Амазонки - Татьяна Рудольфовна Разепина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давай сейчас разделаем, чтоб не засорять вокруг пещеры. Здесь вороны доклюют, а к пещере никто не подлетит, там Друг всех разгонит. Как он там без нас?
Они быстро начали потрошить птиц. Управившись, отправились к своему жилищу. Не доходя до места, где паслись животные, услышали рычание и лай собаки. Оба сразу кинулись туда, откуда доносился звук. «Друг в беде.» – мелькнула мысль у Ситима.
– Друг, Друг где ты? – закричал парнишка, испугавшись потерять своего пса. В ответ доносилось лишь рычание. Вдвоем с Ханом, запыхавшиеся они остановились и рассмеялись, когда увидели представшую перед ними картину. Местный воришка, накануне бедствия, выселенный за пределы города, стоял по стойке смирно перед псом и только он начинал шевелиться, Друг рычал и оскаливал свои страшные зубы. У незадачливого воришки были мокрые штаны и слезы лились из глаз.
– Друг, оставь его, иди ко мне, иди сюда мой охранник.
Пес оставив арестанта, радостно бросился на зов хозяина. Он прыгнул на плечи и завалив его, стал лизать ему лицо. Ситим старался вырваться из его объятий, но у него ничего не получалось. Пес истосковавшийся за день, никак не хотел отпускать его. Хан подошел к воришке, тот рухнул на колени и стал причитать:
– Где вы были, где вы так долго были, я думал эта псина мне голову откусит. Целый день стою, а она даже пошевелиться не давала. Ведь я живой, мне надо и нужду справить. Видите, до чего довела. Никогда в штаны не гадил. Вредная псина, просил ее же отпусти, отпусти не могу больше терпеть, а она только рычит.
Хан опять не сдержал смеха.
– Значит просил отпустить? А, зачем пришел? И не она, а он, у нас одни мужики остались. Ну говори, как здесь оказался.
– После того как меня выгнали, я подался в сторону Эрнуса, по дороге меня никто не подвез. Через день, что-то не понятное случилось: земля тряслась, небо непонятно чем покрылось, потом гроза. Я сначала отсиделся в лесу, а потом решил обратно вернуться. Вернулся, а города и нет. Вот думаю вам кара небесная, я хоть и тоже грешен, но зачем выгонять. Каждый живет как может. Посмотрел на дом коменданта, он в дребезги разрушен. Ну посчитал, что ему уже ничего не надо. Залез под обломки, кое-что нашел, унести не могу. Смотрю лошади, я к ним. А они нечистая сила убежали. По следам нашел их, вижу с коровой пасутся. Ну думаю повезло, еще и молока напьюсь, да тут как этот налетит. Я кричать, а он как рыкнет, что язык то и отнялся. Отпусти меня ведьмак, больше к вам не сунусь. Еще лошаденку одолжи, куда вам столько для двоих.
– Ты откуда знаешь, что нас двое?
Парнишка замялся, но деваться было некуда.
– Да я, да я… видел вас обоих в городе, когда вы мертвяков закапывали.
– Что ж не подошел помочь? Лишние руки не помешали бы.
– Конечно, знаешь, как я их боюсь, как вашу псину и тебя ведьмак боюсь, ты же с ними водишься, они тебя слушают.
– Значит обворовывать мертвый город не боишься, а закапывать ему боязно.
– Так вы, почти всех закопали. Под завалами остались, но их оттуда не достать.
– Боится он. Иди помойся к реке, после приходи в пещеру, поешь хоть. Боится надо же…и еще не ведьмак я, а лекарь, услышу уши оборву. Трупы закапывали, чтобы болезней не было, бестолочь ты. Ситим сбегай за котелком, подоить корову надо и одного гуся отдай Другу, заслужил.
Хан привязал корову и как всегда бормоча, что-то себе под нос, уселся доить.
Сидя у разведенного костра и обжаривая гуся, Ситим смотрел на Друга, как тот доедает сырое мясо.
– Молодчина, ты у меня, хозяин ты мой, ничего чужим не отдашь. Умница, а еще мачеха говорила, что ты такой же дармоед.
Пес доев последний кусок, подошел сзади к хозяину и положил ему голову на плечо. Он засопел ему в ухо, причмокивая и тихо урча.
– Нет, это мясо наше, тебе достанутся, только косточки. Какой хитрец, тебе все отдай, а мы голодные должны остаться.
Вдруг он навострил уши, уставившись на вход в пещеру.
– Заходи, заходи, не трогай его Друг.
– Он точно не тронет? – послышалось снаружи. Стемнело и никого не было видно, но по голосу сразу определился арестант Друга.
– Не тронет, он у нас умный, при хозяине не станет голову откусывать. – ответил ему подошедший Хан. – Заходи, сейчас молока теплого попьем. Давай располагайся, кстати, как тебя зовут? Меня зови Ханом, а он Ситим.
– Меня? Меня…так и зовут вор. Нет у меня другого имени.
– Как нет? Мама тебя как звала?
– Не помню и мамы не помню. Говорили меня маленьким отдали бродягам, а они меня звали вор и все.
– Не дело без имени жить, у каждого должно быть свое имя. Какое сам то хочешь.
– Не знаю…
– Тогда будешь Карим. С именем разобрались. Теперь садись есть, выбирай себе место ближе к костру, а одежду развешай сушить. Бери кружку с молоком, пей пока теплое.
Парнишка засопел и вдруг громкое рыдание разнеслось по всей пещере.
– Ты, что? Что случилось? – Хан подошел к нему и тут он уткнулся к нему в плечо, стал причитать:
– Я не думал, что вы ко мне будете так относиться, после того как я хотел увести у вас лошадь. Меня всю жизнь гнали отовсюду. Где бы я не появлялся, молва вперед меня бежала и всюду слышал только одно – вор. Даже если бы, я захотел исправиться, мне ни за что не дали это сделать. Еда мне доставалась или ворванная, или объедки со стола, которые выбрасывали свиньям. А вы, садись кушать, имя мне Карим, а не какой-то вор. Я никогда не чувствовал себя человеком, а вы как к равному.
Хан взял его за плечи обеими руками, отодвинул и посмотрел ему в глаза. Его взгляд излучал доброту и сострадание. Он проник в самые темные уголки его души, осветив и согрев теплотой.
– Душа у тебя не зачерствела, хотя много плохого пришлось ей испытать. Оставайся всегда верным ей и хорошее придет в твою жизнь, а сейчас садись есть, Карим. На свете есть разные люди и от тебя зависит, кто рядом с тобой окажется. Станешь плохим и дрянные люди станут окружать, проявишь доброту, и она к тебе вернется. Бывает и на добро отвечают злом, но на таких
