Смерч войны - Эндрю Робертс

9

Обстоятельства, вся жуткая атмосфера смерти Гитлера поистине сатанинские. Какая-то дьявольщина присутствовала и в его бракосочетании с наперсницей, совершенном перед самоубийством[1359]. «Мне повезло, что я не женился, — говорил Гитлер 25 января 1942 года. — Для меня женитьба стала бы бедствием… Я ничего не получил бы, кроме угрюмого лица заброшенной жены, или мне пришлось бы забросить свои дела»[1360]. Ева Браун думала точно так же, заявив с придыханием берлинскому корреспонденту «Дейли телеграф»: «Очень жаль, что Гитлер стал рейхсканцлером, — иначе он женился бы на мне»[1361]. Сочетал их браком в воскресенье, 29 апреля 1945 года, некий помощник инспектора из Берлинского округа Панков Вальтер Вагнер[1362]. В соответствии с нацистским брачным законодательством Вагнер спросил: принадлежат ли они к арийской расе[1363]? Оба ответили утвердительно. Ставя подпись в метрической книге, Ева начала с буквы «Б», но ее тут же поправили, напомнив, что теперь первая буква ее фамилии «Г»[1364]. Во многих отношениях это был брак по расчету. Еву беспокоило то, что подумают о ней люди, если Гитлер на ней не женится: теперь, как и требовала буржуазная сентиментальность, у нее был мужчина. Перед бракосочетанием жених продиктовал своей секретарше Траудль (Гертруде) Юнге последнюю волю и завещание — тошнотворный образчик антисемитизма и самолюбования. Юнге присутствовала на церемонии, и ей тогда подумалось: «За что они поднимут бокалы с шампанским? Что их ждет?»

Испробовав капсулу с цианидом на любимой овчарке Блонди (полагая, очевидно, что ей тоже не стоит жить в другой Германии), Гитлер застрелил новобрачную[1365], а потом себя. Это произошло в 15.30 в понедельник, 30 апреля 1945 года. Охрана в бункере догадалась о том, что Гитлер мертв, по сигаретному дыму в вентиляции: он фанатически не терпел курение и курящих[1366]. На следующий день Черчиллю доложили: германское официальное радио передает, что Гитлер умер, «до последнего вздоха сражаясь против большевизма». Премьер-министр сказал лишь: «Что ж, он поступил совершенно правильно, умерев таким способом». Лорд Бивербрук, ужинавший с Черчиллем, высказал предположение, что сообщение скорее всего неверно[1367]. Но «Тайме» 1 мая подтвердила факт смерти Гитлера, сообщив также о том, что американцы вошли в небольшой австрийский приграничный город Браунау, где пятьдесят шесть лет назад родился теперь уже покойный фюрер.

Наверное, только такие закаленные в боях части, как войска 1-го Белорусского фронта Жукова, могли штурмовать столицу рейха, отбивая у рассвирепевших немцев улицу за улицей до самого рейхстага и рейхсканцелярии. Василий Иванович Чуйков, герой Сталинградской битвы, командующий 8-й гвардейской армией, сражавшейся в центре Берлина, вспоминал впоследствии о первой попытке немецкого командования договориться об условиях капитуляции, предпринятой в день Первомая. «Наконец в 3.50 в дверь постучали, и вошел немецкий генерал с Железным крестом на шее и нацистской свастикой на рукаве», — писал он в мемуарах[1368]. Действительно, генерал Ганс Кребс, которого Гитлер только что назначил начальником генерального штаба ОКХ вместо Гудериана, являл собой образец нацистского пехотного генерала. «Среднего роста, крепкого телосложения, бритая голова, на лице шрамы, — описывал его Чуйков. — Он поднял правую руку традиционным нацистским жестом, а в левой руке протянул мне молитвенник». Через переводчика, хотя, как выяснилось позже, он свободно владел русским языком (Кребс три срока служил военным атташе в Москве и даже удостоился объятий Сталина), генерал сказал: «Я буду говорить об исключительно секретном деле. Вы первый иностранец, которому я сообщаю эту информацию. 30 апреля Гитлер покинул нас по собственной воле, покончив жизнь самоубийством». Чуйков вспоминает, что Кребс сделал паузу, ожидая «бешеный интерес к этой сенсационной новости». Однако Чуйков хладнокровно ответил: «Нам это известно». В действительности он ничего не знал, но с самого начала настроил себя на то, чтобы «спокойно относиться к любым неожиданностям, не показывать ни малейших признаков удивления и не делать скороспелых выводов». Кребс предлагал переговоры о капитуляции с новым правительством в составе Дёница (президент) и Геббельса (канцлер), и Чуйков, руководствуясь указаниями Жукова и ставки, ответил категорическим отказом, потребовав безоговорочной капитуляции. Кребс отбыл на доклад к Геббельсу, но перед уходом сказал Чуйкову: «Первомай — большой праздник для вас?» И Чуйков ответил: «А как же нам не праздновать сегодня? Конец войне, и русские в Берлине»[1369]. После того как Кребс передал ответ Чуйкова Геббельсу, оба наложили на себя руки. Их тела были сложены рядом с трупами господина и госпожи Гитлер. (Труп Геббельса русские распознали по особому ботинку на косолапой ступне.) На следующий день, 2 мая, капитулировал Берлин, а через пять дней сдались все немецкие войска теперь уже не существующего рейха.

Знаменитый снимок красного флага, развевающегося над рейхстагом, сделал «лейкой» двадцативосьмилетний украинский еврей Евгений Халдей. На самом деле это не флаг, а одна из трех красных скатертей, которые фотограф позаимствовал у «славного малого» Гриши в магазине. «Он просил меня их вернуть», — вспоминал Халдей. Накануне перед вылетом в Берлин они с портным, другом отца, всю ночь вырезали серпы и молоты и нашивали их на полотна, чтобы они были похожи на советские флаги. Получается, что в тот знаменательный день над разрушенным и поверженным Берлином развевалась обыкновенная скатерка. «Что это значит — ты оставил ее на рейхстаге? — сокрушался Гриша, когда Халдей рассказал ему всю историю. — Ты же меня подвел!» Фоторедактор в ТАСС, разбирая отпечатки, заметил на руках молодого солдата, «парня из Дагестана», поддерживавшего товарища, размахивавшего флагом, двое часов — явный признак мародерства — и заставил Халдея вымарать ненужную деталь из снимка[1370]. Хотя подозрительный и завистливый Сталин и понизил Жукова после войны, но ему удалось избежать печальной участи 135 056 солдат и офицеров, безвинно осужденных военными трибуналами за «контрреволюционную деятельность». Полтора миллиона солдат, сдавшихся немцам, были отправлены в Гулаг и трудовые батальоны на Крайнем Севере и в Сибири.

24 июня 1945 года на Красной площади состоялся грандиозный парад победы: более двухсот захваченных нацистских штандартов были брошены у мавзолея Ленина, фактически к ногам Сталина, стоявшего наверху. Зрелище затмило Древний Рим: перед новым всемогущим завоевателем мира, как скошенные, валились вражеские знамена — их сегодня можно увидеть в Музее Великой Отечественной войны. Не было никаких сомнений в том, кто, несмотря на потери, приобрел больше всего территорий во Второй мировой войне. Британию победа обрекла на грань банкротства, на национальное истощение и обнищание, на многие годы аскетизма. Величайшая со времен Древнего Рима Британская империя, за которую довелось сражаться и Черчиллю, разваливалась: через два года после окончания войны с Японией получила независимость Индия. Ничего хорошего на ближайшее время не ожидало и Францию. Не принесла война никаких территориальных приобретений Соединенным Штатам, хотя они к этому и не стремились. Лишь Советский Союз, искореженный и израненный, но нарастивший необычайную военную силу, не только восстановил довоенные границы, но, взял под свой контроль Латвию, Эстонию, Литву, Польшу, Венгрию, Чехословакию, Болгарию, Румынию, восточную половину Германии, значительную часть Австрии, включая Вену. Практически превратились в сателлитов Югославия и Финляндия, могла стать таковой и Греция в случае успешного коммунистического восстания.

Когда Сталин во время Потсдамской конференции в июле 1945 года посетил гробницу прусского короля Фридриха Великого, кто-то заметил ему, что еще ни одному русскому царю не удавалось продвинуть так далеко на запад Российскую империю. «Александр 1 проехал на коне по Парижу», — сухо ответил он.

Германия, нация, развязавшая за семьдесят пять лет, с 1864 года, пять агрессивных войн, должна была как-то избавляться от воинственности. Для этого ей, видимо, пришлось пережить ад 1945 года. Надо было проиграть последние акты жуткой трагедии. Геббельс должен был прочитать Гитлеру в бункере «Фридриха Великого» Томаса Карлейля, когда Красная Армия уже подходила к Берлину. Надо было повесить в Нюрнберге Иоахима Риббентропа, Эрнста Кальтенбруннера, преемника Гейдриха, пропагандиста Юлиуса Штрейхера, Альфреда Розенберга и еще шестерых нацистов. И Гитлер сам должен был поставить точку в кровавой истории нацизма, пустив себе пулю в лоб. «Масштабы опустошения, разрухи, человеческих несчастий, обрушившихся на Германию в 1945 году, неописуемы», — отмечал историк германской военной экономики[1371]. Погибло или пропало без вести около сорока процентов мужчин, родившихся в 1920— 1925 годах. В лагерях для военнопленных оказались одиннадцать миллионов солдат вермахта — в России многим из них суждено было оставаться в заключении двенадцать лет. 14 160 000 этнических немцев лишились своих жилищ в Восточной и Центральной Европе, около 1710 000 человек погибли в процессе изгнания. В некоторых крупных городах было разрушено более половины жилого фонда; население, до осени 1944 года не испытывавшее нехватки продуктов питания, голодало2. Все это вряд ли волновало бы Гитлера, уже считавшего нацию недостойной его. Он ведь предупреждал в радиообращении 24 февраля 1945 года: «Провидение не щадит слабые народы; оно дает право на существование только сильным и способным нациям».