НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» - Софи Морган

Большая ошибка. Его рука снова сжала мне рот, и он так многозначительно посмотрел на меня, что я замерла и насторожилась. Неожиданно я испугалась, что могу разозлить его, и прокляла свой внутренний бунт. Он лапал мою задницу рукой. Когда я прикинула, что может быть дальше, у меня похолодело в животе от страха.

Он наклонился надо мной, его лицо было прямо над моим, и я думала, что он сделает мне выговор, предупреждение, выругает последними словами. Чего я не ожидала, так это того, что другой рукой он схватит меня за нос и сожмет ноздри. Я запаниковала.

Мы долго просто смотрели друг на друга. Я — осторожно, он — строго: он изучал мою реакцию, убеждаясь, что я в порядке.

Перед этим мы обсуждали игры с дыханием. Я читала об этом, но еще никогда не делала. Я знала, что ему это нравится, он знал, что мне любопытно попробовать; мы обсуждали, как это может происходить, как он может обеспечить мою безопасность, как он распознает сигналы, если этого будет слишком много или недостаточно. Когда мы болтали об этом после секса, уткнувшись друг в друга, это звучало мрачно, но горячо, как что-то, с чем я справлюсь — но сейчас, когда это случилось, мой рассудок немного повредился.

Я почувствовала страх. Я попыталась подавить растущую панику, но у меня перехватило грудную клетку, пока легкие боролись за глоток воздуха. Сердце билось изо всех сил. Его же руки были тверды и неподвижны, выражение лица — безжалостное, а вся поза выражала невозмутимость, в то время как каждая клеточка моего тела была переполнена паническим страхом. У него была власть абсолютно над всем, а в этот момент он проверял, способна ли я дышать. Это ужаснуло меня, я никогда не зависела настолько от кого бы то ни было, но время было неподходящее, чтобы раздумывать об этом. Наконец, он ослабил пальцы. Казалось, будто прошла вечность, но, возможно, все заняло не больше пары секунд. Я глубоко втягивала носом воздух, и этот громкий звук наполнял комнату.

Мы долго просто смотрели друг на друга. Я — осторожно, он — строго, но понимала: он изучает мою реакцию, убеждаясь, что я в порядке. До сих пор он не сказал ничего, но неожиданно наклонился и нежно поцеловал меня в лоб. Он до сих пор зажимал рукой мне рот, и странно было испытывать эту нежность в сочетании с угрозой насилия, но это заставляло меня таять. Я попыталась улыбнуться ему заплаканными глазами. Он задержался еще немного, пока не увидел того, что хотел, и, наконец, отпустил меня.

Облегчение, которое я почувствовала, длилось недолго. Он потянулся к полу и что-то поднял. Я не разглядела как следует, что это было, но, казалось, это было намеренно сделано вне поля моего зрения. Откуда он мог это достать так, чтобы я не заметила?

Он поднес кляп в виде большого красного шарика и стал засовывать его мне в рот. Я сглотнула, пытаясь подавить слюноотделение, потому что знала, что кляп в любом случае будет вставлен, и когда он уже проталкивал его внутрь, безропотно открыла рот. Я не раздумывала и даже не глянула на него — такова была степень моего послушания. Казалось, новая игра с дыханием и сонливость сделали Софи особенно покорной. Он нежно поднял мою голову, а значит, сумел затянуть кожаные ремешки кляпа, не слишком сильно зацепив мои волосы. Я про себя улыбнулась противоречивости мужчины, который наслаждается тем, что он может причинить мне боль, но хочет делать это только по желанию, а не случайно.

Он снова потянулся к полу. Я подумывала осторожно глянуть, чтобы увидеть, что именно он положил возле моей кровати. Я прямо сгорала от любопытства — сколько же времени он здесь провел, пока я спала? Слишком много для меня, если учесть, что сплю я чутко. Действительно я так крепко спала, или у него больший опыт, чем я думала, пробираться в дома к женщинам в ранние утренние часы? Однако я не осмеливалась пошевелиться, чтобы посмотреть — казалось, у Адама уже дьявольское настроение, а даже у меня есть основной инстинкт самосохранения. По большей части.

Пришла очередь короткой веревки. Он схватил мои запястья и быстро обвил их мягким хлопком. Это был не самый лучший из его узлов, но тоже надежный и тугой. Он привязал его к спинке кровати, и неожиданно я стала совершенно беззащитной в своих маленьких кружевных трусиках. Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся, но это была зверская улыбка, и выглядело это так: «я тебя имею там, где хочу». Я занервничала, хотя почувствовала, что между ног стало мокрее; он определил это тоже, заставив меня покраснеть.

Адам снова наклонился и что-то взял, а потом вернулся к спинке кровати. Он вложил мне в руку маленький колокольчик, вроде тех, что бывают на кошачьих ошейниках. Это была гарантия моей безопасности: если я уроню его — он остановится, приняв его в качестве стоп-слова, поскольку говорить я не могла. Я крепко сжала колокольчик руками, цепляясь за свою драгоценную жизнь, хотя и не знала, то ли потому, что хочу уронить его, то ли от испуга, что могу сделать это случайно. Ох уж эти противоречия между повиновением и моим своевольным разумом!

Адам взобрался на кровать, перешагнув через мое тело. Он расстегнул молнию и вывалил свой налившийся член, поместив его между грудями, в нескольких сантиметрах от моего рта (хотя это носило до некоторой степени академический характер, учитывая кляп, туго втиснутый между моими губами).

Секундой позже я поняла, что он выбрал кое-что другое. Не было времени сопротивляться, и некуда было бежать, даже если бы я и могла. В его руках оказалась цепь, блеснувшая под случайным солнечным лучом. Это был набор зажимов для сосков. Он начал прикреплять их к моей груди. Я тревожно смотрела на свирепого вида металлические зажимы, а Адам наслаждался моей осторожной мимикой и попытками нервно сглатывать с кляпом во рту. Затем он ощупал грудь, подергал соски, выкручивая их пальцами, тихо посмеиваясь над моим приступом стыда от того, как они были возбуждены и тверды благодаря закрученному сценарию, разыгрывавшемуся между нами. Когда, наконец, он приделал зажимы, боль оказалась меньше, чем я опасалась, но в целом эксперимент был впечатляющим. Это было странное чувство — Адам был сконцентрирован не на садистском причинении боли, как это делал Джеймс; казалось, он тащится от смущения, которое я испытываю от того, насколько сильно боль возбуждает меня. Это был совершенно другой вид руководства соитием, и я не могла в нем разобраться, хотя, посмотрим правде в глаза, любой из этих способов — просто чудо, будившее чувства еще до первой за день чашки кофе.

С того момента, как Адам прикрепил зажимы и один раз сильно потянул за них, чтобы убедиться, что они надежно зафиксированы, он лежал рядом со мной на кровати. Должно быть, мы представляли собой странную картину: он, одетый в джинсы и темный шерстяной свитер, выглядевший скорее так, как будто готов с утра прогуляться в Starbucks, лежал на боку, подложив под голову руку и уставившись на меня. Рядом с ним я — почти полностью раздетая, залитая краской стыда, привязанная к спинке кровати, со слюной вокруг рта и невероятно торчащими сосками. Нелепость этого зрелища заставила меня улыбнуться, в то время как я осторожно наблюдала за Адамом, чтобы увидеть, что случится дальше.