Девяносто дней Женевьевы - Люсинда Кэррингтон

Женевьева не хотела грубить Джорджу. Это получилось случайно. Она была с головой погружена в работу и поэтому не сразу поняла, о чем ее спрашивают.

— Да, это, наверное, неподходящее слово, — сказал Фуллертон, сев на край стола. У него в петлице красовалась свежая гвоздика. — Похоже, во время последней встречи ты смогла не только найти с ним общий язык, но и понравиться ему. Одно непонятно: почему он до сих пор нам не позвонил?

Подняв голову, Женевьева посмотрела на Фуллертона и, сцепив пальцы, положила на них подбородок.

— Джордж, что значит «понравиться»? — улыбнувшись, спросила она.

Фуллертон понял, что попал в неловкое положение, и сумел выйти из него с достоинством.

— Мне показалось, что между вами завязались не только деловые, но и личные отношения, — ответил он.

Женевьеве пришлось признать, что она недооценивала Джорджа Фуллертона. Он оказался более наблюдательным. Интересно, насколько смущенной и растерянной она выглядела (и как сильно покраснело ее лицо), когда он вошел в ее кабинет, прервав довольно необычный осмотр ее тела, который производил Джеймс Синклер?

— Мистер Синклер весьма привлекательный мужчина, — сказала она. — Мы обменялись комплиментами. Я действовала исключительно в интересах бизнеса. Однако дальше комплиментов дело не пошло.

— Замечательно, — сказал Фуллертон и, помолчав немного, спросил: — Хочешь, дам один совет?

Женевьева улыбнулась.

— Мне почему-то кажется, что, даже если я скажу «нет», мне все равно придется его выслушать.

— Ты, наверное, знаешь, какую репутацию имеет Синклер в деловых кругах. Если бы он был славным, милым парнем, то не смог бы заработать свои миллионы. Я лично ничего против него не имею, однако он приобрел дурную славу не только в мире бизнеса.

— Ты намекаешь на то, что он бабник? Я слышала об этом. — Женевьева кивнула.

— Синклер очень любит манипулировать людьми, — сказал Фуллертон. — Он использует их, передвигая, как фигуры на шахматной доске. Мне кажется, что ему нравится демонстрировать свою власть и могущество.

— Какое это имеет отношение к нам? — поинтересовалась Женевьева. — Нам крупно повезет, если удастся заключить с ним контракт. Кому какое дело, как он заработал свое состояние? Главное, что он до сих пор продолжает успешно делать деньги.

— Ты не задумывалась над тем, почему Синклер обратился именно к нам? — спросил Фуллертон.

— Он видел рекламные кампании, которые мы сделали для «Электы» и «Торвудс», — сказала Женевьева. — Ему понравился наш стиль. В нашем художественном отделе есть потрясающе талантливые люди.

Помолчав немного, она добавила:

— Мне кажется, Синклер знает, что мы люди амбициозные и планируем расширяться. Он это понимает, и ему это нравится.

— Может быть. Однако сейчас он сотрудничает с «Рендл-Мейн». Они уже разрабатывают для него несколько международных проектов. Зачем ему искать еще одно агентство?

— Они ему не нравятся. Он сам сказал мне об этом. У Синклера и «Рендл-Мейн» возникли творческие разногласия.

Фуллертон пожал плечами.

— Ему трудно угодить. Все об этом знают. К тому же после ухода Стива Фармера «Рендл-Мейн» уже не те, они начали сдавать свои позиции. Мне просто хочется понять, насколько серьезны намерения Синклера. Действительно ли он ищет другое агентство или просто играет с нами, скрывая истинные намерения. Может быть, он использует нас для того, чтобы подобраться к кому-то другому. Такие трюки он проделывает довольно часто, и мне, честно говоря, не хотелось бы, чтобы «Баррингтонс» втягивали в подобные игры. Это может испортить нашу репутацию. Интересно, Синклер ведет переговоры с кем-нибудь еще?

— Он ничего мне об этом не говорил, — призналась Женевьева.

Фуллертон пристально посмотрел на нее. Женевьеву этот взгляд немного смутил.

— А как насчет женской интуиции? Что она тебе подсказывает? Почему Синклер так себя ведет и что ему от нас нужно?

— Что за намеки, Джордж? Это чистой воды дискриминация. Я не женщина, а сотрудник агентства, и привыкла опираться на конкретные факты, а не на интуицию.

— Ты же сама сказала мне, что считаешь Синклера красивым. И даже призналась в том, что делала ему комплименты. Значит, и ты тоже поддалась его мужскому обаянию. Мне хотелось бы услышать объективное мнение.

— Объективное мнение бедной слабой женщины, романтичной и наивной? — улыбнулась Женевьева. — Что ж, должна тебе признаться, Джордж: я считаю, что мистер Синклер нас не обманывает.

— Хочется надеяться, что так оно и есть, — сказал Джордж Фуллертон. Однако прозвучало это как-то неубедительно. — Ты много сделала для нашего агентства. Если тебе удастся заключить контракт с Синклером, мы будем тебе благодарны. Очень благодарны. Однако сначала я хотел бы убедиться в том, что Синклер действительно ищет новое рекламное агентство, а не тупо использует нас — и тебя — в каких-то своих непонятных играх. Поэтому вот что я тебе скажу: будь всегда начеку, чтобы тебе не смогли нанести удар в спину. — И, постояв немного возле двери, Джордж добавил: — И нам тоже.

Дверь закрылась. Он прав, подумала Женевьева. Репутация «Баррингтонс» серьезно пострадает, если такой клиент, как Синклер, будет вести себя подобным образом — сначала заявит о своих намерениях заключить контракт, а потом возьмет свое слово обратно. А Джордж Фуллертон вложил в «Баррингтонс» собственные деньги. Он хочет защитить свои инвестиции. «Лично у меня, похоже, нет никаких причин для волнения», — сказала себе Женевьева. Синклер обещал ей, что подпишет контракт, если она будет играть с ним в его странные игры.

Однако беда в том, что ее начали одолевать сомнения. Сдержит ли он данное ей слово?

— Возможно, мужчинам нравится ее большая отвислая задница, но мне кажется, что она выглядит просто жутко. А эти бедра! Если бы у меня была такая фигура, я бы напялила на себя чехол для танка, чтобы скрыть все это безобразие.

Клэр говорила таким громким и резким голосом, что Женевьева слышала ее даже сквозь деревянные стены сауны. Она знала, о ком идет речь, и радовалась тому, что косточки перемывают не ей, а другой.

— Она не может без поклонников и всегда кого-нибудь держит при себе, — произнес другой голос. — Некоторые из ее воздыхателей похожи на огромные мясные туши.

— С таким же успехом она могла бы лечь в постель с китом! — взвизгнула Клэр.

Женевьева собрала свои вещи и вышла из просторной раздевалки. И почему женщины такие злые и жестокие? Дама, о которой говорила Клэр, всегда улыбалась Женевьеве при встрече. Иногда они даже перекидывались парой слов, хотя Женевьева понятия не имела о том, как ее зовут. Она всегда была милой и дружелюбной. Да, она действительно была толстой, но не безобразной, и Женевьева знала, что многим мужчинам нравятся женщины, имеющие пышные формы.