Исповедь - Валентин Васильевич Чикин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прусские и французские власти, недовольные его политическими действиями, раздраженные острыми выступлениями редактируемой им газеты («хуже любого французского листка периода первой революции» — ужасалась реакция), добились высылки из Франции и его, и коллег по редакции. Пришлось «нижайше просить» короля Леопольда позволить «проживание в Бельгии». Король, конечно, остается глух, но в полицейском управлении требуют письменного обязательства «не печатать в Бельгии ничего, относящегося к текущей политике». Европейские правители уже начинают ощущать разящее острие Марксова пера.
Что же до уроков революционной истории, то он еще к ним обратится не раз, и даже очень скоро. Как только схлынет волна революции 1848–1851 годов, Маркс тут же, по горячим следам событий, примется за ее глубочайший анализ, кристаллизуя важнейшие положения исторического материализма, теории классовой борьбы, учения о диктатуре пролетариата. И он вспомнит жестокие уроки, преподанные историей революционерам прошлой эпохи, он вспомнит восемнадцатое брюмера — один из последних дней уходящего века, когда военная диктатура поставила внушительную точку в конце эпохи, завершив уже и процесс буржуазной контрреволюции. Имя того мрачного дня Маркс поставит в заголовок своей принципиально важной книги и начнет с того, что позор новой буржуазной революции назовет вторым изданием событий восемнадцатого брюмера.
Беседа в брюссельской таверне.
К. Маркс и Ф. Энгельс — творцы «Манифеста Коммунистической партии».
Вспомнит он и оброненную Гегелем фразу о том, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. «Он забыл прибавить, — заметит Маркс, — первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса» и составит эту параллель: «Коссидьер вместо Дантона, Луи Блан вместо Робеспьера. Гора 1848–1851 гг. вместо Горы 1793–1795 гг., племянник вместо дяди. И та же самая карикатура…»
И мощными сочными мазками Карл Маркс — этот Шекспир революционной публицистики — беспощадно прорисовывает все мелкодушие и ограниченность буржуазных низвергателей, которые в момент глубоких социальных катаклизмов «боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы,' чтобы в этом, освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории». Маркс решительно противопоставляет буржуазной революции революцию пролетарскую и по сути своей, и по характеру, и по духу, и по всей своей драматургии. Новая социальная революция, говорит он, может черпать поэзию только из будущего, а не из прошлого…
Мы видим: Маркс, как никто до него, воспринял главнейшую суть борьбы широко и многозначно, эпохально и сиюминутно, всемирно и индивидуально. Избрав для себя невероятно тяжкий, но, по твердому его убеждению, счастливый удел борца, он до серединного рубежа жизни, еще в первую четверть своего восходящего творческого пути, со всем ответственным реализмом поставил перед собой и со всем откровением мудрости ответил на самые существенные вопросы:
Во имя чего Борьба?
Борьба какими средствами?
И ответил он не как аракул, изрекающий посетившую его истину, а как человек, эту истину у жизни вызнавший, выстрадавший; как человек практики, дела. Он не диктует, не предписывает — он открывает свои принципы и обращает их прежде всего к самому себе, к своим последователям. Не случайно созданный Союз коммунистов в общем представлении является «партией Маркса», а Коммунистический Манифест — программой практического действия для новых и новых отрядов пролетариата.
«Когда я увидел Маркса, — вспоминает ветеран революционного движения Фридрих Лесснер о поре рождения Манифеста, — я тотчас же почувствовал величие и колоссальное превосходство этого удивительного человека. Меня охватило чувство уверенности, что рабочее движение, находящееся под руководством таких вождей, должно победить». Он подчеркивает: «Маркс был рожден народным вождем».
Создавая основополагающее учение о новом обществе, разрабатывая стратегию и тактику борьбы коммунистов, постоянно сплачивая революционные силы, Маркс одновременно на жизненной основе формирует и утверждает революционную мораль, нравственный кодекс народного борца. Из практического опыта «партии Маркса» можно вывести как бы два направления, две линии борьбы. Всеобщая, магистральная линия бескомпромиссной схватки с главным врагом пролетариата — капиталом. И другая — защитная линия, предохраняющая силы от опасных попутчиков и сопутствующих помех — так трудно ее рассчитать и выверить, но она так необходима для успешного, беспрепятственного движения к конечной цели.
«Коммунизму необходимо избавиться прежде всего от этого «лжебрата», — бросит однажды Маркс мимоходом реплику о прудонизме. Но он может сказать это не раз и не два. Кроме прудонизма, философствующего в нищете и о нищете, слишком много «лжебратьев» появляется у коммунизма, слишком широкое распространение получает имитация и симуляция революционности — от того знакомого молодому Энгельсу барменского полицейского комиссара, который выдавал себя за коммуниста, до оппортунизма «законных» стражей марксизма — Бернштейна и Каутского. И то, как ставит себя марксизм в отношении незваных «лжебратьев», хкакой водораздел проводит в теории и практике, какую определяет нравственную позицию, дает возможность с особой ясностью увидеть и понять Марксово кредо борьбы. Пожалуй, нагляднее всего это раскрывает многолетняя и остродраматическая история отношений с бакунизмом.
Бывший артиллерийский офицер, сын мелкопоместного тверского дворянина Михаил Бакунин встречается с Марксом в Париже после четырехлетнего эмигрантского блуждания по Европе с репутацией гонимого царизмом революционера, заочно приговоренного к сибирской ссылке и лишенного дворянского звания. Бакунину к тому времени уже тридцать, Маркс на четыре года моложе. Они выступают с одной газетной трибуны, вместе обличают социальные пороки буржуазного общества и вместе, по распоряжению министерства Гизо, подлежат изгнанию из пределов Франции. С первого знакомства «инстинктивный» социалист Бакунин восхищается талантами, эрудицией Маркса, его стойкой преданностью пролетарскому делу, что, впрочем, не мешает ему стать завсегдатаем салонов Жорж Санд и Луи Блана, с тем же горячим энтузиазмом принимать идейное и духовное облучение прудонизмом, подготовляясь к собственной инкубации анархических идей.
Некоторое время спустя, уже в Брюсселе, Бакунин вновь встречает Маркса, но уже очевидно, что создатель Манифеста, обличающий прудоновскую «философию нищеты», и будущий предводитель анархизма не могут
