Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора - Лев Кассиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько раз перечитали пионеры строки, в которых поэт говорил об искусстве:
«Истинный художник – это божественная страсть созидания, ангельское терпение в труде, дьявольское упорство в борьбе за правду и великая человеческая любовь к жизни».
«Талант – это дар удивлять правдой».
Книга шла по кругу. Каждый читал вслух то, что ему выпадало по очереди. То, что было не совсем понятно, заставляли читавшего повторить. И торжественно звучал в палатке номер четыре голос Ярослава Несметнова, когда он уже в третий раз читал:
– «И помни, сын: за бессмертие обычно платят жизнью!»
А Тараске особенно понравилось одно изречение:
«Если бы взрослые реже забывали, какие они были маленькими, а дети чаще бы задумывались, какие они будут большими, старость не торопилась бы к людям, а мудрость не опаздывала бы».
– Да, Тонгаор твой – это человек в полном смысле! – восхитился, прослушав заповеди поэта, Тараска. – Недаром я за него протестовал. Ты бы хоть вот у него ума набрался. А то так и останешься принц принцем.
И после книжки Тонгаора уже не хотелось ребятам слушать на следующий день очередные рассказы принца о «Книге шести сутей мира», по которой молились в Джунгахоре, где верили, что все на свете состоит из Огня, Воды, Неба, Земли, Жизни и Смерти. Что касается «Четырех опор бытия» – Веры, Силы, Дела и Дружбы, о которых напоминали четыре звезды на флаге Джунгахоры, то тут пионеры дали свои толкования.
– Ну, Вера, я считаю, – пояснял Несметнов, – это значит понятие человека… Ну, чему он научился, узнал, в общем. У нас это – наука. Сила – это, выходит, здоровье. Это, между прочим, вполне и по-нашему так. Правда, ребята? Теперь – Дело. Дело – это я так понимаю; труд человека. А Дружба – она везде дружба. Так что это у вас, Дэлька, не так уж глупо сказано.
И Тараска тоже соглашался:
– Да, ваши там мудрецы тоже с головой. Кое-что соображают.
Тонида попросила у принца книгу Тонгаора на денек и что-то переписала из нее в свою тетрадочку.
– Тут написано: «Запомни, сын!» – сказала она, возвращая книгу принцу и доверчиво заглядывая ему в лицо, – а я думаю, и дочкам сгодится. Правда, Дэлик?
Глава XI
Трудодень его высочества
По радио сообщили, что надвигаются штормы и ливни. А в колхозе «Черноморская звезда», неподалеку от лагеря «Спартак», только что начали собирать помидоры. В этом году лето было жаркое, и помидоры созрели очень рано. Надо было срочно вывезти уже снятые в порт. Ливни грозили им гибелью. И тогда школьники из соседнего портового города и расположенных вблизи поселков и ребята из пионерских лагерей решили помочь колхозникам.
Предложили отправиться в колхоз «Черноморская звезда» и желающим из пионерского лагеря «Спартак».
У Гельки Пафнулина, конечно, сразу же, еще накануне того дня, заболел живот. Он стал ныть, корчиться и получил-таки от доктора порцию очистительного. Зато порцию мороженого, причитавшуюся ему за обедом, чтобы оно не повредило больному, с удовольствием съел Тараска за его здоровье. Ну, разумеется, Тонида, Тараска, Несметнов и все мальчики из палатки номер четыре, как и многие другие ребята, кто был покрепче и постарше, собрались идти на субботник в колхоз. Принца решили, конечно, не брать с собой. Но, услышав об этом, Дэлихьяр кинулся к начальнику:
– Михаил Борисович, почему, у-это, меня совсем не берут?
– Милый ты мой, дружочек дорогой! – Начальник старался говорить как можно убедительнее. – Ну королевское ли это дело – помидоры собирать?
– А почему, у-это, Ленин?.. Когда на субботник работать, он тоже вместе таскал… Ребята мне рассказали… И я хочу вместе.
– Да не равняй ты себя с ребятами.
– А я хочу, у-это, равняй!
– Ты пойми: наши ребята народ привычный. Поработают, сколько успеют, и делу польза, и им интересно, и руки у них не отвалятся.
– И у меня нет, у-это… не отвалятся! – Дэлихьяр протянул свои маленькие руки, пошевелил необыкновенно гибкими, способными выгибаться во все стороны пальцами.
– Не знаю, как у тебя там руки, – начальник потер себе кулаком темя, – а голова у меня определенно от вас всех отвалится. Ну, не было, не было еще в истории такого, чтобы наследник престола в колхозе работал. Не было, пойми!
– А Слава Несметнов говорил, так было, – вдруг возразил принц, успевший наслушаться в палатке номер четыре всякого и по русской истории. – Он говорил, у вас был такой царь, у-это, Петр, очень великий. Вот такой!.. Он сам ездил, у-это, за границу, далеко, работать.
– Послушай, ты, королевич! – уже окончательно рассердился начальник. – Ты меня, пожалуйста, истории не учи. Я и без тебя ее знаю, тем более нашу отечественную. И времена были тогда другие, и царь иной… Здоровеннейший мужчина был, во – ростом! А куда же ты?
– Я все равно, у-это, пойду с ними, – упрямо твердил принц.
В конце концов начальник сдался и позвал вожатого.
– Ну, забирай эту августейшую особу, чтобы я его больше тут не видел! – скомандовал начальник Юре. – Забирай, раз уж ему так приспичило, но чтобы там у меня – смотри! Ответишь перед всей международной общественностью.
Когда принц с вожатым уже выходили, начальник сделал знак Юре, чтобы тот вернулся в кабинет.
– Ты там правда, прошу тебя, погляди все-таки. А то эта палатка номер четыре, я вижу, так его разагитировала, что он кишки надорвет. А кто за последствия будет отвечать?
И наутро по дороге, которая вела в горы от лагеря, зашагали отряды спартаковцев.
Вышли рано. Небо было ясное. День, казалось, предвещал добрую погоду. Но иногда в теплом воздухе сквозили вдруг какие-то холодные токи и налетал изредка порывами шумевший в деревьях и нагонявший волны на море ветер. Надо было спешить. Ребята шли с небольшими рюкзаками за спиной. У них были кое-какие припасы на день. Спартаковцы из палатки номер четыре приговаривали на ходу в такт шагу; «Мерихьянго, джунго ронго табатанг!.. Табатанг! Джунго ронго табатанг!» Что по-джунгахорски означало: «Империалисты, народ Джунгахоры требует, чтобы вы убирались. Убирайтесь, народ Джунгахоры требует».
Этому научил пионеров принц, и очень здорово у них получалось: «Мерихьянго, джунго ронго табатанг!» Дорога круто вела в гору. Море то исчезало за поворотом ущелья, то потом снова появлялось. И каждый раз его было все больше и больше. Оно становилось неоглядно огромным и занимало теперь уже, казалось, половину всего обозреваемого пространства. И горизонт поднимался как будто вместе с ребятами, шедшими в гору.
Это в ущельях гудело: «Табатанг… Джунго ронго табатанг…» А потом был очень трудный день. Надо было носить огромные зелено-красные, тугие и лоснящиеся, как боксерская перчатка, помидоры в корзинах, складывать в ящики, сбитые из занозистых досок с широкими просветами между ними, и тащить эти тяжелые ящики на весы. А потом нести к то и дело подъезжавшим грузовикам. Ветер с моря дул все сильнее, и даже разгоряченные ребята чувствовали, что каждый порыв его словно холодней, чем предшествовавший. Небо начинало заволакиваться тучами. Бюро прогнозов не ошиблось, где-то уже глухо погромыхивало за горизонтом.
Сперва Дэлихьяру было страшно, когда он увидел огромную груду помидоров и поволок с Тараской первую корзину. Ему подумалось, что он не справится. Дело казалось непосильным. Если бы не было стыдно перед ребятами, он бы отказался. Но потом вдруг все пошло легче. Он приспособился, приноровился. Да и ребята вокруг него шутили, подбадривали, осторожно один за другим ступая по склону горы, неся полные помидоров корзины к весам близ шоссе. Все тотчас же возвращались бегом, уже размахивая порожними корзинами, а Тараска надевал корзину себе на голову и хлопал по ней, как по барабану.
Некоторое время все шло очень хорошо и складно. А потом опять вдруг стало очень трудно, и каждый раз было все труднее и труднее. Принц с Тараской стали отставать. Другие ребята в одиночку успевали сдать на весы больше помидоров, чем они вдвоем. Подошла Тонида, хотела помочь.
– Давай, Дэлик, подсоблю, – предложила она, – а то не выполнишь задание.
Но принц очень рассердился:
– У-это, уйди… У-это, не Джунгахора, не поддамки. То есть, у-это, не поддавки.
– Как хочешь, – сказала Тонида и отошла, ничуть не обидевшись и даже как будто довольная.
Вот и последняя корзина с крупными, тяжелыми, давно поспелыми помидорами была отнесена на весы, а потом осталась лежать возле них вверх дном, порожняя и уже ненужная.
Запыленные, сами красные, как помидоры, побежали ребята к колодцу помыться. Но Тонида повела принца к рукомойнику, который был возле сторожки. С ними увязался, конечно, и Тараска. И пока принц плескался под рукомойником, который очень его забавлял – поддашь снизу, а сверху льется, – Тараска, видно, наболтал что-то старухе сторожихе, потому что она побежала за чистым рушником – полотенцем и, пока принц утирал лицо и руки, все приговаривала:
