Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник] - Джон Беркли

— Вас понял, — ответил молодой высокий полицейский, дежуривший в зале, метрах в пятидесяти от служебного лифта. Он кивнул своему напарнику, такому же крепкому парню. — Пошли, — и уже на бегу добавил. — Кошмар!

Подонки, сволочи, сукины дети! Там люди могут погибнуть, а эти уроды носятся со своими амбициями. Джон нажимал на кнопки лифта, пытаясь опустить его на цокольный этаж.

Саманта Коплент стояла, прижавшись спиной к стенке, кипя от негодования. Конечно, их могли обругать, послать, закрыть перед ними дверь (работа такая), но хватать лапами и заталкивать грубо в лифт, такого в ее практике не встречалось. А тут еще этот Маклейн тычет во все кнопки, хотя кабина стоит на месте и двигаться, судя по всему, не собирается. Она убрала микрофон и в упор посмотрела на полицейского.

— Что здесь происходит? Мы что, застряли?

Он даже не взглянул на нее.

— Подождите-ка. Отойдите. Вы мне мешаете, — и задвинул девушку в угол, а сам, забравшись на бортики, тянувшиеся в метре над полом, стал толкать крышку, расположенную на потолке, пытаясь открыть люк.

— Вы хотите сделать из лифта тюрьму? — Саманта никак не могла понять, что делает этот парень. — Что происходит в аэропорту? Стреляют, бегают! — он уже распахнул люк и высунул наружу голову. — Послушайте, Маклейн. Скажите хотя бы два слова.

Джон подтянулся на руках.

— Пожалуйста. Пошла к матери.

— Спасибо, — девушка усмехнулась и даже не сдула челку, которая снова упала на глаза. — Но я это уже слышала от полковника Стюарта.

— Стюарт? — Маклейн замер. — Господи! Ну конечно! Так вот кто это был! Мать его!

Поздравляю, Джонни-бой, ты влез в настоящее дерьмо, да еще и в самом глубоком месте.

Перед его взором возник импозантный блондин с аскетичным лицом. «Я выступал по телевизору», — сказал он. Точно. За неделю до Рождества полковник давал интервью газете «Вашингтон Пост», в котором жутко ругал «красную заразу» и защищал генерала Эсперансо! Теперь понятно, почему этот голос показался ему знакомым.

— Что? Что вы говорите? Вы с ним знакомы? — Саманта пыталась получить ответы на свои вопросы у нижней половины полицейского, так как верхняя уже протиснулась наружу. — Что вы делаете?

— Тихо, — зашипел Маклейн и вытащил вторую половину своего тела на крышу кабины, — я это уже делал. На прошлое Рождество.

Люк захлопнулся, и девушка осталась в одиночестве. В ту же секунду лифт дрогнул и быстро пошел вниз…

Дверцы распахнулись, и перед ней возникли двое полицейских.

— Привет, — приветливо сказала журналистка.

Лица у мужчин вытянулись, челюсти отвисли, и они завертели головами. Саманте стало смешно. Она едва затолкала внутрь рвущийся на волю смех.

— А где второй-то пассажир? — Наверное, потерялся по дороге, — голос прозвучал весело, в глазах прыгали чертики. Оттопырив нижнюю губу, Саманта дунула изо всех сил, и челка победно взлетела над высоким лбом.

Она легко шагнула вперед, оставив за спиной оторопевших блюстителей порядка, которые тут же вошли в опустевший лифт, шаря глазами по всем щелям, ничего не соображая, как будто этот второй мог раствориться в воздухе, мать его!

— У нас есть автономная система дальней связи, — Сол Барни стоял в центре диспетчерской перед картой аэропорта. Справа и слева, внимательно слушая его, застыли Дрюдо и капитан Лорензо. — Но самолеты настолько близко, что она не поможет, — глаза главного инженера подозрительно блестели. Он чувствовал, что бессилен что-либо предпринять.

— Если мы не свяжемся с ними за полчаса, то все, кто сейчас кружит над нами, потерпят катастрофу, — сказал начальник диспетчерской, глядя перед собой.

— Надо наладить аварийную связь. Я сейчас же вызову своих ребят, и они вас проводят в аппаратный зал, — Лорензо старался хоть как-то загладить вину. В конце концов, откуда он мог знать, что здесь орудует настоящая банда, а не какие-нибудь мелкие жулики.

Дрюдо кивнул. Внешне он оставался спокоен. Ему даже думать было страшно о том, что будет, если это им не удастся. Как сказал тот полицейский из Лос-Анджелеса: «Здесь, сейчас может произойти такая катастрофа, которой вы в жизни не видели.» Страшно поверить, но очень может быть, офицер Маклейн. Очень может быть.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Цепляясь за толстые жгуты электрокабеля, он спустился в лабиринты машинного зала.

Здесь все напоминало подземное царство какого-нибудь дракона. Грохот и лязг работающих агрегатов впивался в уши. Огромные трубопроводы шипели, выпуская пар, тускло поблескивая в бледных лучах светильников. Низкие потолки нависали над головой, прижимая к бетонному полу.

— Кошмар! Не могу в это поверить, — тихо сказал Маклейн, вглядываясь в полумрак закоулков, которые ответвлялись от центрального прохода.

Пахло раскаленным машинным маслом и чем-то горьким. Маклейн тяжело вздохнул и сделал несколько шагов.

— Целый лабиринт, мать его. Сильно подозреваю, что тебе, Джонни-бой, предстоит блуждать здесь до скончания века, одно утешение — не придется встретить этого идиота еще раз.

Мысль о Лорензо немного взбодрила его. Так было всегда, когда Джон сталкивался с непроходимой глупостью и ему предстояло спасать положение, то-есть действовать самому, вопреки дурацким указаниям «не лезть не в свое дело».

Впереди чернел люк. Маклейн осторожно подошел к нему и заглянул вниз. Крутые металлические ступеньки спускались еще ниже метра на два, в другой зал, в котором, похоже, грохот был все-таки послабее.

Где-то впереди звучала тихая музыка.

О, господи! Что это? Знакомая мелодия звала, успокаивала и в то же время настораживала. Джон двигался, как зачарованный, на страстный голос Эллы Фитцджеральд, поющей о любви в безумном мире смерти. Как проникла она сюда, в этот дышащий огнем подвал? Прямо наваждение, ей Богу…

Он двигался мимо каких-то стоек, стеллажей, заставленных приборами, дальше и дальше, стараясь найти поющее чудо. И не потому, что музыка очаровала его. Просто она казалась здесь неуместной, как девушка в белом наряде на похоронах. Джон заглянул в очередной аппендикс и замер…

В маленьком закутке, на полке, стояли статуэтки, игрушки, возвышаясь над столиком с допотопным проигрывателем, на котором быстро вращалась пластинка, так поразившая Джона своей неуместностью.

Он попытался поднять лапку, и игла грубо проехалась по диску, оставляя на черной пластмассе глубокую царапину. В ту же секунду на плечо Маклейна легла чья-то ладонь. Он не слышал шагов приближающегося человека.

Джон развернулся, и «смит-вессон» 45-го калибра ткнулся под скулу худого человека с огромной плешью, который застыл, выпучив глаза, прижатый к стене сильной рукой полицейского. Куртка, скрученная у ворота кулаком Маклейна, сжимала тощее горло, напуганный рот скривился, бледные губы тряслись.

— Кто ты такой? — вопрос прозвучал резко, и мужчине показалось, что незваный гость сейчас разнесет ему голову, размазав по стене его мозги. На лбу и проплешине появились крупные капли пота, а под ложечкой гадко засосало.

— Я — Марвин, — прошипел он, задыхаясь.

— Марвин? — переспросил Джон. Этот парень, похоже, думает, что все на свете должны его знать, как будто он — Джордж Вашингтон или, на худой конец Рональд Рейган.

— Я работаю здесь, — мужчина скосил глаза на нагрудный карман форменной куртки и пару раз мигнул, предлагая убедиться в правдивости его слов.

Не опуская «пушки», Маклейн левой рукой извлек из кармана удостоверение.

— Я просто люблю слушать пластинки, — словно извиняясь, произнес Марвин, облегченно вздохнув, почувствовав, что опасность миновала. — Неужели это такой большой грех?

— Успокойся, парень. Все о’кей. Можешь слушать их сколько угодно. Но потом. А сейчас мне потребуется твоя помощь.

Господи, что с нами случилось? Почему человек, столкнувшись с человеком, испытывает животный ужас? Или хватается за оружие, готовый убить себе подобного? Нет, наше общество смертельно больно, если застыло на грани самоуничтожения, спокойно ожидая своей гибели.

Отпущенные для связи с самолетами минуты истекали. Дрюдо надел наушники и включил связь.

— Внимание всем самолетам, — голос его звучал сдержанно и спокойно. Ни у кого, кто его сейчас слышал, не должно возникнуть ни тени сомнения в правдивости информации. — Говорит башня Далласа. У нас технические неполадки. Плохие погодные условия осложняются тем, что временно у нас вышло из строя передающее устройство. Система наведения тоже. И, скорее всего, через несколько минут мы перестанем отвечать…

Во всех кабинах звучали эти слова, и пилоты затаили дыхание. Как, черт возьми, в такую погоду надеяться на посадку вслепую?! А башня Далласа продолжала вещать слишком спокойно для того, чтобы это звучало правдоподобно. «Мы хотим, чтобы вы по-прежнему держали курс по аэромаркеру. Ждите дальнейших указаний. Постарайтесь продержаться в воздухе, на сколько хватит топлива. Удачи, — и через паузу. — Господь хранит вас».