Монохром - Сергей Палий

— Крындец? — спросил бледный как мел Ерофей, не решаясь смотреть вниз. — Минор, ты только не бреши. Если хана мне, так ты пристрели лучше прямо сейчас, а то я трохи боюсь гангрены…

— Кому сказал, хлев завали, — велел я, щедро поливая его пузо перекисью. — Говорливый больно.

— Мне что-нибудь может помочь? — не унимался Ерофей. — Военно-полевая хирургия.

Я содрал с него тельник, обколол раны обезболивающим и еще раз промыл перекисью водорода. Попросил Дроя приподнять верхнюю часть туловища и стал накладывать давящую повязку на грудь. Хорошо, что пуля прошла насквозь, не задев артерий и позвоночника. Правда, ребро одно все же поломала, и костные осколки могли нанести дополнительные повреждения внутри грудины. Хирург мужику нужен, чем скорее, тем лучше.

— Твоя успела уйти перед облавой, — шепнул мне на ухо Ерофей, когда я нагнулся, чтобы обхватить бинтом его спину.

— Что «моя»? — нахмурился я, решив, что у него начинается бред. — Баба твоя, дурак.

Я замер на секунду, поймал угасающий взгляд вышибалы и шмыгнул носом, не зная, что ответить. Он улыбнулся, вновь пустив розовые пузыри.

— Думаешь, не бачу, шо бесишься каждый раз, когда эта курица на сторону шастаеть? Э-эх… Зря вы, москали, меня за быдло неотесанное держите.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Ерофей поморщился: мол, не спорь, знаю же. И несказанные слова замерли в глотке. А какой, собственно, из пунктов я собирался оспорить? Насчет гулящей Латы или про социальный статус Ерофея? — Пять лет без огнестрела, и… на тебе: сразу два, — с отчаянием в голосе прошептал вышибала. — Резаных- то ран с полдюжины за время работы в «№ 92» накопилось. Пара колотых, переломы. Но я все время приговаривал: нехай пуля минует.

Я с удивлением поглядел на его медленно двигающуюся челюсть, мотнул бинтом под могучей рукой и сказал:

— Лично мне до лампады, что шкуру попортит — все равно дырка. Чего ты так за огнестрел переживаешь? Зарастет.

— Зарасти авось и зарастет, да на потомстве скажется. — Так, все. Хорош бред в массы нести.

— Не бред. Я слыхивал, будто при огнестрельных ранениях случаются микросотрясения, вроде как ажило в самих клетках организма. И такие сотрясения могут будущих детей повредить. Или даже внуки дебилами родятся. Генетика, брат, штука нежная.

Я некоторое время не знал, плакать или смеяться. Чес-слово, не ожидал услышать философские басни от мешка с мускулами, который на протяжении многих лет ассоциировался у меня с дворовым цербером Фол-лена, способным лишь на силовые упражнения и вульгарные комментарии. АН вот оно как: и в этой квадратной головушке мысли жужжат, оказывается.

Надо бы вымести из Ерофея лирику — ни к чему она теперь, когда жизнь на волоске мотается. Я нагнулся к самому его уху и серьезно проговорил:

— О детишках здоровых печешься? Думаешь, придет к тебе завтра фея, ноги раздвинет и потомством розовощеким обеспечит? У тебя генотип уже так Зоной исковеркан, что через пару поколений крокодилы вылупляться станут вместо правнуков. И не слушай шарлатанов, которые про клеточные сотрясения врут. Дырки в шкуре только формой шрамов различаются.

— Злой ты, — вынес вердикт Ерофей, и его опять стошнило.

— Скажи спасибо, что не Дрой тебе рекомендации насчет потомства дал, — усмехнулся я, смахивая с рукава блевотину и вкалывая ему успокоительного. — Все, баю-бай.

Ерофей прикрыл глаза, на бледном лбу опять выступил пот.

— Сам решу, беситься мне или нет, когда эта курица на сторону шастает, — проворчал я. — Нашелся, блин, тут… психоаналитик.

Из лаборатории вышел Фоллен — чернее тучи. Его вытянутые черты лица еще сильнее заострились, добавив сходства с хищной птицей. Папироса прилипла к уголку губы, и он даже не заметил, что огонек погас. — Подь сюда, — позвал меня хозяин бара.

Я поднялся и последовал за ним в конец коридора, оставив Госта приглядывать за Ерофеем. Проходя мимо распахнутой двери, краем глаза заметил неподвижное тело, распластанное на высоком металлическом столе под нависшей хирургической лампой. Будучи обнаженным, черномордый уже совсем слабо походил на человека: бугристая кожа поблескивала в холодном свете, словно антрацитовая слюда, пальцы на свисающей руке заканчивались короткими, но даже на вид острыми когтями. Запрокинутая голова была облеплена датчиками, провода от которых тянулись к осциллографу. Что же за бестию породила Зона на этот раз?

Фоллен завел меня в «карман» коридора, устало присел на обмотанную теплоизоляцией трубу и наконец выплюнул потухшую папиросу.

— Дело табак? — поинтересовался я, наблюдая, как раздуваются его глянцевитые ноздри. Утухни. Слушай внимательно, — сказал Фоллен, и от его тона мне стало не по себе. Торгаш был чем-то взволнован до такой степени, что не заметил, как оперся голой ладонью на кусок стекловаты, торчащий из обшивки трубы. — Раз уж ты из меня инфу вытащил, вот тебе еще набор разносолов на зиму. Эти уроды не так просто за Периметром расхаживают и в кисель не превращаются. Клеточная структура их организма остается стабильна из-за аномального поля. Жри, не обляпайся. — Не понял. Откуда оно берется вне Зоны? Фоллен высунул башку в проход, убедился, что никто к нам не идет, и снял с пояса термоконтейнер.

— Здесь штуковина, которая генерирует аномальную энергию, позволяющую мутантам выходить за пределы Периметра. Мой истеричный ученый достал ее из потрохов черномордого. Похоже, тот проглотил артефакт, когда Вовка Бритый его прессовать начал.

— Артефакт? — невольно переходя на шепот, уточнил я.

— Понятия не имею. Называй как вздумается. Но одно ясно: эта уникальная шняга действительно образует локальную аномальную зону и не дает тварям развалиться на части. Вроде энергетического кокона.

— Мама-перемама, — не удержался я от комментария.

— Вот именно, Минор: мама-перемама. С помощью такой штуки нетрудно вывести за пределы Зоны любого мутанта. — Или сами уйдут.

— Соображалки не хватит. Хотя… контролеры или бюреры, пожалуй, могут додуматься. — Запросто.

Мы помолчали. Я видел, что Фоллена надвое раздирают жадность и страх. Он прекрасно понимал, что в данный момент распускать информацию противопоказано, и поэтому потенциальным добытчиком мог стать лишь старина Минор.

— Не зря военные так тебя прижали, — начал я. — Хабар — уникальней некуда. Ладно, — махнул рукой хозяин «№ 92», — нечего изображать из себя девственниц на выгуле. Я знаю, что тебе по силам раздобыть подобные хреновники. Ты знаешь, что выгодно загнать их получится лишь с моими связями.

— Как бы твои связи не накрылись жестяным ведром через пару минут. — Я прислушался к глухим ударам, доносящимся с другого конца подвала. — Слышишь?

— Дипломатия — моя сильная сторона, — хищно улыбнулся Фоллен. — Нужно было выиграть время.

— Прикрывшись сталкерами, которым пообещал лишнюю пайку на месяц-другой? — вернул я улыбку. Он стал серьезным.

— Люди сами назначают себе цену. Лично я готов был дать больше.

— Зона тебе судья. С нее станется и пулю послать в качестве подарка за щедрость. — Как-нибудь в другой раз. — Но согласись: прижали тебя знатно. — Не в первой, договорюсь как-нибудь с мундирами.

— Буду истово молиться. Кадило есть, чтоб дымовую завесу устроить?

— Не богохульничай, нехристь поганая. Так ты возьмешься за дело? Я тоже убрал с рожи ухмылку. Поинтересовался: — Условия? — При удачном раскладе — обычные комиссионные.

— Дельце с высоким фактором риска, к тому же — сулит большие барыши. Так что комиссия моя увеличится на тридцать пунктов.

— Офонарел, чешка? На десять могу поднять, не больше.

— Двадцать, иначе далее попу с трубы не приподниму. — Грабитель. Плюс вся инфа, которой располагаешь. Кстати, ты подумал, как я выберусь отсюда, когда ты начнешь свою сильную дипломатическую сторону применять к взбешенным воякам?

Фоллен снова растянул губы в улыбке. На этот раз она получилась даже не каверзной, а издевательской. Это мне очень не понравилось. И, как выяснилось спустя минуту, не зря.

Поделившись скудными данными насчет локации, в которой впервые обнаружились черномордые, Фоллен приоткрыл контейнер и показал сам предмет вожделения. Артефакт ли это был, рожденный Зоной, или устройство, изобретенное человеком, но такого я раньше не видал, это точно. Размером с мелкий мандарин, грязно-серого цвета, склизкий, с пучком каких-то вислых жгутиков — в общем, убогая форма абсолютно не соответствовала волшебному содержанию. Убедившись, что я запечатлел в памяти предмет, Фоллен захлопнул крышку и повесил контейнер на пояс. Затем вытащил из кармана распечатанную на принтере схему местного мусоропровода и всучил ее мне. Заранее ведь все продумал, скотина этакая.

— Ты уж не серчай, Минор, — пожал плечами хозяин «№ 92», подводя меня к шахте утилизатора, — но все остальные пути наверх в данный момент перекрыты. А шлем и броньку тебе придется оставить — в них не пролезешь. Разве что респиратор смягчит непередаваемые обонятельные ощущения. Вот, держи.