О чём грустят кипарисы - Шамиль Ракипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Брось одну бомбу на головную машину, — сказала я. — Если она нагружена боеприпасами, и склад рядом, вторая бомба может и не понадобится.
Валя ударила точно, но машина оказалась пустой.
— Бросай САБы по одному, будем высматривать склад. Он где-то здесь.
Яркий свет высветил склоны холмов, дорогу, небольшое озеро, вишнёвое дерево… Склада мы не обнаружили.
— Ещё одна машина, — сказала Валя.
— Где? — встрепенулась я.
— Курс 120. Чуть вправо. Ещё…
— Вижу. Бей.
Я разгадала хитрость немцев: колонна стоит в стороне, к складу машины подъезжают по одиночке. Видимо, так оно и было: внизу раздался двойной взрыв, машина, нагружённая боеприпасами, взлетела на воздух. Но где же главная цель?
— Склад где-то тут, запомни место, прилетим ещё раз, — сказала я. — Эта машина, видимо, успела отъехать…
Мы вернулись с новым запасом САБов и двумя «сотками».
Вишнёвое цветущее дерево, залитое светом бомбы и луны, казалось каким-то сказочным видением.
«Спешить некуда, — рассудила я. — Склад не иголка, обнаружим».
— «Мессер» слева! — крикнула Валя. — Мамочка моя…
Огненная трасса пересекла наш курс, я нырнула под неё и едва не врезалась в белоснежную крону вишни. Стала кружить вокруг дерева, меняя высоту. Немец бил короткими очередями, атакуя нас с разных сторон. Вишнёвое дерево, вздрагивая, пучками сбрасывало белые лепестки на землю. В голове вихрем проносились мысли: «Заметили сразу. Ждали. Думали, не обнаружим, улетим. Сама напросилась. Склад близко…»
— Стреляют из двух автоматов, — уже спокойнее доложила Валя. — Автоматчики к югу от дерева, между холмами. Там склад! Вижу склад! — в её голосе звучало торжество, об истребителе она словно забыла.
Но я помнила. И приняла решение: направить самолёт на автоматчиков. Склада я не заметила, но он там, между двумя холмами. Сверху его не видно, замаскирован. Уже светает. Ещё один круг, последний…
И тут произошло невероятное: «мессер» круто развернулся и врезался в лесистый склон холма. «Потерял ориентировку», — мелькнула злорадная мысль. По инерции я продолжала кружить вокруг дерева.
— «ЛАГГи»! — крикнула Валя. — Девять штук!
Немец, видимо, заметил их раньше и потерял от страха не ориентировку, а голову. Истребители, набирая высоту, с грохотом пронеслись над нами и исчезли в предутренней мгле.
Автоматчики прекратили огонь и, наверное, горько сожалели теперь, что обнаружили себя. Уверенные, что «мессер» расправится с нами, решили принять участие в охоте на ночных ведьм.
Валя ударила залпом, сразу двумя бомбами. Мощная взрывная волна смахнула белоснежный наряд с нашей спасительницы-вишни. Пламя взметнулось выше холмов, и было расцвечено прямо бенгальским огнём, — это взрывались патроны.
— Мамочка моя, как красиво, — сказала Валя и, вздохнув, добавила: — Вишню жалко.
У меня вдруг разболелась голова, я хотела передать управление штурману, но не успела.
— Магуба, сделай мёртвую петлю, — эта неожиданная просьба ошарашила меня, и головной боли как не бывало.
Я молчала, с наслаждением слушая причитания штурмана:
— Никто не отказывает. Все девочки испытали. Ну, что тебе стоит…
Линия фронта осталась позади.
— Не мёртвую петлю, а петлю Нестерова, — строго сказала я. — Ремни проверь.
— Проверила!..
Выше нас пролетали эскадрильи «Яков», «ЛАГГов», «Илов», «Петляковых». Интересно, что думали лётчики, наблюдая, как одинокий «По-2» в лучах зари выполняет одну за другой петли Нестерова.
— Как здорово, — лепетала Валя. — Как на качелях. Ещё… Мамочка моя…
По дороге в деревню я просвещала своего штурмана:
— Никогда не говори «мёртвая петля», это устаревшее название. Ничего «мёртвого» в этой фигуре высшего пилотажа нет. Впервые её исполнил замечательный лётчик Пётр Николаевич Нестеров 27 августа 1913 года. А ещё раньше он ввёл в практику виражи и резкие, крутые повороты с креном, доказал их безопасность. До него все лётчики мира делали только плавные повороты, без крена, с большим радиусом, на что уходило много времени.
Нестеров первым в истории мировой авиации в августе 1914 года применил в воздушном бою таран. Сбил вражеский самолёт-разведчик, которым управлял австрийский барон, лейтенант Розенталь, и погиб сам.
К этому историческому бою Нестеров тщательно готовился. Собирался ударить вражеский самолёт колёсами сверху по краю верхней плоскости. Но почему-то ударил в середину, по кабине. Удар был настолько сильным, что переломился вал мотора. Просчёт Нестерова его друзья объясняли крайним переутомлением — он летал слишком много. Был случай, когда он, выйдя из самолёта, потерял сознание.
Семь месяцев спустя, в марте 1915 года, лётчик Казаков осуществил таран точно «по рецепту» Нестерова — ударил шасси по краю крыла немецкого самолёта, сбил его, а сам благополучно приземлился.
Советские лётчики используют таран как боевой приём очень часто.
— Виктор Талалихин! — воскликнула Валя.
— Да, он впервые в истории авиации осуществил таран в ночном бою. Защитники Москвы только в 1941 году, применяя таран, сбили более двадцати немецких самолётов. У иностранных лётчиков таран — редчайшее исключение.
— Слабы в коленках!
— Совершенно верно. У нас есть лётчики, на счету которых по два тарана.
— Если бы у «По-2» скорость была побольше… — мечтательно сказала, Валя.
— Можно попробовать на встречных курсах, — предложила я. — Встретим ещё «мессера», передам тебе управление.
Валя восприняла моё предложение всерьёз. Подумала немного и ответила!
— Не смогу. Если бы сидела в передней кабине… Каким-то образом Бершанская узнала о нашем показательном полёте и, выслушав мои сбивчивые объяснения, отчитала меня:
— Воздушные акробатки… Надо приготовить афишу. Спешите видеть! Публичный полёт по воздуху вниз головой на аэроплане известной лётчицы Сыртлановой! Усиленный военный оркестр! В случае аварии лётчица просит уважаемых зрителей оставаться на своих местах.
Мы обе рассмеялись, я сказала, что «больше не буду».
— Горе мне с вами, — Бершанская махнула рукой.
Ночь шестьсот девяносто третья
Привезли почту, я получила письмо от мамы, тут же его прочитала — слава богу, жива-здорова. Прихватила два письма для Лейлы, оба от Ахмета, пошла в её «родную» хату.
Лейла делала вечернюю зарядку.
— Два письма от Меджнуна! — сказала я, помахивая письмами.
— Наконец-то, я уже начала беспокоиться. Прочитай вслух.
— Не буду, — я положила письма на подоконник. Взяла альбом Лейлы, стала перелистывать, В сотый раз, наверно»
«Песня материи:
Иди, любимый мой, родной,Суровый день принёс разлуку.Враг бешеный напал на нас войной,На счастье наше поднял руку…
Эту песню я впервые услышала по радио ещё в начале войны. Никогда не могла слушать её без слёз.
Перелистываю альбом, как песенник, и тихонечко пою, поглядывая на подругу.
Тревогою нынче объятаЛюбимая наша Москва.Шагают отряды, идут в бой девчата,И нам, друг, с тобою пора…
Гибкая, как лоза, Лейла сделала мостик, затем постояла на руках…
— Плясать не будешь, — милостиво сказала я. — Алупку освободили, готовься к свадебному путешествию.
— Всегда готова! — Лейла запрыгала, приспособив под скакалку кусок верёвки.
Ночь тиха, над рекойСветит луна,Как усталый солдат,Дремлет война.Милая, вспомни меня,Милая, вспомни меня.За тебя, край родной,На бой, на бой…
— Очистим Крым, нам всем, наверное, дадут отдохнуть несколько дней, — размечталась я. — Выходи за него замуж, чего тянуть. Кстати, в твоём альбоме есть кое-что на эту тему. Сейчас найду…
Прекрасен дом, в котором есть жена —Твой добрый друг, красивая подруга,Но в доме нет добра и красоты,Когда в нём нет жены, хозяйки, друга.
Алишер Навои. Что скажешь?
Лейла немного подумала, потом по-детски улыбнулась:
— Погулять на свадьбе захотелось? Ладно, посмотрим. Умоюсь — прочитаем письма и будем ужинать.
— Я от мамы письмо получила.
— Что пишет? — сразу посерьёзнела она.
— Здравствуй, доченька, здравствуй, наша храбрая Героиня, наш Гвардеец… Героиня и Гвардеец, конечно, с большой буквы. Денег хватает, хотя на рынке всё страшно дорого. Заходили мои подруги, они работают на военном заводе, перекололи все дрова, вымыли полы. Не забывают старушку. Тебе привет и поклон. Ждёт не дождётся нас обеих.
— Спасибо. Напиши, что скоро приедем. Лейла вышла.
За Ленинград, за город наш любимый,На бой с врагами уезжаю я.Прости-прощай, подруга дорогая,Пиши мне письма, милая моя…
Мелодию этой песни я не знала, спела на свой лад.
