Полночный воин (Хранительница сокровищ) - Айрис Джоансен

— Я прежде не слышал, чтобы женщина распоряжалась тобой. Кто она?

Гейдж криво усмехнулся.

— Моя рабыня.

— Не может быть, — удивленно моргнул Малик. — Ей кто-нибудь говорил об этом? Сдается мне, она тебя считает своим рабом.

— Очень скоро я положу этому конец. — Гейдж заботливо укрыл Малика покрывалом. «Господи, да святится имя твое, он будет жить! Все идет слишком хорошо, чтобы быть правдой». — Тебе не надо разговаривать. Ты еще очень слаб.

— Она тоже так считает. — Малик по-прежнему неотрывно следил за входом в палатку. — Мне гораздо лучше, с каждой минутой я все больше хочу знать о ней все. Расскажи мне.

— Да благословят тебя святые небеса, — вздохнул Гейдж. — Она была рабыней лорда Ричарда Редфернского. Мы взяли его в плен во время битвы, и он отдал нам эту женщину в обмен на свою свободу, уверяя, что она знахарка и очень хороший лекарь. И это оказалось правдой. Я бы ни за что не поручился, что ты переживешь ночь.

— Она спасла меня?

— Похоже на то.

— Да-да, у моих ног сидел ангел, — горячо подтвердил Малик. — Я узнал его, когда увидел ее лицо. Оно все сияет.

— Сияет?

— Разве ты не видишь?

— Она не улыбается. Она не умеет этого делать.

— Неправда, — нахмурился Малик, — она улыбалась мне так тепло, будто солнечный луч коснулся моего тела и согрел его.

— Ты бредишь.

— Нет-нет. — Малик говорил убежденно. — Я узнаю, когда увижу ее.

— Узнаешь что?

— Ангел ли спас меня.

— У тебя начинается жар!

— Ты ничего не понимаешь.

Малик всегда смотрел на все иначе и видел все вокруг по-другому. Гейдж почувствовал неладное.

— Она не ангел, — четко выговаривая каждое слово, дабы вбить сказанное в голову друга, произнес он. — В свободное от забот о жене лорда Ричарда время она делит постель со своим хозяином. Он уверяет, что она очень хорошо с этим справляется и во многом преуспела.

— Бедная девочка.

— У этой несчастной язык оставляет шрамы в душе.

— А чем еще защищаться несчастной рабыне? Ее слово, тело… — Малик вопросительно взглянул на Гейджа. — Обычно ты не так жесток в обращении с теми, кому меньше повезло в жизни. Так почему с этой женщиной…

— Я же запретила тебе разговаривать с ним, — стремительно вошла в палатку Бринн с деревянной миской в руках. — Он слишком слаб, и болтовня только повредит ему. Ты хочешь, чтобы все мои старания пошли прахом? Я больше не позволю тебе оставаться с ним наедине.

— Он сказал, что ему стало полегче.

«Боже праведный, неужели он опять оправдывается перед этой рабыней?», — подумал Гейдж о себе с отвращением.

— Разумеется, лучше, но он еще слишком слаб, а мы должны поддерживать его силы. — Бринн присела у кровати Малика, и ее голос стал глубоким, зазвучал нежно и ласково: — А теперь я напою тебя крепким бульоном, постарайся хорошо поесть. Я знаю, тебе не хочется, но каждая капля подкрепит тебя. Ладно?

Малик согласно кивнул, не сводя глаз с ее лица.

Бринн принялась аккуратно кормить его с ложки.

Потоптавшись у кровати друга, Гейдж почувствовал себя никому не нужным. Женщина не желала его видеть, а Малик был полностью поглощен бульоном и своим ангелом. Гейдж вернулся к своей подстилке, разостланной посреди палатки. Сев на нее, он решил понаблюдать за кормившей Малика женщиной. Как мог его друг разглядеть в ней ангела? Сияние? Ну уж нет, только в полком бреду он мог увидеть такое в этой Бринн из Фалкаара.

В ней, несомненно, светился живой ум, но скорее всего язвительный. Лицо ее было неприветливым и властным. В его выражении не проскальзывало ни доброты, ни мягкости. Она казалась погруженной в свои мысли, хмурилась, но неукротимое влечение к ней владело им с тех пор, как она впервые вошла в палатку. Впрочем, повнимательнее присмотревшись к ней, Гейдж заметил сходство с тем соблазнительным образом, который пытался нарисовать ему лорд Ричард. Светло-каштановые вьющиеся волосы, тщательно зачесанные назад, густыми волнами ниспадали почти до пояса; выцветшее коричневое платье облегало налитую грудь и покатые плечи, обрисовывая стройное гибкое тело. Большой яркий рот, горделиво изогнутая линия алых губ. Тонкие черные брови выгибались изящной дугой. Лучистые золотисто-карие глаза выделялись на ее лице. Матово-смуглое, оно поблескивало в полумраке палатки. Наверное, из-за этого Малику и почудилось небесное сияние.

Гейдж не сводил с нее глаз, и Бринн это почувствовала. Отвернувшись от Малика, она посмотрела ему прямо в глаза. Их взгляды скрестились всего на миг, но в ее взоре отражался вызов ему и… страх?

Пожалуй, Малик прав, в ее нелегком положении ей трудно защитить себя.

Гейдж поймал себя на мысли, что был бы рад, если бы она боялась его. Глупости. Малик прав: нельзя бороться против беззащитных женщин. Даже если она и раздражает его, он не должен пользоваться своим положением и подавлять ее, надо преодолеть это чувство.

И все же он ничего не мог с собой поделать. Проклятие! С самого первого раза, когда она взглянула на него, он почувствовал неприязнь к ней и… влечение.

— Вот и хорошо. — Бринн поставила миску и нежно обтерла губы Малика салфеткой. — Теперь можешь еще поспать.

— Я не хочу… — поспешил возразить Малик, но тут же устало зевнул. — Впрочем… я немного устал.

— Ну конечно. — Она нежно прикоснулась к его вискам. — Твоему телу предстоит еще долго бороться за здоровье и надо дать ему отдохнуть.

— А ты будешь здесь, когда я проснусь?

— Я никуда не уйду от тебя. — Бринн положила руку на его рану. — Как видишь, мы будем спать вместе.

— Только спать? Какое бесполезное… — он дотронулся указательным пальцем до ее щеки, — сияние… — Закрыл глаза и тут же глубоко заснул.

Но она не могла спать. Бринн кожей чувствовала, что Гейдж с трудом удерживается от желания кинуться к ней.

— Что ты уставился на меня? — свистящим шепотом спросила она.

— Потому что мне так хочется. Ты мне кажешься… необычной.

Она глубоко вздохнула, и он снова удивился необычайной выдержке этой женщины.

— Во мне нет ничего необычного, и мне не нравится, когда меня разглядывают. Твой друг вне опасности. Разве тебе нечем больше заняться?

— Нет ничего важнее Малика. — Гейдж растянулся на своей подстилке, не спуская с нее глаз. — И потом я тоже устал. Ты с Маликом, может, и поспала днем, а я нет.

— Сам виноват. Я же говорила тебе, что ему будет лучше.

— Я не поверил тебе.

— А ты вообще-то кому-нибудь веришь?

Он улыбнулся.

— Конечно. Малику.

— Тогда радуйся, что он жив. — Бринн опечалилась. — Страшно никому не доверять.