Капище - Вячеслав Миронов

Так, разговаривая, мы дошли до дедовского дома. Я, честно, говоря, ожидал увидеть покосившуюся хибару, вросшую по самые окна в землю. Оказался огромный двухэтажный домина, с огромным двором. Здесь же был большой каменный сарай с живностью.

В Сибири это небольшие сарайчики, их называют «стайка». А тут было три коровы, штук семь свиней, птицы — без счета. Огромный огород и сад. Если здесь так живут нищие, то что говорить про наших сибиряков. Хотя я заметил, что не все так жили. Дома по соседству с дедом были куда плоше и беднее.

Значит, работает старик. Молодец. Сын его оказался очень похожим на отца. На вид лет двадцать пяти, повыше будет, чем отец. Но тот же взгляд, — слегка наклонив голову, из-под бровей. Из-под низа, мазуче по лицу. Глазам собеседника. Мазнет и смотрит под ноги. Руки тоже все в мозолях трудовых. А вот волосы русые, длинные, нечесаные. И пахло от сына гораздо чем от отца. Зубы гнилые — одни пеньки. Сынок постоянно кривил губы в усмешке, демонстрируя зубы. Взгляд, кривая усмешка, тлетворное дыхание.

Деда звали Константином Сергеевичем, а сына — Иваном. Договорились о цене. За два дня они просили сначала десять долларов, но сошлись на двух. За питание еще два доллара в сутки. Быстро дед соображает, что если стрингер, то есть валюта.

Оказывается, у деда был дома телефон. Почти во всех домах были телефоны. Раньше это был колхоз-миллионер, да и сейчас люди жили неплохо. В станице был большой Дом культуры, своя больница, свой стационар, детский сад, средняя школа, свой универмаг, много магазинчиков, отдельно стояла библиотека, гостиница, дороги были асфальтированные. Цивилизация. Нам, в Сибири, далеко еще до этого.

Поужинали плотно и рано. Дед вытащил бутыль домашнего вина, я вежливо отказался, сослался на внутреннее заболевание. Отец с сыном употребили по стакану и спрятали вино в подполье.

Банька тоже оказалось такой, что отличается от тех, к которым я привык в Сибири. Огромный, метров десять предбанник. Он же и комната для чаепития. Сама парилка была побольше тех, к которым я привык, дрова в печь закладывались из специального помещения, обитого жестью. Грамотно, ничего не скажешь.

Составили две широкие лавки, что стояли в комнате для чаепития и постелили матрас. Хорошая постель.

Легли рано. Не сомневаюсь, что «пассажиры» тоже устраивались на ночлег рядом, попутно изучая подступы к дому. Завтра или сегодня ночью прибудет подкрепление. Спать, завтра будет много работы. Но только последние дни лишили они меня сна. Так, короткое забытье, потом переворачиваюсь на другой бок, комкаю простыни, мну подушку. Сна-забвенья нет. На войне и то спал лучше. Обстрелы вражеских позиций укрепляют сон лучше снотворного и водки.

Только солнце появилось над горизонтом, я уже был на ногах. Отец с сыном вовсю трудились на своем огромном хозяйстве. Оба доили коров, выгоняли их в общее стадо, чистили загон, кормили свиней и многочисленную стаю пернатых.

Где-то через час сели завтракать. Предложили парного молока. Я отказался. Слишком все это жирное, а мне расстройства желудка не надо, мне работать надо.

Потом дед принялся меня пытать насчет интервью. Начали со ста баксов, сошлись на десяти. И по доллару за каждого, кто мне согласится дать интервью из соседей.

Константин Сергеевич рассказывал довольно интересные вещи. Как воровали людей среди белого дня. Как угнали часть общественного стада, у него самого угнали с этим стадом корову.

Граница с мятежной Чечней начиналась сразу за Сухой балкой. Это большой овраг, который начинался Чеченской земле и приходил в Ставрополье. Перед ним было большое колхозное поле. Около трех километров, там сеяли пшеницу. Этой осенью украли комбайнера и водителя грузовика с зерном. Пропали люди и ни слуху ни духу.

Мужики было подрядились сами охранять поле во время работы, от милиции все равно никакого толка. Но приехали из района. Отобрали у мужиков оружие, а сами постояли на поле один день и уехали.

Я все это записывал на диктофон. Потом, может, действительно. напишу статью, да и надо же мне было оправдывать свое прикрытие. Потом дед привел еще пять человек.

Их судьбы были трагичны и ужасны. Один из пришедших полгода был в плену. Его держали на положении раба, он строил дома для чеченцев. Все чеченские дома, в которых ему приходилось бывать, были оборудованы камерами для новых рабов.

Издевались чеченские бандиты просто так, потому что русский. Могли по своей прихоти убить. За малейшую провинность секли плетьми, постоянно орали, что русские — свиньи.

Еще у чеченских бандитов появилась мода травить людей огромными кавказскими овчарками. До смерти травить. Особенно больных или обессилевших. Очень наглядно и доходчиво для остальных бедолаг. И часто до смерти. Опять же — развлекуха-веселуха. Они же тоже люди, им нужны развлечения.

Мужику удалось бежать. Выбирался около месяца. Потом здесь его долго допрашивали, сначала в ФСБ, затем в милиции, а не участвовал ли он в банде. И все, кто приходил и рассказывал свою незатейливую, но страшную историю, были уверены в одном, что в станице живет кто-то, кто наводит бандитов.

А также все, с кем мы беседовали, были уверены, что я своей статьей помогу их горю. Что власти прочитают эту статью, и тут же исправят положение. Поставят забор на границе с Чечней. Вызволят из плена их родственников. Помогут отыскать тела погибших, замученных. Привезут их на родную землю. Чтобы похоронить достойно, чтобы можно было приходить на могилу близкого человека.

Мне было стыдно, что я обманываю их. Никакой я не корреспондент, просто очередной шакал, который использует их в своих интересах. И никто никогда не опубликует мое интервью с ними. Никому это не интересно. Вот если бы они рассказывали сказки про войска... Но люди почему-то говорили лишь про чеченских бандитов. И все хотели и желали смерти бандитам, и призывали все мыслимые проклятья на головы людей, находившихся в всего-то в пяти километрах от них.

Была женщина, рассказавшая, что ее сына попытались также захватить, когда он пас общественное стадо, тот попытался отбиться бичом, за что его просто пристрелили, а коня угнали. И вот теперь она живет одна.

Каждый короткий рассказ был достоин отдельной книги, сердце разрывалось от боли и сострадания к этим людям, потерявшим своих близких.

Еще у одной женщины сын был в казаках и воевал в Чечне. После подписания «мира» он вернулся домой. Но пришли ночью бандиты и вырезали всю его семью, не пощадили даже трехлетнею внучку. А на стене написали кровью убитых: «Собаке собачья смерть!» и «Аллах акбар!»

И очень обижало всех этих людей, что по телевизору после Хасавьюрта только и говорили, о том какие хорошие чечены, и что надо с ними жить в мире. И что все приезжие журналисты искали положительные стороны лишь в чеченской стороне.

Как и обещал, я расплатился с каждым. С дедом тоже. Потом пошел позвонить с дедовского телефона.

Достал бумажку с номером — он был местный, этого района.

— Алло, это посольство Израиля?

— Нет, это консульство Китая.

— Ну, и что? Где пленник?

— Здесь.

— Так дай поговорить.

— Сейчас, только быстро!

— Алло, Андрей, это ты?

— Я. Леха, ты?

— Я. Какая у тебя была кличка в Кишиневе?

— Рабиндранат Тагор. Тебя звали Салтым — по фамилии.

— А комбата как звали?

— Подполковник Клёнов.

— А прозвища какие были у него?

— Дед и дядя Толя.

— Андрей, а что ты делал в Приднестровье, когда начинался обстрел?

— Падал и откатывался.

— Точно, метров на пятьсот на восток, — нашел в себе силы пошутить я. — Как ты?

— Хреново, Леха, плохо мне, — по голосу было слышно, что Андрей на грани срыва.

— Все будет хорошо, я привез, что они хотели, если все пойдет как надо, то скоро ты будешь на свободе. Пальцы целы?

— Целы. Кости вроде тоже, но все остальное, Леха...

— Ну, все — убедился? — у Андрея вырвали трубку.

— Да. Порядок, где меняться будем?

— Завтра в полночь за Сухой балкой.

— А почему не сегодня?

— Я сказал завтра! Придешь туда один. Тебя встретят двое, отдашь им деньги...

— Нет, только в обмен на Андрея Ивановича, — я подчеркнуто уважительно назвал Андрея по отчеству, чтобы берегли его.

— Хорошо, получишь своего вонючего еврея, только один и без фокусов.

— И вы тоже без фокусов! Я буду должен убедится, что вы мне отдадите именно его. Понятно?

— А как ты убедишься?

— Пощупаю, посмотрю.

— А если не он будет? Что ты нам сделаешь? Деньги что ли не отдашь? — голос в трубке звучал ехидно.

— Нет, просто взорву деньги. И каждый останется при своем интересе. Понял?

— Ты не шути так, — голос сразу стал серьезным. — Человек, способный уничтожить миллион долларов, внушал страх и уважение.

— Я не шучу, я просто предупредил вас.

— Ну, все, ждем завтра.

Значит, они находятся где-то неподалеку. Скорее всего стоит радиотелефонная вставка.