Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей - Ким Ньюман

— Какую вопиющую чушь вы сморозили, дубоголовый мой. Да если эти фотографии увидят свет, Чёрному Майку обзавидуется вся Европа. Его коронуют восторженные толпы. От распутных принцев всегда все без ума. Достаточно взглянуть на родственничков нашей старой доброй Вики. Нет, Запт намерен сохранить фотографии в тайне, тогда докучливая любовница малыша Майкла, Антуанетта де Мобан, сумеет женить его на себе. И конец его надеждам завоевать недотрогу Флавию.

— Но вы же сказали, на ней собрался жениться Рудольф?

Американка неопределённо махнула рукой, словно демонстрируя нам шаткость сложившегося положения:

— Тот из Эльфбергов, кому достанется Флавия, скорее всего, и станет королём. Она вторая в списке наследников. А Чёрный Михаэль решил обскакать сводного братца. Вы вообще в курсе дела?{14}

Мориарти подтвердил свою осведомлённость в данном вопросе:

— Зачем вам нужны фотографии?

— Дороги как память. Я очаровательно получилась. Особенно «Этюд номер три», свет падает на мои распущенные волосы, а я приспускаю… Нет? Неубедительно? Дьявол, надо поработать над импровизацией. Разумеется, я собираюсь всех шантажировать — решительно всех: полковника Запта, Чёрного Майка, Красного Руди, мадемуазель Тони, принцессу… Половина Руритании заплатит мне за молчание, а вторая — за откровенность. Курица, несущая золотые яйца, — хватит на несколько лет, во всяком случае пока они не определятся с наследником престола. Обеспечу себе безбедную старость.

На вид ей было не больше двадцати пяти.

— И где же хранятся «художественные фотографии»? — поинтересовался профессор.

— Руританское посольство в Белгравии. — Она выудила из ридикюля карту. — Я проявила профессиональный интерес к разного рода мелочам — здесь план, расписание караула и прочее.

— А это что? — Профессор указал на красный кружок.

— Сейф спрятан за портретом Рудольфа Третьего. В личном кабинете полковника Запта. Будь у меня ключ, я бы сюда не явилась. Необходимость в квалифицированном взломщике вынудила меня обратиться за помощью к преступникам. Вас весьма рекомендовали в Скотланд-Ярде.

— В Скотланд-Ярде слыхом не слыхивали о профессоре Мориарти, — надменно фыркнул мой работодатель.

— Для такого негодяя, как вы, это и есть лучшая рекомендация.

Голова профессора качнулась из стороны в сторону. Значит, он обдумывает дело. А это в свою очередь значит, что мне пришла пора позаботиться о практической стороне вопроса.

— А мы что с этого будем иметь, мисс?

— Четверть того, что я вытяну из Эльфбергов.

— Половину.

— Это же чистой воды вымогательство!

— Именно, — подмигнул я ей. — Мы в некотором роде и есть профессиональные вымогатели. Половину.

Ирэн чуть надула губки, продемонстрировала отрепе тированную обиженную гримаску, снова колыхнула соблазнительной грудью и наконец одарила меня великолепной улыбкой, от которой внутри всё перевернулось. В какой-то момент я уверился, что здесь не обойдётся без особого манёвра.

— По рукам, — сказала она, протягивая свою миниатюрную лапку.

Надо было пристрелить паршивку прямо там.

II

Руританское посольство занимает особняк в квартале Боскобел-Плейс. Вся Белгравия буквально кишит посольствами и консульствами. По улицам слоняются толпы расфуфыренных гансов и фрицев, спотыкаются о собственные дурацкие шпаги, — вот было бы смеху, окажись они на пути стада разъярённых буйволов. Я не очень-то люблю родных английских джонни, но они десять очков вперёд дадут любому пожирателю сосисок, французишке или голландишке. «Никогда не бери с собой в джунгли бельгийца» — такой у меня девиз.

Обратись Ирэн Адлер к обычному взломщику сейфов, вроде того всего из себя честненького болвана{15}, дело бы ограничилось простым полуночным рассверливанием вышеупомянутого сейфа. Ну может быть, в качестве приютного дополнения удалось бы приласкать дубинкой полковника Запта.

Мориарти, однако, презрительно отмёл подобный план как слишком банальный и не гарантирующий достаточной разрушительной мощи.

Перво-наперво он написал в «Вестминстер газет» гневное письмо, в котором пространно сокрушался о судьбах несчастных обитателей трущоб Стрелсау (некоторые факты даже не были выдумкой, и это как раз самая остроумная часть плана), а также клеймил Руританию, называя её «тайным позором Европы». Письмо немедля напечатали. Вскоре в газетах появились другие письма, и не все они принадлежали перу профессора. Стройный хор обличал ужасы, творящиеся под сенью династии Эльфбергов. Некий длинноносый священник в компании с пустоголовой графиней организовал соответствующий комитет и расставил пикеты вокруг Боскобел-Плейс. К протестам присоединились менее титулованные вольнодумцы: руританские оппозиционеры в изгнании, ни на что не годные бездельники, жулики, работавшие на Мориарти.

Специально нанятые болтунишки вешали прохожим лапшу на уши, расписывая на все лады творящиеся в Руритании непотребства. Якобы огромные пушки в замке Зенда чистят крошки-сиротки (эту историю сочинил, конечно же, профессор): бедняжек запихивают в жерла и толкают палками, отчего дети извиваются как ужи. Несколько «команчей» с Кондуит-стрит (это племя состояло из малолетних попрошаек, шлюшек, карманников и душителей, чьи услуги оплачивал Мориарти) переоделись в лохмотья, вымазались сажей, окрестили себя «пушечными сиротками из Зенды» и, обосновавшись возле посольства, кидались навозом во всех, кто рисковал высунуть оттуда нос.

Последовал обязательный обмен дипломатической белибердой, руританские иностранишки позорно взвыли, и Скотланд-Ярд отправил на Боскобел-Плейс двоих констеблей. Те постучали дубинками по ограде и велели протестующим разойтись. А для наших команчей шлем бобби — отличная мишень. Лошадиный же навоз на лондонских улицах встречается в изобилии.

Так что уже через три дня лагерь возле посольства превратился в настоящее поле брани. Мы с Мориарти время от времени наведывались туда и смотрели, как идут дела.

Во время одной такой прогулки по-орлиному зоркий профессор углядел в окне первого этажа чью-то физиономию:

— Запт.

— Можно укокошить его прямо отсюда, — вызвался я. — у меня в кармане револьвер, выстрел не из простых, но я справлюсь.

Голова Мориарти качнулась из стороны в сторону: он просчитывал все возможности.

— Нет, его просто-напросто заменят кем-нибудь другим. Запта мы знаем в лицо, а следующий шеф тайной полиции, возможно, предпочтёт не появляться на публике.

Моя правая рука прямо-таки зачесалась. Соблазн был велик.

Что, если вытащить револьвер и пальнуть, исключительно забавы ради, и пусть весь план катится к чертям? В гибели Запта обвинят какого-нибудь бородатого анархиста, мало ли их тут околачивается.

Иногда в голову приходит такая заманчивая идея, что устоять просто невозможно.

На моём запястье сомкнулись костлявые пальцы Мориарти. Весьма болезненное ощущение.

Глаза профессора блестели. Тот самый взгляд кобры.

— Моран, не совершайте подобной ошибки.

Больно. Чрезвычайно больно. Мориарти знал, где и как надавить, — мог лёгким нажатием сломать кость. Наконец он выпустил меня.

Профессор улыбался редко и лишь для того, чтобы припугнуть очередную несчастную жертву. А когда я впервые услышал его смех, то испугался: не принял ли он смертельную дозу яда, — настолько это кваканье сквозь зубы походило на предсмертные судороги. В тот день статья в «Таймс», о данной Чёрным Михаэлем клятве освободить пушечных сироток из Зенды, вызвала у него беспрецедентные содрогания и хихиканье.

«Что ж, пожелаем ему удачи в поисках, — потешался профессор, заламывая руки на манер богомола. — Сам герцог сделался нашим союзником, великолепно. Хотя надо признать, сочувствие несуществующим сироткам выразила и королева Виктория».

В окнах посольства что-то сверкнуло. Я схватился за револьвер.

— Фотографический аппарат, — пояснил Мориарти. — Запт верен своему хобби.

Вместо Запта в окне теперь торчала фотокамера. Но мы с профессором заблаговременно подняли воротники пальто, как бы защищаясь от ветра.

— Полюбуйтесь, Моран: шеф тайной полиции желает знать своих врагов в лицо. У человека подобной профессии их должно быть немало.

— Но почему Запт в Лондоне? Ему разве не следует гонять бомбистов у себя дома?

Мориарти задумался.

— Если верить мисс Адлер, у Запта здесь более важные дела.

— Дела?

— Долой Чёрного и да здравствует Красный! Но Эльфберги на другом конце Европы. Так что внимание полковника сосредоточено на более тонких материях.

— Женщина?

Профессор пожал плечами.

— Старый козёл, видимо, надеется затащить её в постель, посулив снимки, — предположил я. — Готов биться об заклад, он каждую ночь вынимает их из сейфа и любуется в своё удовольствие.