Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова

Лягушка не подавала признаков жизни.

— Надо вылить из нее эфир, — сообразил кто-то.

Квакушку отвязали от доски и перевернули вниз головой, потрясли. Из нее закапало что-то — но определить, пролитый мною новокаин или эфир, мы не смогли. А лягушка болталась в руках Сейфу зеленоватым комочком.

— Надо ей сделать искусственное дыхание, — сообразил кто-то.

— Нет, лучше соли, — поступило новое предложение. — Она тогда живо в себя придет!

Сказано — сделано. Маленький комочек соли положили на сердце — и ничего не произошло.

— Говорили же — надо искусственное дыхание!

— Как? Рот в рот? Делай сам!

— Ребята, чего делать-то будем?

— Девчонки, вы что-нибудь успели записать?

Склонившись над трупиком, мы торопливо шепотом переговаривались. В конце концов можно было списать результаты опыта у соседей — все равно все делали одно и то же.

— О чем вы там шепчетесь? — окликнула нас Маргарита Васильевна, которая всегда успевала за всеми следить.

— Да мы про опыт, — беззастенчиво соврали мы. — Мы его уже сделали!

— Пишите отчет, — последовал ответ-приказ.

— Ребята, — позвали мы соседнюю парту. — У нас лягушка сдохла.

— Замучили зверя, — беззлобно откликнулся Сашка (у него-то всегда все было сделано без единой ошибки.

— Зверофак! — поддержали его.

После опыта лягушку все равно пришлось бы умертвить. Мы сделали это раньше времени, и у нас оставалось несколько минут, чтобы заняться своими делами. Мы погрузились в увлекательное дело изучения лягушачьих внутренностей — размотали кишечник, раздвинули пасть и рассмотрели язык и крошечные зубки, вырезали сердце совсем…

Конечно, после этого квакушка не заслужила, чтобы ее просто выкинули в мусорное ведро, которое потом вынесет лаборантка. Когда прозвенел звонок, мы тщательно собрали все ее внутренности, сложили в брюшко, прикрыли все это кожей и обмотали бинтом, стараясь сделать так, чтобы лягушка как можно больше напоминала египетскую мумию, сработанную любителями-фальсификаторами. А дабы никто не ошибся в причине ее смерти, под кожу засунули обрывок бумажки, на которой Андрей старательно вывел: «Зверски замучена. Мурадалиев Сейфу, Вовочка Сучков, Попов Андрей, Романова Галочка, Грибановская Лена». Поставил дату и время.

Пока он писал, ему через плечо то и дело заглядывали все — и непосредственные участники действа, и наши соседи.

— Ну, вы даете! — покрутил головой Сашка. — Садисты!

— А чего такого? — Подумав немного, Андрей приписал еще и номер нашей группы, после чего лягушка с запиской в брюхе была торжественно отнесена к мусорному ведру и положена сверху — чтобы всем было видно.

Два месяца спустя, уже в начале лета, когда по старой школьной привычке мы начали прогуливать занятия — ведь у всех, кроме нас, начинались каникулы. — Маргарита Васильевна снова проводила практические занятия. На сей раз нашу группу вывезли в знакомое до боли Стенькино, но не на комплекс, а в специально отведенный для учебы студентов филиал — небольшое зданьице, одно из тех неопределенных строений, что часто попадаются в совхозах. Как правило, это дом в зарослях, к которому вплотную примыкают сараи. Чаще всего он оказывается складом.

Нас ждали в сарае. В тесном полутемном помещении, где густо пахло сеном, бок о бок стояли две крупные упитанные коровы. Это были не тощие мясокомбинатские коровенки, а крупные звери со складками жира и пустым обвисшим выменем. Месяца два назад их поставили на откорм, чтобы потом зарезать и оделить свежим мясом работников совхоза. Пока же они принадлежали нам, студентам, в качестве живого материала.

Мы облепили их, как мухи ловушку-липучку. Одна корова жевала, не обращая внимания на нашу суету и тщетные попытки заставить ее рубец работать. В теории надо было лишь нажать кулаком в подреберную ямку и держать — через некоторое время почувствуешь толчок изнутри. Это и будет рубец, который там, в недрах коровьего чрева, жил своей жизнью. Хрупкая Маргарита Васильевна отточенным движением уперла руку корове в бок и через несколько секунд обратила к нам торжествующее лицо:

— Видите, как он двигается!

Рука ее и правда чуть подалась назад.

После наступил наш черед. Мы давили изо всех сил, наступая на корову с двух сторон, но она именно сейчас перестала жевать. То ли ей надоело наше внимание, то ли что еще, но она уставилась пустым взглядом в пространство и только время от времени шевелила ушами.

Причина отыскалась быстро — корова с аппетитом подъела все сколько-нибудь съедобное в кормушке.

— Дайте ей чего-нибудь пожевать, — распорядилась Маргарита Васильевна.

Несколько человек бросились наружу и тут же вернулись с надерганной у стен сарая травой. Ее вывалили перед коровой. После прошлогоднего сена это показалось ей верхом роскоши — как же, все стадо сейчас наслаждается еще не жесткой зеленью пастбища, а она обречена стоять здесь, в темноте и духоте, и довольствоваться зимним рационом! Она тут же оценила наше рвение по достоинству и принялась за еду.

— Готовьтесь! Каждый должен прощупать рубец, — скомандовала Маргарита Васильевна. — И сбегайте еще за травой.

Мы разделились. Одни остались ждать, пока не заработает наполненный травой желудок коровы, другие отправились на добычу. Возвращаясь обратно, мы клали траву в кормушку и становились в очередь. Корова жевала с полным осознанием важности возложенной на нее задачи, и рубец ее работал как часы.

Но вся эта суета не могла прийтись по душе ее соседке. Постоянная суета и беготня «молодняка на прогулке» здорово раздражали ее. Поначалу она только косилась на нас, давясь своей порцией, а когда мы начали шнырять из сарая и обратно, она и вовсе решила, что настал конец света, и, изловчившись, забралась в кормушку.

— Глядите! Глядите! — послышались голоса.

Поняв, что ее маневр не остался незамеченным, корова попробовала пролезть дальше. А надо сказать, что кормушки в этом сарае отличались от тех, к которым мы привыкли на комплексе. Это была просто перегородка, напоминающая ясли, какие рисуют на картинах, посвященных рождению Иисуса. Эдакие настоящие ясли — не хватало осла и святого семейства (поклоняющиеся волхвы в нашем лице имелись). Перепрыгнув загородку, корова оказались в них и попробовала пройти по яслям дальше, но не учла того, что привязана. Это заставляло ее выгибать шею, но она упорно лезла куда-то. И ничто не могло заставить ее покинуть спасительный угол.

Вышло так, что она словно предчувствовала свою судьбу. Закончив кормить и заодно ощупывать ее соседку, мы ненадолго вернулись в кабинет сделать кое-какие записи, а когда вышли снова через несколько минут, то заметили, что нашу знакомую скотники каким-то образом вытащили из яслей и привязали к столбу. Не успели мы сообразить, что происходит, как один