Христос – Надежда мира - Елена Уайт

Надлежало, чтобы одежды священника были из цельного куска ткани и блистали чистотой. Эти прекрасные одежды предназначались для служения в храме и символизировали Великую Реальность – Иисуса Христа. Богу предназначается только совершенное, касается ли это одежды или отношения к людям, слова или духа. Он свят, и Его слава и совершенство должны отражаться в земном служении. Малейшее несовершенство могло неправильно отобразить святость небесного служения. Ограниченному человеку следует сокрушить собственное сердце, тем самым показывая свое раскаяние и смирение духа, и Бог заметит это. Но священнические одежды нельзя раздирать, потому что это искажает представление о небесном. Считалось, что первосвященник, осмелившийся появиться в святилище и совершить священное служение в разодранной одежде, этим выказывал свое пренебрежение к Богу, ибо уже не мог отображать совершенство Всевышнего. Бог больше не принимал его как исполняющего обязанности служителя. Поведение Каиафы было проявлением человеческого гнева и несовершенства.

Разодрав одежды, Каиафа умалил Божий закон в угоду человеческому преданию. По закону, установленному людьми, священник, присутствовавший при богохульстве, мог разодрать свои одежды в знак отвращения к этому греху, и остаться невиновным. Так закон Божий умалялся человеческими законами.

Народ с интересом наблюдал за каждым действием первосвященника. И Каиафа, чтобы произвести впечатление на присутствующих, решил продемонстрировать свое благочестие. Но, стремясь обвинить Того, о Котором Бог сказал: «Имя Мое в Нем» (Исх. 23:21), он сам богохульствовал. Произнося Христу приговор за богохульство, он уже был осужден Богом.

Разодрав свои одежды, Каиафа тем самым показал, какое положение по отношению к Богу займет с этого времени иудейский народ. Некогда избранный Богом, этот народ сам отдалился от Него и быстро терял благословения Иеговы. Когда Христос воскликнул на кресте: «Совершилось!», завеса в храме разорвалась надвое в знак того, что иудеями отвергнут Тот, Кто был реальностью всех их прообразов, исполнением и сущностью всех символов. Союз Израиля с Богом был расторгнут. Тогда-то Каиафа действительно мог разодрать священнические одежды, означавшие, что он призван быть представителем великого Первосвященника, потому что эти одежды ничего больше не значили для него и для его народа. Тогда-то первосвященник в самом деле мог разодрать свои одежды, сокрушаясь о себе и о своем народе.

Синедрион приговорил Иисуса к смерти. Но по иудейскому закону узника нельзя было судить ночью. По закону осуждение могло состояться только днем и при полном составе совета. Пренебрегая этим, со Спасителем уже теперь обращались как с осужденным преступником, и Он был предан на поругание самым низким и гнусным людям. Дом первосвященника окружал открытый двор, где собрались воины и иерусалимская чернь. Иисуса провели через этот двор в комнату стражников, и со всех сторон на Него сыпались насмешки – ведь Он назвал Себя Сыном Божьим! Издеваясь, они снова повторяли Его слова: «сидящий одесную силы», «грядущий на облаках небесных». Находясь в комнате стражи в ожидании законного суда. Он был беззащитен. Темная толпа видела, с какой жестокостью обошлись с Ним в синедрионе, и, распоясавшись, оскорбляла Христа дьявольской грубостью и беспощадностью. Благородство и величественная осанка Христа приводили этих невежд в бешенство. Его кротость. Его невинность. Его благочестие и терпение будили в них сатанинскую ярость. Милосердие и справедливость были попраны. Ни с одним преступником не обращались столь бесчеловечно, как с Сыном Божьим.

Но сердце Иисуса разрывалось от еще более мучительного страдания; удар, причинивший Ему ужасную боль, был нанесен не вражеской рукой. Пока Христос переносил издевательства на допросе у Каиафы, один из Его учеников отрекся от Него.

Оставив Господа в саду, двое из Его учеников осмелились следовать на некотором расстоянии за толпой, которая схватила Иисуса. Это были Петр и Иоанн. Священники узнали Иоанна – хорошо всем известного ученика Иисуса – и позволили ему войти в судейский зал, надеясь, что он, став свидетелем унижения своего Учителя, перестанет считать Его Сыном Божьим. Иоанн попросил, чтобы Петра также впустили.

Как всегда перед рассветом, было очень холодно, во дворе разожгли костер. Люди теснились у огня, и Петр бесцеремонно подсел к ним. Он, ученик Иисуса, не хотел быть узнанным. Как ни в чем не бывало смешавшись с толпой, он надеялся, что его примут за одного из тех, кто привел Иисуса в дом Каиафы.

Но когда пламя осветило лицо Петра, женщина-привратница взглянула на него. Она обратила внимание, что он пришел с Иоанном, заметила его уныние и подумала: возможно, это ученик Иисуса. Ей, одной из служанок в доме Каиафы, было интересно узнать, так ли это. И она сказала Петру: «И ты не из учеников ли Этого Человека?» Петр смутился и испугался. Взоры всех собравшихся устремились на него. Он сделал вид, что не понимает вопроса. Но она настаивала на своем и сказала окружающим, что этот человек был с Иисусом. Вынужденный отвечать, Петр раздраженно сказал: « Я не знаю Его». Так он отрекся в первый раз. Тут же запел петух. О Петр! Как быстро ты устыдился своего Учителя! Как быстро ты отрекся от своего Господа!

Иоанн, вошедший в зал суда, не пытался скрывать, что он последователь Иисуса. Он не стал смешиваться с грубой чернью, которая оскорбляла его Наставника. Да его и не спрашивали ни о чем: он не пытался притворяться, и его ни в чем не подозревали. Он нашел себе укромный уголок, чтобы не быть на виду у толпы и в то же время находиться как можно ближе к Иисусу. Здесь он видел и слышал все, что происходило во время суда над Господом.

Петр же не хотел, чтобы его узнали. Напустив на себя равнодушный вид, он оказался на территории врага и стал легкой добычей искушения. Если бы его призвали сражаться за своего Учителя, он был бы мужественным воином, но когда на него стали презрительно указывать, он испугался. Многие готовы к решительной борьбе во имя Господа, но отрекаются от своей веры, убоявшись насмешек. Общаясь с теми, кого им следует избегать, они становятся на путь искушения. Они дают возможность врагу себя искушать, и потому говорят и делают то, что при других обстоятельствах никогда бы не сделали. Ученик Христа, который в наши дни скрывает свою веру, боясь страданий или осуждения, отрекается от Господа так же, как это сделал Петр во время суда.

Петр старался не проявлять никакого интереса к суду над своим Учителем, но сердце его скорбело, когда он слышал, как, жестоко насмехаясь, оскорбляли Господа. Более того, его удивило и разгневало, что Иисус позволил унизить Себя и Своих последователей, смирившись с подобным обращением. Чтобы скрыть свои подлинные чувства, он пытался поддержать неуместные шутки гонителей Иисуса. Но его поведение было неестественным. Он лгал и, хотя стремился держаться как ни в чем не бывало, не мог скрыть своего негодования, видя, как оскорбляют его Учителя.

Он вновь оказался в центре внимания, и снова его спросили, не последователь ли он Иисуса. Теперь он поклялся, что «не знает Сего Человека». Ему была предоставлена еще одна возможность. Час спустя один из слуг первосвященника, близкий родственник тому человеку, которому Петр отсек ухо, спросил его: «Не я ли видел тебя с Ним в саду? Точно, ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно». Услышав такое, Петр пришел в ярость. Ученики Иисуса были известны чистотой речи, и, чтобы обмануть спрашивавших его и оправдать свое притворство, Петр с клятвою отрекся от своего Учителя. И снова запел петух – тут Петр вспомнил слова Иисуса: «Прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Мк. 14:30).

В то время как позорные клятвы были еще на устах Петра и резкий крик петуха еще звенел в его ушах. Спаситель отвернулся от озлобленных судей и пристально посмотрел на Своего бедного ученика. В это самое мгновение Петр поднял глаза на своего Учителя. На кротком лице он прочитал глубокое сожаление и печаль, но гнева на нем не было.

Когда Петр увидел это бледное, измученное страданиями лицо, эти трепещущие уста, этот все понимающий и всепрощающий взгляд, словно стрела пронзила его сердце. Его совесть пробудилась, прошлое всплыло в памяти. Петр вспомнил, как всего лишь несколько часов назад он клялся, что пойдет за Господом в темницу и на смерть. Он вспомнил свою печаль, когда Спаситель в верхней горнице говорил о том, что Петр отречется от Него трижды в эту ночь. Только что Петр заявил во всеуслышание, что не знает Иисуса, – теперь он с горечью понял, насколько хорошо Господь знает его, насколько проницательно видит Он все движения сердца, неверность которого, как оказалось, была неизвестна даже самому Петру.

Поток воспоминаний нахлынул на него. Он вспомнил все: и чуткое милосердие Спасителя, и Его доброту и долготерпение, и Его мягкость и снисходительность к заблуждающимся ученикам. Петр вспомнил и предостережение: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк. 22:31, 32). Он с ужасом думал о своей неблагодарности, лживости и вероломстве. Еще раз взглянув на своего Учителя, он увидел, как какой-то нечестивец занес руку, чтобы ударить Его по лицу. Не в силах больше переносить эту муку, он с разбитым сердцем бросился прочь.