Мгновения любви - Барбара Картленд

Пьер Валери улыбнулся.

— Что ж, с его стороны это весьма разумно. Признаюсь, я не слишком одобряю современных молодых женщин, которые отстаивают свою независимость и считают, будто могут сами за себя постоять.

— Но я… я тоже так считаю, — решительно заявила Симонетта.

— Вот как раз вам не следовало бы так думать.

— Но почему?

Пьер снова улыбнулся.

— Если девушка так хороша, как вы, она нуждается в защите. Кто-то должен заботиться, чтобы она не попала в лапы волков… особенно в овечьей шкуре, которые так и норовят схватить добычу вроде вас.

Симонетта рассмеялась в ответ.

— Ваши слова производят впечатление, но здесь, в округе, волки как будто не встречаются. А если и встретятся… я сумею распознать их в любом обличье.

— Не будьте столь самоуверенны, прошу вас.

— Мне кажется, я бы сразу догадалась о злых… или… греховных намерениях…

Их разговор напоминал ее споры с отцом. Споры не из желания только что-то доказать отцу. В спорах с ним она оттачивала свою мысль, в их спорах рождались новые идеи.

— Значит, вы восприимчивы и наблюдательны, — сказал Пьер Валери.

— Надеюсь, да. У меня сильное природное чутье. И еще… я словно ощущаю присутствие тех, кто когда-то жил здесь, во дворце, и тех, кто воевал против них. Все они по-прежнему причастны этому миру, этой красоте. И так будет всегда.

Симонетта говорила, как во сне, казалось, кто-то неземной говорит ее устами.

— Я вас понимаю. Я и сам чувствую нечто подобное, — задумчиво отозвался ее собеседник.

— Ничего удивительного. Импрессионисты стремятся не столько видеть, сколько чувствовать то, что скрыто от обыкновенных людей.

— Нам хочется верить, будто мы действительно способны на это, хотя для кого-то это всего лишь притворство.

Немногие способны воспринимать все так живо и искренне, как вы.

Девушка благодарно улыбнулась Валери. Их взгляды встретились, и она с трудом отвела глаза.

— Я… мне… надо идти. — Это был голое разума, потому что она старалась не слышать, что говорило ей сердце.

— Но не раньше, чем я нарисую вас. Если так будет проще, я могу сам поговорить с вашим наставником и попросить его разрешить вам помочь мне.

— Нет, нет, не надо! Не делайте этого! Я же говорила вам… Он рассердится, если узнает о нашем… столь необычном знакомстве.

— Ничего не понимаю! — недоумевал Валери. — Вы учитесь живописи. Ваши родители отпустили вас в заграничное, путешествие с вашим учителем. Для большинства девушек вашего возраста такая свобода уже может показаться выходящей за рамки дозволенного.

— Да, вы правы, — поторопилась согласиться Симонетта. — Но моему учителю не понравится, что я трачу время на разговоры, как некоторые художники. Он привез меня сюда рисовать!

— Выходит, вам известно, что импрессионисты имеют привычку проводить время в бесконечных разговорах, — улыбнулся Пьер.

— Разумеется, — ответила Симонетта, не сомневаясь, что именно такого ответа ждет ее новый знакомый.

Он снова вопросительно посмотрел на нее.

— Поскольку вам позволено заниматься тем, чем вы хотите, умоляю вас, не уходите из моей картины. Ваши отношения с вашим наставником ни в коей мере меня не касаются. Но только до тех пор, пока они не мешают вам помогать мне в завершении грандиозного творения, которое на ближайшем Салоне провозгласят «Картиной года».

Оба они прекрасно знали, что подобное никогда не случится с работой импрессиониста. Поэтому Симонетта легко угадала сарказм в словах Валери.

— Я задержусь еще минут на пять, но, возможно, завтра, когда мой учитель отправится в гостиницу на очередную встречу художников, мне, как и вчера вечером, удастся снова прийти сюда.

— Лучше приходите пораньше, пока светло. Тогда мы достигнем большего эффекта.

— Вы не думаете, что Храм любви при свете луны — это было бы более романтично?

— Я думал об этом, но в Ле-Бо есть другие уголки, которые при лунном свете кажутся просто волшебными. Вы уже видели их?

Симонетта покачала головой.

— Я ведь только вчера приехала.

Пьер улыбнулся.

— Тогда вам еще предстоит их увидеть. Предвкушение встречи волнует даже больше, чем сама встреча. Можете вы пообещать мне кое-что?

— Я боюсь давать обещания, если не уверена, что смогу их выполнить. Обычно я стараюсь держать слово. Мне кажется… нечестно не выполнять обещанное.

— Вот поэтому я и хочу, чтобы вы, мадемуазель Симонетта, пообещали, что разрешите мне быть первым, кто покажет вам Ле-Бо при свете луны.

Глаза девушки заблестели от восторга.

— Я увижу Ле-Бо в лунном свете?! О, как мне этого хотелось! Особенно в сопровождении того, кто все здесь знает, а то я боюсь пропустить самые красивые места.

— Обещаю, со мной вы ничего не пропустите, — заверил ее Пьер.

Симонетта задумалась.

— Это будет… не просто, — заметила она, помолчав.

— Я подожду.

«Отец придет в ярость!» — промелькнуло у нее в голове.

Но ведь сам он не обещал ей показать Ле-Бо при свете луны. И следующей ночью он непременно отправится к своим художникам, тем более если приедет Сезанн. Но все-таки совесть мучила ее, и девушка думала о том, как бы ей невзначай упомянуть в разговоре с отцом о встрече с Пьером Валери.

Хотя он наверняка не одобрит знакомства с посторонним мужчиной, поскольку ей вообще не полагалось бы выходить из дома в отсутствие отца!

— Я буду ждать вас завтра вечером! — негромко произнес Пьер.

— Я приду, если у меня получится, — пообещала Симонетта, сознавая, сколь сомнительно принятое ею решение, какие неприятные последствия может повлечь за собой.

Словно камень, брошенный в пруд, от которого круги расходятся по воде до самых берегов.

Впрочем, не стоило слишком уж давать волю своему воображению.

Внутренний голос говорил ей, что она может доверять этому человеку, хотя почему у нее возникла такая уверенность, она не знала.

И все-таки нисколько не сомневалась: Пьер Валери не сделает ничего, что было бы ей неприятно или причинило бы боль. И ей очень хотелось посмотреть Ле-Бо в лунном сиянии.

«Он художник, и я пытаюсь стать таким же художником, — размышляла Симонетта. — Это то общее, что роднит нас. И ему покажется странным, если я стану настаивать, будто не могу одна пойти с ним погулять по окрестностям. Подобное поведение мало соответствовало бы моей роли ученицы художника».

Несомненно, отец не отпустил бы ее одну ни с кем из мужчин. Но Симонетта Террингтон-Тренч тем более не должна была общаться с каким-то художником. Да еще из числа тех, кого общество решительно не желало признавать.

Родственники и знакомые отца в Англии пришли бы в ужас, узнай они, что Симонетта вообще заговорила с подобным типом.