Журнал «Вокруг Света» №08 за 1980 год - Вокруг Света

Подобно гепарду, рысь не любит долго преследовать избранную жертву и очень скоро прекращает погоню. В лапы ей, как правило, попадают ослабленные животные и птицы, и тем самым рысь способствует восстановлению необходимого равновесия в популяциях. Распугивая оленей и косуль, рысь заставляет их больше перемещаться с места на место, отчего снижается опасность эпизоотии и слишком близкого кровного родства.

Немаловажно и то, что рысь препятствует чрезмерному размножению лис. Это происходит как раз в тех странах, где волки и другие крупные хищники истреблены человеком. В Швейцарии, как и во Франции, среди лис в последние годы свирепствует эпидемия бешенства, что привело к их массовому уничтожению. Их травят в норах с помощью ядовитого газа.

Инициаторы операции «Рысь» надеялись, что выпущенная на свободу хищница вскоре начнет выполнять роль, отведенную ей самой природой. И рысь как будто бы прижилась в здешних лесах, начала размножаться. Об этом говорит, например, такой факт. В 1974 году на лесной дороге в кантоне Унтервальден нашли мертвого рысенка, который попал под колеса автомобиля. Отпечатки лап молодых рысей были замечены и в других кантонах.

Рассчитывать на быстрый рост популяции рыси не приходится. Самка мечет раз в год всего двух или трех котят, четыре рысенка уже редкость. И трудно найти более слабого и уязвимого детеныша, чем рысенок, который полностью зависит от родителей в течение всего первого года своей жизни: до восьми месяцев у него сохраняются молочные зубы, а когти не успевают окрепнуть.

В наше время инициативы такого рода кажутся особенно своевременными. Столько форм уже безвозвратно исчезло на нашей Земле! А сколько животных и птиц находится на грани вымирания!

Примеру Швейцарии собираются последовать и другие страны. Недавно несколько пар рысей были выпущены в безлюдном, диком массиве Гарца (ФРГ). Во Франции тоже решили сделать рысь санитаром лесных угодий в департаментах Эльзас и Верхний Рейн. В апреле 1975 года этот вопрос уже обсуждали в городе Мюлузе. Первые пары рысей были выпущены на свободу во Франции, по-видимому, в 1977 году.

В результате принятых мер положение с рысью — этим полезным хищником — в ближайшие годы, очевидно, изменится к лучшему. И от Карпат до Французских Альп рысь вновь заселит те места, где она искони проживала до того, как ее истребил человек.

В. Крашенинников

В перекрестии прицела

Э ту револьверную гильзу я подобрал в узком ущелье неподалеку от городка Форт-Коллинс в американском штате Колорадо. Гильза как гильза: тусклые блики на серебристом корпусе, крошечный капсюль, пробитый остроконечным бойком. На полке она едва видна среди заокеанских сувениров. Но именно эта стреляная гильза в последнее время чаще всего наводит на размышления. Иной раз и сам удивляешься, о скольком способен напомнить безымянный предмет. Впрочем, безымянный ли?

В тот солнечный воскресный день в Скалистых горах со всех сторон доносилась частая стрельба. Оставив на обочинах извилистого шоссе автомобили, люди разных возрастов с ружьями через плечо или наперевес карабкались по склонам, покрытым прошлогодней жухлой травой. Останавливались они наверху, на ровных лужайках. Там, деловито сняв амуницию, любители стрельбы расставляли мишени и открывали огонь из всех калибров. Гулкое эхо разносило по окрестностям отзвуки резких винтовочных выстрелов, сухих пистолетных щелчков, раскатистых автоматных очередей.

— Что поделаешь, спорт, — снисходительно махнул рукой хозяин крохотного придорожного бара, где запотевшие пивные банки подавались вместе с красочными видовыми открытками.

— Ничего страшного, обычный уик-энд, — заверил и следующий человек, встретившийся нам на пути. Это был управляющий небольшого рыбного хозяйства, которое неожиданно возникло за поворотом. Низко надвинув козырек кепки и все-таки щурясь под яркими лучами солнца, наш новый знакомый невозмутимо водил сачком в густой искрящейся массе форели, выбирая рыбин покрупнее, и неторопливо рассуждал насчет массового увлечения стрельбой: надо же людям сбросить нервную нагрузку, в конце-то концов!

— Вы и в самом деле не удивляйтесь, здесь пальба — дело обычное, — проронил после одного из залпов наш добродушный гид Дейв Вэнсил, аспирант местного университета. Уверенно крутя баранку потертого микроавтобуса, он чутьем опытного водителя предугадывал каверзные сюрпризы горной дороги.

«Обычное дело», «спорт», «ничего страшного»? Может быть, в какой-то степени и так. И все же природу отнюдь не украшали ни россыпи пустых гильз, ни мишени, прислоненные к стволам сосен. В углу каждой из этих картонок четкая надпись: «Национальная стрелковая ассоциация США».

В американских справочниках вы непременно найдете упоминание об этой негосударственной организации, опекаемой весьма влиятельными патронами. Сотни складов с оружием и обмундированием, списанным армейскими интендантами; сеть военизированных клубов; отлаженный в общенациональных масштабах учет тех, кто умеет стрелять без промаха. Не так уж все это безобидно, если принять во внимание недавнее решение администрации Картера возобновить регистрацию резервистов обоих полов.

Здесь, в Скалистых горах, мне вспомнилось, что неделей раньше в Вашингтоне нас поселили совсем рядом со штаб-квартирой упомянутой ассоциации — в отеле «Экзекъютив» на площади Скотта. Однажды утром мы наблюдали из гостиничного вестибюля, как к соседнему зданию съезжались в блестящих лимузинах важные шишки. Швейцары угодливо распахивали перед ними массивные двери. Портье, стоявший рядом с нами, мрачно пробурчал:

— Эти запросто зарубят любой законопроект, об ограничении продажи оружия.

Бронзовый всадник, застывший посреди площади на гранитном постаменте, склонил голову словно в знак, сочувствия к американцам последней четверти XX века, вынужденным вооружаться без конца. Он, наверное, несказанно удивился бы, узнав, что потомкам первых пионеров, как будто бы полновластным хозяевам страны, потребуются только для личного пользования 90 миллионов единиц стрелкового оружия!

…Исколесив по горным колорадским кряжам не один десяток километров, мы вернулись в Форт-Коллинс. Дейв Вэнсил загнал микроавтобус в гараж и пригласил нас к себе в гости. Пока его совсем еще молоденькая жена готовила ужин, Дейв решил показать нам свою комнату. И здесь первое, что бросилось в глаза, было оружие: два довольно-таки внушительных ружья. Одно из них когда-то принадлежало кому-то из первых поселенцев этого края. Другое — не такое уж старинное: его привезли из Европы в годы первой мировой войны.

— А мне оно досталось совсем недавно на аукционе, — сказал Дейв, поглаживая, вороненый ствол. — Вы только не подумайте, что я страстный стрелок. Вовсе нет. Просто у нас принято иметь дома оружие. Не забывайте, мы ведь на Среднем Западе...

Вечером в маленьком номере местного мотеля мы включили телевизор. Заглушив мерный рокот кондиционера, он наполнил комнату навязчивым ритмом очередного шоу. После развлекательной программы диктор передал слово студенту-физику, самостоятельно создавшему оригинальный проект... атомной бомбы. Следуя американскому правилу: «Кип смайлинг!» — «Всегда улыбайтесь!», улыбающийся парень увлеченно рекламировал поражающие факторы своего детища. Формулы смерти звучали в его устах как стихи. И от этого на душе становилось тоскливо.

На следующее утро мы отправились в кампус местного отделения колорадского университета. Это современный, хорошо спланированный студенческий городок с большими стоянками для велосипедов: двухколесное средство передвижения сейчас все настойчивее оттесняет автомобили.

На втором этаже учебного корпуса исторического факультета нас встретил профессор Роберт Лоренс. Средних лет, но без седин, с острым живым взглядом, он произвел впечатление не только ученого, но и делового человека, не привыкшего терять время даром.

— Приглашаю на семинар по национальной безопасности, — сказал профессор Лоренс и, проведя нас в аудиторию, усадил за парты на «Камчатке», чтобы можно было лучше наблюдать за ходом обсуждения.

Для начала я осмотрелся. Все вокруг — от лакированной поверхности парт, испещренной какими-то слэнговыми словечками, до ламп дневного освещения — напоминало комнаты здания МГИМО в Николо-Щеповском переулке, что рядом с Москвой-рекой, на Варгунихе. Только вот такого предмета — «национальная безопасность» — у нас не было. А в американских университетах он, оказывается, изучается повсеместно. Смысл введения сей дисциплины сводится к тому, чтобы студент на несколько минут мог представить себя если не президентом страны, то хотя бы членом Совета национальной безопасности, короче говоря, ответственным за защиту государственных интересов от пресловутых «козней Москвы». Устраивая своим подопечным подобные тесты, американские политологи под весьма патриотичным предлогом вырабатывают в будущих чиновниках, журналистах, коммерсантах четкий антикоммунистический рефлекс, агрессивность, увлеченность глобальными авантюрами.