Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 1 - Николай Корнеевич Чуковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мороз в этот день был особенно сильный, и Соня жестоко замерзла в трамвае. Но еще больше замерз Слава, поджидавший ее на последней трамвайной остановке. Встретившись, они, чтобы отогреться, сразу побежали, и бежали, не останавливаясь, до самого дачного поселка, в котором жили летчики.
В поселке Соня вдруг оробела.
— Ой, Славка, посидим где-нибудь вдвоем! — попросила она. — Тут лучше никому меня не показывай.
— Ну вот еще! — сказал Слава. — Как же не показывать? Я уже всех предупредил.
Прежде всего он повел ее в тот домик, где жил сам вместе с Луниным. В сенях их встретил Хромых с веником в руках.
— Гвардии майор дома? — спросил Слава.
— Нет, на аэродроме, — ответил Хромых.
— Давно ушел?
— Недавно.
— Я тебе говорил: приезжай пораньше, — обернулся Слава к Соне. — А теперь, конечно, все на аэродроме. Скоро будет построение и клятва… Тебя на построение не пустят, а без тебя, конечно, я не пойду, — прибавил он, причем голос его выражал одновременно и готовность принести жертву ради Сони и сожаление. — А это — наш Хромых. Познакомься.
Соня сняла варежку и протянула руку. Чтобы пожать ее, Хромых переложил веник из правой руки в левую.
— Это моя сестра, — объяснил Слава.
— Вижу, вижу, — сказал Хромых.
— Та самая, про которую я говорил.
— Вижу. Пойдите погрейтесь.
По короткому темному коридору Слава повел Соню в ту комнату, где жил вместе с Луниным.
— Это летчик? — шепотом спросила Соня, схватив Славу за плечо.
— Хромых? Нет, это вестовой Константина Игнатьича. Замечательный дядька! Он еще у Рассохина вестовым был.
Слава и Лунин жили в маленькой чистой комнате с крашеным полом, низким дощатым потолком и маленьким замерзшим окошком. Две железные койки, аккуратно заправленные, стол у окна, два стула.
— Раздевайся, здесь тепло, — сказал Слава. — Вот тут сплю я, а тут Константин Игнатьич.
Соня развязала свой шерстяной платок, расстегнула пальто и села на стул, осматриваясь. Вот уж не ожидала она, что военные люди так живут! В той комнате, где она обычно ночевала вместе с девушками из своей бригады, не было такой чистоты.
— Этот у вас убирает? — спросила она, вспомнив веник в руках Хромых.
— Ну нет! — сказал Слава. — Хромых подметает только крыльцо и сени. Константин Игнатьич знаешь какой чудной — он никому не позволяет за собой убирать. Он свою койку заправляет, а я свою. Если Хромых тут станет подметать, он на него рассердится. Он только мне позволяет, потому что я ведь здесь живу. Я и печку топлю и подметаю. Не могу же я допустить, чтобы он сам подметал. Он ведь как-никак командир эскадрильи.
— Это очень хорошо, если ты только не врешь, — одобрила Соня. — Он не женатый?
— Не женатый.
— Вот оттого он и научился сам за собой убирать.
Они обогрелись, и Слава стал уговаривать Соню пойти в кубрик к летчикам. Может быть, они там случайно кого-нибудь застанут. Соня уверяла, что ей и здесь хорошо. Она нашла на столе тетрадки, по которым Слава занимался с Деевым, стала перелистывать их и комментировать не слишком лестным для Славы образом. Однако это только усилило стремление Славы увести ее отсюда.
— Ты у нас в гостях, — сказал он, — и должна все делать по-нашему, а не по-своему.
Через несколько минут они поднимались на крыльцо кубрика летчиков второй эскадрильи. На крыльце Соня совсем заробела. Остановившись, она шепнула:
— Ты один зайди, а я здесь подожду.
Слава вбежал в кубрик, сразу вернулся и объявил, что там никого нет.
— Заходи, я тебе покажу, как они живут.
Осторожно, стараясь не стучать ногами и не хлопать дверьми, Соня вошла в кубрик.
— Здесь они спят? — спросила она удивленно.
— А где же? Конечно, здесь, — ответил Слава, не понимая ее удивления.
Она сама не могла бы объяснить, чему удивилась. Просто она не так себе все представляла. Мирные кровати с белыми подушками, с чистыми полотенцами на спинках. Тумбочки, на которых разложены коробки с зубным порошком, фотографии, книжки, даже зеркальца, даже катушки ниток. Потертые сундучки, чемоданчики, перевязанные ремнями, веревками. На столе в ящике — детская игра «домино». И нигде никакого оружия, ничего военного. А ведь они мужчины, воины, бойцы!
Она осторожно подошла к «Боевому листку», висевшему на стенке. Под печатным заголовком было крупными буквами от руки написано, что гвардии младшему лейтенанту Кузнецову Антону Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза.
— Ты мне его покажешь? — спросила Соня.
— Нет.
— Почему?
— Он после смерти получил Героя. Это называется: присвоено посмертно.
Тут только она обратила внимание на черную кайму, окружавшую весь «Боевой листок», и на заголовок статьи — «Памяти друга».
— Он здесь жил?
— Вот его койка.
Соня, оказывается, стояла возле самой койки Кузнецова.
— А кто здесь теперь спит?
— Пока никто.
Потрясенная, примолкшая, Соня вслед за Славой вышла из кубрика.
На улице поселка они встретили Ермакова, торопливо шагавшего к аэродрому. Слава вытянулся перед ним и отрапортовал:
— Товарищ комиссар, разрешите доложить: вот моя сестра.
Ермаков пожал Соне руку, внимательно вглядываясь ей в лицо.
— Вы не сейчас уедете? — спросил он, улыбаясь. — Извините, я очень спешу. Мы еще сегодня с вами потолкуем. А пока пойдите пообедайте.
На листке блокнота он написал записку в летную столовую. Дал ее Славе, кивнул Соне головой и ушел.
Славе не часто случалось обедать в летной столовой, обычно он обедал с бойцами батальона.
— Пойдем, пойдем, нас там Хильда накормит, — торопил он Соню, дергая ее за рукав.
Соня от застенчивости колебалась.
— Но я совсем не хочу есть, — соврала она.
— Глупости! Идем. Летчикам всегда на второе котлеты дают.
Столовая техников была в первом этаже, столовая летчиков — во втором. Слава и Соня поднялись по деревянной лестнице. В летной столовой никого не было, кроме Хильды.
— Хильда, вот моя сестра!
Хильда кивнула головой и улыбнулась. Она усадила их за угловой столик и принесла им щей.
— Какая красивая! — шепнула Соня, когда Хильда вышла. — Здесь у вас, наверное, в нее
