Любовник змеи - Степан Станиславович Сказин

сливные бачки — сильным мира сего не было до меня дела. Но когда я стал делиться своими мыслями об общественном устройстве в блоге… и когда у меня набралась сотня подписчиков… Тогда за мной мигом приехала команда стражей порядка в штанах с лампасами и в фуражках и врачей в блестящих очках, с полированными лысинами и в белоснежных халатах. Сначала меня сутки мурыжили в полицейском участке — а потом решили, что мне не помешает годик принудительного лечения в психушке. Эхх…

Иван Ваныч снова махнул рукой — и тяжко вздохнул.

Я тоже тоскливо вздохнул. История Ивана Ваныча напоминала мою собственную. Я вспомнил, как меня схватили за распространение «Классовой войны» и передали потирающим ладошки хихикающим мозгоправам. Похоже, что так называемый «сумасшедший дом» — это резервация для тех, чье мнение отличается от общепринятого, транслируемого интернетом и телеящиком.

— На ужин!.. На ужин!.. — донесся из коридора голос. Должно быть — сестры-хозяйки.

Дедки на койках зашевелились.

— Пойдем, брат, — Иван Ваныч поднялся и положил руку мне на плечо.

Тощие и распухшие, пришибленные «психи» с бледными физиономиями — потянулись по коридору в столовую.

Мы с Иваном Ванычем заняли крайний столик.

На ужин была манная каша — в которой плавало по кусочку желтого масла. Пациенты застучали ложками — и зачавкали, как поросята у корыта.

Иван Ваныч зачерпнул ложку каши. Положил обратно. Остановил на мне долгий взгляд:

— А все-таки, парень. Откуда на тебе следы контакта с демоном-юха?..

— Демоном?.. — слабо улыбнулся я.

— Именно. Это трудно объяснить — но я вижу то, что другие не видят. Ты можешь не верить в демонов. Тем не менее — они существуют. Так вот — по тебе, приятель, я вижу: ты провел ночь со змеей-юха. Поразительно, что ты остался жив.

— Зме-ей?..

Я дернулся и выронил ложку.

Я припомнил свое яркое видение, галлюцинацию: пятнистая змея сжимает меня тугими кольцами; красным раздвоенным языком касается моих щек… Мне стало не по себе. Меня точно прошиб озноб.

— Расскажите, — слабым голосом попросил я. — Что это за демон, которого вы называете «юха»?..

— Юха… — повторил Иван Ваныч, по привычке шмыгнув носом. — Ты немножко знаком с тюркской мифологией, сынок?.. Читал татарские или башкирские сказки?.. Есть у тюрков представление об оборотне-юха, который является в двух обличиях: прекрасной девушки и змеи…

Иван Ваныч помолчал.

— Юха живут по нескольку сотен — а то и тысячу лет… Пища демона — вернее, демоницы — это сексуальная энергия мужчин и… кровь. Густая — как томатный сок — теплая кровушка, текущая в твоих и моих венах… В образе неотразимой красавицы оборотень занимается со своей жертвой — с каким-нибудь недалеким юношей (прости!..) — любовью. Занимается до тех пор, пока не истощит все силы бедолаги. Не выжмет его, как половую тряпку. А затем — когда незадачливый любовничек уже не в состоянии шевельнуть и большим пальцем правой ноги — демоница, в своем змеином обличии, высасывает из жертвы кровь. До последней капли…

Я чуть не подавился кашей.

А Иван Ваныч вдохновенно — с огнем в глазах — продолжал:

— Вообрази себе. Совершенно бескровный труп. Сухое — будто вяленое — мясо на костях. И все это — в чехле сморщенной кожи. Такую «мумию» оставляет юха… И — глядя на тебя, братец — я удивляюсь: почему ты не «мумия» без единого грамма крови?.. Как — побывав в объятиях юха — ты остался целым?..

— А я должен был умереть?..

Я нервно сглотнул — и затрясся, как осиновый лист. То, что говорил Иван Ваныч про юха — было фантастично и просто немыслимо. Но я ничего не мог поделать: я верил, верил Ивану Ванычу. Верил, что он видит на моем лице следы общения с демоницей.

Холодея, я припомнил: когда, занимаясь сексом с Акбалой, я вымотался до предела — моя подозрительно неутомимая любовница оседлала мне член и так скакала, что довела меня до состояния помрачения. А потом — с замутненным сознанием — я будто бы видел гигантскую змею.

Змея — это истинный облик Акбалы?..

Акбала — юха?..

Так и недоев невкусную кашу — я пошел сдавать тарелку посудомойщице.

10. Как найти юха

Потянулись однообразные дни за наглухо запертыми железными дверями отделения психиатрической больницы.

Подъем — завтрак — прием таблеток — обед — снова прием таблеток — ужин — отбой.

Иногда я останавливался у обрешеченного окна — и подолгу смотрел на падающие за стеклом вперемежку снег и дождь.

Раза два в неделю меня вызывал в кабинет жирный иезуит-врач. Сверлил меня глазищами и задавал каверзные вопросы:

— Ну что, мой юный комми-анархист?.. Какие виды на классовую борьбу?..

Доктора сильнее всего волновало: не замышляю ли я какую-нибудь р-р-революционную деятельность. Не планирую ли опять печатать газету?.. Или собрать у себя в ванной бомбу, начиненную гвоздями — чтобы метнуть в кортеж президента?..

Я отвечал почти честно:

— Доктор, я переболел… классовой борьбой. Я успокоился.

Глаза психиатра цеплялись за меня, как репей:

— Так как же, господин хороший, ты дошел до такого состояния, что тебя пришлось везти в клинику?..

— Это совсем другая история, доктор. Мне понравилась девушка… из социальной сети. Мы переписывались. А потом девушка вдруг перестала мне отвечать. Вот крыша у меня и поплыла…

Как видите: я говорил полуправду. Выкладывал карты на стол — кроме туза. Я умалчивал только о том, что виделся с Акбалой. Даже спал с ней.

— Ух ты, бедный-несчастный Ромео, — гоготал иезуит-психиатр. — Ну ничего: мы поставим твою крышу на место. А когда выйдешь из больницы — запишись за умеренную цену в терапевтическую группу «Отношения для проблемных мужчин». Там тебе окончательно вправят мозги. Ты оглядишься вокруг — и взамен виртуальной красотки в кружевном белье найдешь себе какую-нибудь Марфушу или Аксинью. Круглобокую, как поросеночек — но зато отлично готовящую котлеты по-киевски, малиновое варенье и другие вкусняшки. Го-го-го!..

Я сидел покорный. С опущенной головой. Но мне хотелось плюнуть докторишке в физиономию.

По средам и субботам ко мне наведывался дядя.

Он приносил бутерброды с семгой — на которые я накидывался с волчьей жадностью; отвратительные больничные харчи стояли мне поперек горла.

Подперев голову рукой, дядюшка смотрел на меня со «светлой», «благородной» грустью и вздыхал:

— Какой ты у меня непутевый. Жену бы тебе.

Я знал: это мечта дяди. Женить меня на разумной — с его точки зрения — девушке. Не важно: красивой или нет. Чтобы эта «умница-разумница» приглядывала за мной, как за собственной больной матерью; направляла меня — точно своего великовозрастного сынка. Под