След костяных кораблей - Р. Дж. Баркер

ее настроения и эмоции – ее всегда выдавало тело, а любые проявления ума сопровождались щебетом, танцами, шумом и радостью.

Но здесь и сейчас, когда наступил ее величайший момент и она сообщила, что способна всех спасти, совершив нечто очень умное, она не выказывала ни малейшей радости. Ее клюв был направлен вниз, сияющие глаза опущены, и вместо того, чтобы танцевать, она переступала с ноги на ногу на белом полу каюты, пока ее изящное тело не оказалось прижатым к Джорону и он не ощутил исходивший от нее жар и аромат пустыни.

– Что тебе нужно, чтобы открыть дверь, Ветрогон? – спросила Миас.

– Ветрогон, – ответила она, – больше. Пять, шесть, семь. Может быть, еще.

Миас кивнула.

– В любое время? Как долго она открывается? Сколько нам потребуется, чтобы сквозь нее пройти?

– Нет долго, нет долго, – ответила Ветрогон. – Открываться быстро. – Она посмотрела на Джорона, не поднимая головы, подчинившаяся, побежденная, неправильная. – Нужно сестры моря, нужно сестры моря.

– Джорон сможет тебе помочь, не так ли, хранитель палубы?

Он кивнул и посмотрел на Ветрогона.

– Друг, – заговорил Джорон, – какой будет цена?

Ветрогон посмотрела на него и медленно заморгала.

– Огонь и смерть, – ответила она.

– Чья смерть? – мягко спросил он.

– Моя, – ответила она.

Он не мог говорить. Не мог ответить. Не мог об этом подумать. После всего, что они вместе перенесли, такой конец казался ему невозможным. Он почувствовал на спине руку, обернулся и обнаружил, что на него смотрит Гаррийя, и, когда она заговорила, ему вдруг показалось, что она заимствовала голос Миас. Жесткий и командный.

– Приговор вынесен, – сказала Гаррийя. – Только день казни не определен.

– И другого пути нет? – спросила Миас. Джорон повернулся к ней и увидел, что она встала из-за стола. Хотя она только что смирилась с утратой «Дитя приливов» и команды, Миас стояла, уверенно расправив плечи, словно считала, что ее приказы могут предотвратить чью-то смерть. Как будто ей было по силам одним только словом провести сквозь шторм все души. – Я не хочу оставлять никого из своей команды.

Ветрогон шагнула вперед и оказалась перед столом супруги корабля, выпрямилась и посмотрела Миас в глаза.

– Нет, – сказала она. – Ветрогон откроет дверь. Не закрыть.

– Конечно, ты сможешь ее закрыть, – возразила Миас. – Всегда можно что-то остановить.

– Слишком много, – сказала Ветрогон. – Ветрогон идет, дверь нет закрыться. Все умереть. Огонь и смерть все.

– Но должен же быть другой путь, Ветрогон, – вмешался Джорон. – Не может такого быть, чтобы только твоя смерть закрыла дверь.

– Единственный путь, – сказала Ветрогон. – Один.

– Ты готова отдать за нас жизнь? – спросила Миас.

– Друзья, – сказала Ветрогон, протянула крылокоготь и коснулась лица Миас. – Спасать друзья.

Миас кивнула, и пораженный Джорон увидел, как по ее щеке скатилась слеза.

57

Ее последний приказ

Глаз Скирит прошел две третьих пути по небу, отдавая совсем немного тепла так далеко на севере. Холодные ветра продували палубу «Дитя приливов», когда он спешил нагнать флот черных кораблей. Северный Шторм стал ближе, огромные башни туч проглотили острова перед ними. Шторм наступал, словно какая-то сила влекла его к их кораблю. Джорон наблюдал за флюк-лодкой, скользившей по бурному морю, – Миас отправила приказы остальным кораблям черного флота.

За ними двигался шторм другого рода, один из трех кораблей флотов Ста и Суровых островов, которые постепенно догоняли «Дитя приливов». Узкие проходы между островами заставили преследователей на какое-то время сбросить скорость и разбить строй – и они отстали. Но теперь острова стали крупнее, расстояния между ними увеличились, и враг вновь был близко, передовые корабли даже приступили к обстрелу, и некоторые болты падали рядом с кормой «Дитя приливов». Джорон знал, что два других вражеских флота огибают острова, чтобы зажать черный флот в клещи в надежде их поймать.

Миас появилась на палубе, Джорон видел, как она шла по сланцу, и удивлялся. Она больше не скрывала шрамы и боль, и теперь уже не вызывало ни малейших сомнений, что каждое движение давалось ей с огромным трудом. Но она не останавливалась, не позволяя себе замедлить ее шаг, а, оказавшись рядом с ним, расправила плечи, шляпа с двумя хвостами, развевающимися на ветру, скрывала седые волосы. Она постояла несколько мгновений, кивнула ему, затем обернулась, подняла подзорную трубу и проследила еще за одним болтом, упавшим в воду за кормой. И хотя Джорон знал, что такую же картину она наблюдала через треснутые окна своей каюты, когда Миас заговорила, стало понятно, сколь мало ее волновал вражеский флот.

– Складывается впечатление, что преследователи уже почти нас догнали, хранитель палубы, – небрежно сказала она.

– Да, похоже на то, супруга корабля, – ответил он, и в этот момент еще один крылоболт упал в море за кормой.

– Ну, – сказала она и сложила подзорную трубу, – полагаю, пришло время тебе начать петь.

Казалось, весь мир вокруг изменился.

Казалось, весь мир вокруг замедлил движение.

Казалось, весь мир ждал песни Джорона – и наконец дождался.

Этот миг приближался так долго, и теперь, когда наступил, Джорон понял, что процесс шел всегда и он ощущал его у себя внутри. Он стоял в центре палубы, корабль летел вперед, свистел ветер, Джорон видел приближающийся черный флот, с другой стороны их догоняли враги. Он встал посередине палубы, Ветрогон вышла вперед вместе со своими сородичами, которые образовали круг, и остановилась рядом. Команда «Дитя приливов» сделала паузу в работе, корабль прекратил стонать, супруга корабля замерла за Джороном, он чувствовал тепло и уверенность ее присутствия, как и близость Ветрогона.

– Сейчас? – спросил он.

– Сейчас, – ответила Миас.

– Сейчас, – повторила Ветрогон.

Джорону показалось, что он услышал, как засмеялась Гаррийя, почувствовал, как сам напрягся в вековой тюрьме. Ему показалось, что до него донесся зов, который просачивался сквозь все океаны архипелага.

– Да, – сказал Джорон, – время пришло.

И Джорон Твайнер запел песню, не похожую ни на какие другие. Она проносилась сквозь него, и он ощущал себя скорее сосудом, чем певцом, его поврежденные голосовые связки уже не имели значения, потому что тело стало средоточием песни, и она звенела в нем, словно колокол. Ветрогон присоединилась к нему, создавая диковинный и болезненный контрапункт не в музыкальном смысле, не в смысле фальшивой, а лишь печальной, такой печальной и полной невероятной страсти мелодии. Песня держала их, укачивала корабль и команду, зазвучали другие голоса, ветрогоны черного флота и лишенные ветра, дети палубы и офицеры – никто не смог ей противиться. Мелодия поднималась все выше, и выше, и выше.

И остановилась.

Джорон, тяжело дыша, упал на колени на палубу. Рядом с