И снова через фронт… - Иван Василевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава третья
Конец осени внес поправки в судьбы разведчиков.
20 ноября штаб Западного фронта приказал им выйти из тыла противника на Большую землю для отдыха. В Клетнянском лесу оставались Студенов, Горчаков, Барашков, Щелкунов. Им приказано остаться на месте для ведения наблюдения за противником в районе Брянска, Сещи и Рославля. Командиром вновь сформированной разведгруппы был назначен Иван Студенов. Им предстояло перейти в соседнюю Клетнянскую партизанскую бригаду. Тут же находились десантники, уходившие на Большую землю. Группа Бокова выполнила поставленные штабом фронта задачи. От нее поступала информация о противнике. Разведчики и действовавшие совместно с ними партизаны успешно провели ряд боевых операций. Только с 7 июня по 4 сентября было пущено под откос пять железнодорожных эшелонов противника с боевой техникой и боеприпасами, взорвано около десяти мостов на шоссейных и грунтовых дорогах, разрушено несколько километров линий телефонно-телеграфной связи…
И вот отданы последние команды. Партизаны и десантники покинули лагерь. На базе остались только люди, которым предстояло выполнить новое задание командования.
Мчались над соснами стаи туч. Печально гудел лес. Поскрипывали двери опустевших партизанских землянок…
Комсомольцы-разведчики, оставленные командованием в Клетнянском лесу, несколько минут стояли молча, глядя вслед ушедшим товарищам. «Успехов вам! Не подкачайте!..» — долго еще звучали у них в ушах прощальные слова друзей.
— Жалко, Васю Бокова не оставили… — произнес наконец Барашков.
— Ну что ж, за дело, друзья! Пора связываться с Центром, — напомнил Иван Студенов. — Сейчас пошлем в штаб фронта первую радиограмму.
Но одиночество было только кажущимся. У разведчиков появились надежные друзья и помощники в окрестных деревнях.
Неподалеку от заснеженной землянки партизан раскинулся лагерь 2-й Клетнянской партизанской бригады. Разведчики часто умоляли радиста поймать Москву, дать возможность послушать сводку, узнать, что делается на Большой земле, на фронтах. Вот и сейчас радист не смог устоять перед просьбами истосковавшихся по родному голосу Москвы боевых друзей. Он, включив «Северок», стоявший на самодельном столике, стал вращать ручку настройки приемника. Наконец из шороха и треска эфира он выхватил отчетливые слова московского диктора: «Внимание, говорит Москва!»
— Есть, поймал! — радостно воскликнул Иван.
— Ну что там, в Сталинграде? — нетерпеливо спросил кто-то.
— Сводка… Вечернее сообщение, — вполголоса произнес радист и умолк: он слушал Левитана, стараясь не пропустить ни единого слова. — В течение дня наши войска в районе Сталинграда и на Центральном фронте продолжали наступление!.. — почти прокричал радист и опять умолк, прижав ладонями наушники с резиновыми обводами.
— Молодцы сталинградцы, дают прикурить! — вырвалось у Барашкова. — Ух, и жарко, наверное, там!
— Уничтожено восемьдесят восемь самолетов. В том числе тридцать восемь транспортных в районе Сталинграда, — вновь раздалось в землянке. — Уничтожено двадцать танков и бронемашин, восемьдесят автомашин с фашистами… В районе Великих Лук немцы потеряли убитыми тысячу двести солдат и офицеров…
— Так их!
— Тихо! Не мешай радисту!..
— Один партизанский отряд в Минской области за десять дней пустил под откос пять эшелонов… — скороговоркой произнес радист, — убито около ста пятидесяти гитлеровцев.
— Сколько эшелонов?
— Да тише ты!.. Пять, говорю! В Югославии тоже партизаны здорово бьют врага. В последних боях уничтожили около четырех тысяч… — громко продолжал Студенов. — На линии Грачац — Стикада партизаны подорвали два эшелона…
— Ай да югославы! Молодцы братья-славяне!
Когда чтение сводки по радио было окончено, радист сказал:
— Все, товарищи. Сводка окончена. — Он снял наушники, выключил рацию. — Ну, чего не расходитесь?
— А о чем еще Москва говорит? — интересовались друзья. — Можно послушать?
— Нет, нельзя, хлопцы. Батареи надо экономить.
— Господа! — с торжественностью и строгостью в голосе начал командующий 4-й армией вермахта, обращаясь к группе вызванных в спешном порядке офицеров. — Я собрал вас для того, чтобы довести до вашего сведения важное распоряжение командующего группы армий «Центр». — Генерал-полковник сделал небольшую паузу и окинул взглядом взволнованные лица подчиненных, золотое и серебряное шитье на воротниках, монокли, черные кресты на груди, окаймленные серебром. — Рейхсфюрер СС и командующий группой армий генерал-фельдмаршал Клюге доверили нам проведение одной из наиболее важных операций в районе действия нашей армии — освободить от большевизма все тыловые районы. Выполнение этой задачи является нашим долгом перед фюрером и великой Германией. Вам доверяется уничтожение прежде всего крупных сил партизанской регулярной армии, укрывшейся в Клетнянских лесах Смоленской и Орловской областей. В прошлом году это были отдельные партизанские банды. Теперь это — армия! Да, господа, армия! Для выполнения поставленной нам задачи выделяются силы…
Генерал Шмидт детально изложил план проведения предстоящей операции и свою речь закончил словами:
— Переброску войск на указанные в моем приказе исходные рубежи для наступления на партизан начать завтра и осуществить скрытно. Война с партизанами — это наш второй фронт, господа! И я надеюсь, ваш ум, храбрость ваших солдат и долг перед фюрером обеспечат нам решительную победу на этом фронте.
Командующий поднялся с кресла, не спеша вышел из-за стола, приблизился к офицерам и, давая знать, что совещание окончено, с возгласом «Хайль Гитлер» вытянул белую с длинными жесткими пальцами руку. По жесту этой руки скоро бросятся на кровавый бой дивизии карателей.
16 декабря 1942 года крупные силы полиции и регулярных частей фашистской армии начали «тотальную» карательную операцию против северной группы клетнянских партизан.
Из штаба карательной экспедиции, находившегося в поселке Ершичи, по радио летели приказы: «Расстреливать всех, кого встретите в лесах!», «Деревни, в которых оказываются партизаны, уничтожать!», «За помощь партизанам— виселица!», «Весь скот, все продовольствие вывезти и передать 4-й армии вермахта!..».
Разведгруппе пришлось в срочном порядке оставить обжитую землянку и вместе с партизанами вести бой с карателями. В течение нескольких дней продолжалось отчаянное сражение с превосходящими силами гитлеровцев. Огненное кольцо вокруг лагеря неумолимо сжималось. В одну из ночей, искусно маневрируя, партизаны вырвались из окружения и стали уходить в глубь леса. Разъяренные неудачей гитлеровцы, получив подкрепление, бросились их преследовать.
Трудно было народным мстителям. Ежесуточно приходилось предпринимать многокилометровые марши в мороз и пургу. Отчаянные схватки с фашистами теперь бывали не только днем, но и ночью, при свете вражеских ракет.
В одном из боев с карателями группа Студенова оказалась расчлененной. Горчаков с Барашковым остались в районе действий Воргинской партизанской бригады имени Лазо. Студенов и Щелкунов попали в расположение другого партизанского соединения.
…Во второй половине дня бой утих. Но партизаны не покидали своих позиций. Вскоре мороз усилился настолько, что стала лопаться кора на деревьях.
Тянуло свернуться в клубок и забыться, погрузиться в сон. Стоило только закрыть глаза, как охватывал обманчивый, непреодолимый покой. Товарищи старались чаще тормошить друг друга.
Барашков чувствовал, что нельзя спускать глаз с Горчакова, одетого и обутого легче других: хромовые сапожки, тоненькое полупальтишко. Николай то и дело заговаривал с ним:
— Сейчас бы тулуп да валенки…
— Ничего, Коля, переживем.
К вечеру похолодало еще сильнее.
— Возьми жита! — сказал Барашков, доставая из кармана горсть зерна. — Подкрепись хоть этим. Сам знаешь, хлеба нет и скоро нигде не достанешь. Все кругом забито гитлеровцами.
— Придется у них брать.
— Немцы! — тревожно предупредил в это время кто-то впереди.
— Идут, гады!
— Где? — встрепенулся Горчаков.
— Вон, видишь, в белых маскхалатах.
И вновь разгорелся бой. Как только атака противника захлебнулась, командир приказал отойти на новые рубежи обороны. Сразу же воздух наполнился истошным ревом, по лесу разнеслись оглушительные разрывы: каратели открыли по партизанам огонь из шестиствольных минометов.
Когда потух, наконец, декабрьский день, показавшийся Горчакову самым длинным днем в году, стало ясно, что фашисты на этот раз из леса не уйдут. Останутся, чтобы добить партизан.
Командир бригады Тимофей Михайлович Коротченков, которого лазовцы любовно звали Батей, принял решение покинуть базу и, маневрируя в лесу, оторваться от карателей.
