и-Ам, но на этот раз за всю аудиенцию не услышал от Могола ни слова. Он поднялся со своего трона, обнял Мадека за плечи и долго смотрел ему в глаза. Потом снял с себя парадный плащ и протянул его Мадеку.