Не в силах забыть - Шерри Томас

— Вы о чем? — поинтересовался Лео, поднимаясь со складного стула.

— О пилюлях, которые вы только что приняли.

— Средство для роста волос.

— Что, прошу прощения?

— Эти пилюли дал мне Уилл. Вы помните Уилла, моего брата? У него роскошная шевелюра. Все его вечно спрашивают, как он ухаживает за волосами. Так вот эти пилюли — его секрет.

Брайони подозрительно прищурилась:

— А вам-то зачем эти пилюли? У вас прекрасные волосы.

— Чтобы предотвратить облысение, разумеется.

Легкомысленный тон Лео вывел Брайони из себя.

— Облысение невозможно предотвратить. Вы бы лучше употребили эти пилюли на то, чтобы укрепить дамбу вашего самообладания, сдерживающую яростные волны вашей души.

Лео рассмеялся. Брайони всегда удавалось отразить удар, когда он слишком уж вольно играл словами.

Они могли быть счастливы вместе.

— Что случилось? — спросила Брайони, сбавив тон.

— Ничего, — мягко улыбнулся Лео. — Я просто забыл, как вы остры на язык, вот и все.

Брайони на мгновение опустила ресницы, а когда снова подняла глаза, ее лицо казалось неподвижным, как гипсовая маска.

«Неприступная крепость». Будучи мужем Брайони, Лео слишком часто видел на ее лице это выражение. Казалось, она захлопывает ворота и отступает в цитадель. Лео это всегда приводило в бешенство. Брак означает, что супруги делят чертову крепость. Прекрасная дама не станет заставлять несчастного рыцаря бродить вокруг замка в тщетной попытке найти вход.

Быть может, всему виной была стреляющая головная боль и поднимающийся жар — фенацетин еще не успел подействовать. Или это усталость отуманила его разум? Лео отшвырнул жестяную кружку, схватил Брайони за отвороты жакета и, прежде чем она успела возмущенно вскрикнуть, зажал ей рот поцелуем.

Этот поцелуй, способный взорвать каменную стену, мог означать только одно: «Викинги у ворот, захватчики грабят город, варвары схватили владычицу цитадели». Рот Брайони, прохладный и влажный, хранил вкус зубного порошка. Едва поняв, что такое близость между мужчиной и женщиной, Лео захотел испытать ее с Брайони, с девушкой, скрывавшей в себе свои чувства, с той, что сносила боль, тоску и горе в полном одиночестве.

Брайони с силой оттолкнула его. Они замерли, глядя друг на друга. Мисс Аскуит тяжело дышала. Мгновение спустя Лео вдруг понял, что тоже задыхается.

Брайони молча открыла и закрыла рот. Наконец она заговорила:

— У вас жар. Вы весь горите.

— Да, — кивнул Лео. — Я всегда мечтал спалить вашу крепость дотла.

Настал удачный момент для расставания. После этих победных слов Лео следовало бы гордо удалиться. Но его охватила предательская слабость, голова закружилась. Воздух словно сгустился, перед глазами поплыли странные желто-зеленые пятна.

— Лео, что с вами? — Голос Брайони раздавался откуда-то издалека.

Лео пошатнулся. Брайони подхватила его своими удивительно сильными руками. И тут его затрясло.

Он был в Принстоне и дрожал от холода. Котел центрального отопления, обычно снабжавший горячей водой батареи в аудиториях, неожиданно закапризничал и вышел из строя. Перед Лео стройными рядами сидели студенты, закутанные в пальто и обмотанные шарфами. Исполненные особого, типично американского энтузиазма, они ждали начала лекции. Все они прилежно трудились целый семестр, предвкушая тот день, когда смогут наконец постигнуть премудрости абсолютного дифференциального исчисления и переосмыслить все, что когда-либо знали о скалярах, матрицах и векторах. Лео заговорил. Его затянутая в перчатку рука, сжимавшая мел, выводила формулы, покрывая доску загадочными символами высшей математики. Но движения его были механическими. Брайони собиралась покинуть Америку после Нового года. На этот раз она направлялась в Индию: миссии «Зенана» всегда требуются женщины-врачи, чтобы помогать тем несчастным, что обречены на затворничество в женской половине дома.

Лео не понимал, почему люди думают, что необходимо оповещать его обо всех передвижениях Брайони. Если бы ему хотелось постоянно следить за ней, он отказался бы аннулировать брак.

«Боже, как холодно». Руки его дрожали. Он не в силах был разобрать только что написанное. Это знак интеграла или «альфа»? И как он мог перепутать одно с другим?

Нет, его терзал не холод. Тело его горело огнем. И был он не в Америке, а на дюнах Туниса, лежал, пережидая изнурительную жару, в бедуинском шатре своего приятеля по Кембриджу, чей отец-француз занимал пост губернатора колонии.

«Почему геометрия? Разумеется, геометрия. Как еще смог бы постигнуть человек устройство Вселенной?

А что, если мы так и не сможем познать устройство Вселенной?

Нет, еще не все потеряно. Одна лишь высшая математика способна выразить сущность чересчур серьезной женщины». — Лео весело усмехнулся.

Но даже в сердце пустыни ему не приходилось так страдать от жары. Тело плавилось, словно его выбросили из шатра под палящие лучи солнца.

Лео тихо застонал. Голова пылала, как подожженный Нероном Рим.

Теперь он наконец понял, где находится. Ему десять лет, и он мечется в бреду после укуса змеи. Девочка из соседнего поместья, умело управлявшаяся со скальпелем, околдовала его, свела с ума. Лео просидел на дереве три дня подряд, наблюдая, как она препарирует куропатку, фазана, а затем форель. На четвертый день она не пришла, и Лео, спускаясь с дерева, наступил на гадюку.

Слишком жарко. Господи, как жарко. Кто-то приподнял его голову и прижал что-то прохладное к губам. Лео понятия не имел, что это значит.

— Пейте, — приказали ему.

Лео все еще не понимал, что от него требуется.

Минуту спустя в рот ему потекла вода: его поили с ложки. Он ожидал, что влага испарится, едва коснется его губ, но вода наполнила рот, приятно смягчая сухость.

— Вам лучше это проглотить.

Так он и сделал.

Но в следующее мгновение в рот Лео положили пилюлю, горькую, как сама несправедливость, и это ему вовсе не понравилось. Он немедленно ее выплюнул.

— Лео, вы болван. Если бы вы с самого начала честно рассказали мне о своей болезни, я заставила бы вас сразу принять хинин. У вас температура выше сорока, скорее выпейте лекарство.

Проклятие! Только не малярия. Он люто ненавидел хинин, потому и бросил принимать его профилактически после первой же недели пребывания в Индии — не смог справиться с отвращением.

— Не глупите, Лео. — Брайони постучала пилюлей по его зубам.

Если в мире и существовала напасть хуже, чем сама болезнь, то это был хинин. Лео и не подумал открыть рот. Брайони попыталась разжать ему зубы, но не тут-то было. Она возмущенно фыркнула: