Утренние прогулки - Валерий Воскобойников

- Коля знает, он подтвердит, - вдруг проговорила сама Света. - Правда же, Коля?

- Правда, - сказал я. - Есть Барри. Вот такая огромная собака, сенбернар. Собаке из этой породы даже памятник во Франции поставили, в Париже.

- А ты-то откуда знаешь? - спросила Ленка. - Ты ей слуга, что ли, - все за ней повторять.

- Мы рядом живем, поняла? - ответила Света. - А Барри еще на вокзале был, провожал меня, вместе с папой.

- И не рядом. Если бы рядом - вы бы в одной школе учились, а так - в разных. Я все слышала, как вы про свои школы говорили.

- Не рядом, а близко, - поправил я. - Меня Барри даже из озера вытащил. Я чуть не утонул, а он - вытащил.

И хоть все было тогда по-другому - Барри, наоборот, меня толкнул в озеро, - но Ленка сразу поверила и перестала спорить.

В этот день наш первый отряд был в походе, и мы играли в футбол против старших ребят из чужого лагеря. Но мы держались крепко.

Я был в защите.

Они думали, что будут бегать быстрее нас и наколотят нам голов.

Но у нас на воротах стоял Евдокимов. Он ловил любой мяч, кувыркался, взлетал, падал, и счет оставался 0:0. Мы тоже гонялись изо всех сил, хорошо еще - солнце светило в глаза не нам, а команде чужого лагеря. Во втором тайме мы поменялись воротами, но солнце было уже сбоку.

Под конец мы здорово устали, и вражеская команда тоже устала.

Но тут Корнилов крикнул нам:

- Вперед! Идет последняя минута, вколотим дылдам гол!

И мы повели мяч. Мы бросились в атаку все, оставалась последняя минута. Мы были уже у вражеских ворот и уже ударили по воротам. Но мяч отлетел от штанги, и чужая команда перебросила его на нашу половину поля.

Я бросился изо всех сил к мячу. И так получилось, что мяч прикатился прямо ко мне. Я держал мяч, но меня окружали только враги, они плотно обступили меня. И я решил отдать мяч Евдокимову. Я ударил по мячу так, чтобы перебросить его через головы врагов. Но мяч полетел неожиданно совсем в другую сторону, не туда, где стоял Евдокимов в боевой готовности. Я еще надеялся, что мяч от штанги отскочит. Но он пролетел мимо Евдокимова и влетел в наши собственные ворота. И сразу судья просигналил о конце игры.

- Гол! Гол! - закричали наши враги.

Они хлопали в ладоши и обнимали друг друга.

- Не считается, - пробовал спорить наш капитан Корнилов. - Мяч полетел в ворота, когда игра уже кончилась!

Но его никто не слушал, даже наши болельщики. Так получилось, что в последнюю секунду матча я забил гол своей родной команде.

Я шел опустив голову и ни с кем не хотел разговаривать.

- Ему бы только по столбам лазать, - сказали сзади меня. - Обезьяна. У него, наверно, хвост растет.

- Ты, обезьяна! - крикнули мне. - Ты что, ослеп, когда по своим воротам бил?

И тут вдруг за меня заступился Корнилов.

- А сам-то ты - всю игру ходил как инвалид, - сказал он. - Кольку будешь дразнить - во тебе будет.

А мне стыдно было даже идти вместе со всеми.

Три человека из нашего отряда играли в ножички. Я к ним подошел, чтобы они меня тоже приняли. Но один сказал:

- Ты иди, для чужой команды голы забивай.

- А чего он? - спросил другой.

- Он гол забил в наши ворота.

Но я уже не слушал их разговор, а пошел в лес. В лесу я наткнулся на Евдокимова. Он тоже ходил один среди деревьев.

- Ты? - спросил он и как будто испугался.

- Я так, хожу просто, - сказал я.

Евдокимов вдруг плюнул, и слюна оказалась красной.

- Видал? - спросил он.

- Кровь?

- Кровь. Ничего, я ему тоже нос разбил. Из первого отряда, такой длинный, его в поход не взяли, он и ходит.

- Из первого отряда?

- Из первого. Я ему говорю: не считается твой гол, а он говорит - считается.

- Я нечаянно, - сказал я, - я хотел тебе отдать.

- Да я знаю. Я сам в прошлом году два гола в свои ворота забил, когда стоял в нападении. Я после игры знаешь что сделал? К штанге подошел - и как дал по ней головой. Во был синяк! Чтоб все видели, что я себя сам казню.

- Может, мне тоже дать головой, а? - посоветовался я.

- Не надо. Через три дня будем снова играть, ты и докажешь.

На спортивной площадке по буму ходила Ленка. Я хотел у нее спросить, где Света, но она вдруг сама меня позвала:

- Что, свою Светочку ищешь?

- Она не моя, - сказал я.

Я подумал, что Ленка сейчас спустится с бума, тогда на это бревно заберусь я. Я давно хотел побегать по нему, потренироваться.

- Ты у нее слуга, что ли? - спросила Ленка.

- У кого?

- У Светочки. Что она скажет, то ты и подтверждаешь.

- Не слуга.

- Значит, раб, да? - И Ленка захихикала. - Ты с ней дружишь, что ли? Ну и подружку нашел. - Она захихикала еще противнее. - Ну и подружку.

- Ничего я с ней не дружу, - сказал я. - Очень она мне нужна. Мы живем близко, поняла?

Я так сказал - и в ту же минуту увидел, что от фанерных щитов к нам подходит Света.

И я уже по ее лицу понял, что она услышала наш разговор.

Она прошла мимо нас, как будто меня не заметила, будто я тут не стоял около бума.

Она уже уходила, и я вдруг крикнул:

- Света, подожди!

Но она даже не повернулась. Только пожала плечами и пошла дальше.

Мы строились на ужин. Я всегда стоял в строю рядом со Светой.

Но теперь она отвернулась от меня и отошла в сторону. Я пошел вместе с Евдокимовым, а она - с Ленкой. И весь следующий день Света ходила вместе с Ленкой. Мы были на озере, я к ним подошел, но Ленка сразу повернулась ко мне и сказала:

- Ты чего около нас ходишь? Мы с тобой не разговариваем, ясно?

- Ясно, - ответил я и отошел.

А Ленка сразу начала рассказывать о чем-то Свете и громко хохотать. У нее был такой противный голос, что я не мог его слушать и заткнул уши.

На стене дачи кто-то написал мелом: «Светка дура». Может, про другую Свету, у нас в отряде было три Светы. Я как раз остановился около этого места - искал, чем бы стереть, чтобы Ленка не говорила, будто я написал.

И в это время, как будто специально она подстерегала, прошла Ленка. Она прочитала надпись и сказала:

- Все Свете расскажу.

- Ну и рассказывай, подумаешь, - сказал я.

- Ну и расскажу. И пионервожатому тоже скажу.

Я не стал ей ничего доказывать. Она бы все равно не поверила. Я уже давно заметил, что можешь сколько угодно доказывать, но если тебе не хотят верить, то даже не будут слушать твои доказательства.

Я получил сразу два письма. Одно было из Москвы - от папы.

Папа написал, что новый свой проект он сдал, но это детский лепет по сравнению с той идеей, которая пришла сейчас ему в голову. Они сидят с Татьяной Филипповной дни и ночи и делают предварительные расчеты. На днях они возвращаются в Ленинград и приедут ко мне в лагерь.

И внизу была Приписка - привет от Татьяны Филипповны. И еще лежали две переводные картинки: на одной - танки, на другой - корабль.

Я письмо спрятал в карман и несколько раз его вынимал, снова перечитывал. А картинки подарил Игорьку. Он им обрадовался и пошел сразу переводить.

Другое письмо было даже без конверта - это была открытка от мамы. На открытке - красивые горы с подвесной дорогой.

Мама писала, что она всю неделю тренировалась в своем альпинистском лагере и отправляется на восхождение, а когда спустится, то сразу полетит домой и возьмет меня. «Пожалуйста, не скучай, не очень дерись и больше ешь», - писала мама в конце.

В первой смене это было последнее воскресенье. И хотя не родительский день, но родители все равно приехали.

А я заметил, что если притворяться, думать, что никого не ждешь, не очень-то и надеяться, то тогда уж обязательно кто-нибудь приедет. И я специально с утра так думал: «А мне все равно: приедут - не приедут».

Папу я увидел сразу, неожиданно. Он шел далеко, и вместе с ним были Татьяна Филипповна и Федор Матвеевич. Они шли прямо к нашей даче.

Я побежал к ним навстречу, и папа уже издалека заулыбался. А Татьяна Филипповна озиралась по сторонам, потом поняла, что это я бегу, и тоже заулыбалась. И Федор Матвеевич - он шел немного сзади - улыбался.

Я подбежал к папе, и он приподнял меня, а потом поставил на дорожку.

- Ну и далеко же ты забрался в свой лагерь, - сказал он, - спасибо, вот товарищ сюда же шел, подсказал.

И тут я увидел, что Федор Матвеевич совсем не улыбается, а стоит удивленный.

- Вы, простите, Колин отец? - спросил он.

- Отец. А вы, видимо, работник лагеря?

- Как же я сразу не догадался! Ведь вы так на Колю похожи.

- То есть он на меня, - сказал папа. - А вы, простите?…

- Я на минуту к Коле. У меня в городе дела, так что я оторву одну минуту, не более того…

И Федор Матвеевич протянул мне два пакета.