Принимаю бой - Николай Бадеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надувая щеки, выводил мелодию флейтщик, четырнадцатилетний Федор Андреев. Юнга гордился, что идет рядом с героями Отечественной войны.
— Моряки идут! Ура! — закричали солдаты Московского полка, завидев колонну флотского экипажа.
С ликованием встретила гвардейцев собравшаяся у площади толпа народа. В воздух взлетали шапки.
Николай направил к морякам двух митрополитов. Но гвардейцы не стали слушать их.
— Подите прочь! — кричали они. — Не верим вам!
Архипастыри поспешили скрыться.
Царь стягивал к площади верные ему войска. Вскоре начались атаки против восставших. Вместе с солдатами моряки стойко отбивали нападение оружейным огнем. И тогда император пустил в дело артиллерию. Картечь косила людей. Одним из первых упал сраженный осколком юный флейтщик Федор Андреев.
Под градом картечи моряки отступили на невский лед, пытались пробиться к Петропавловской крепости, чтобы открыть оттуда огонь по Зимнему. Но лед не выдержал: люди падали в полыньи, тонули.
В экипаж вернулись не все. Погибли Иоганн Анатуин, Осип Аверкиев, Петр Архипов, пропали без вести Иван Васильев, Осип Богданов, Никита Антонов… Более полусотни человек недосчитались гвардейцы.
Прошли десятилетия. Царствовал другой Николай, так сказать помеченный вторым номером.
Самодержец и его сиятельные родственники были «расписаны» по прославленным полкам русской армии. Не миновала эта честь и моряков.
В составе гвардейского флотского экипажа числился сам царь. Казалось бы, что могло быть почетнее — иметь в своих рядах монарха? Но неблагодарные гвардейцы не оценили этого. Охранка докладывала: в экипаже ведутся вредные, антимонархические разговоры. На гвардейской яхте «Полярная звезда» — плавучей резиденции царя — найдены революционные листовки, брошюры Российской социал-демократической рабочей партии.
В девятьсот пятом году Николаю пришлось лично заниматься расследованием дел своих «сослуживцев». Подумать только, экипаж, призванный обслуживать его императорское величество, выступил против его величества.
А было так. В Кронштадте разразилось восстание матросов, Николай приказал предать их военно-полевому суду. Узнав об этом, гвардейцы выпустили листовку, отпечатанную типографским способом. Царь побелел, читая ее:
«Мы, матросы гвардейского экипажа, возмущенные поведением царского правительства по отношению к нашим кронштадтским товарищам, с безжалостной жестокостью расстреливающего славных борцов за свободу, присоединяемся к требованиям товарищей-матросов Кронштадта и объявляем, что будем бороться до тех пор, пока наши желания и желания всего народа не будут выполнены».
А далее — угроза с оружием в руках «отстаивать права народа».
Едва успели дать ход делу о листовке, как из экипажа исчезла… пушка. И не простая — пятиствольная. Расследование установило: орудие вывезли на санях, доставлявших молоко в офицерскую кают-компанию, во дворе найдены пустые бидоны.
В Зимнем негодовали: господа офицеры — любители молочка — доживут до того, что у них из-под носа императорскую яхту уведут. Царь отдал приказ — во что бы то ни стало найти пушку. Жандармы «перетряхнули» Васильевский остров, Выборгскую сторону, Нарвскую заставу. Пушку не нашли.
28 февраля 1917 года на Царскосельском вокзале забаррикадировались жандармы: они ждали эшелоны с войсками для подавления восставшего Питера.
И вдруг послышалась барабанная дробь, к вокзалу подошел отряд матросов гвардейского экипажа. Командир постучал прикладом винтовки в дверь:
— Сдавайтесь!
Жандармы ответили стрельбой. В короткой схватке моряки захватили вокзал.
В тот день гвардейцев видели в разных районах города: они вылавливали и разоружали полицейских, арестовывали агентов «всевидящего ока».
Яхта «Полярная звезда» превратилась в штаб-квартиру Центрального Комитета Балтийского флота — революционно-демократического матросского органа, который руководил подготовкой моряков к свержению буржуазного Временного правительства.
25 октября 1917 года моряки-гвардейцы участвовали в штурме Зимнего. А когда Керенский поднял мятеж против Советской власти, из Ревеля в Петроград пришел гвардейский крейсер «Олег». Он встал на Неве. Судовой комитет доложил в Смольный, Владимиру Ильичу Ленину:
— Крейсер готов открыть огонь!
27 октября 1917 года в Главное Адмиралтейство, где размещался Военно-морской революционный комитет, пришел матрос-гвардеец.
— Ходят слухи, господа офицеры намереваются выкрасть и уничтожить знамя…
— Декабристское? — заволновался председатель комитета Иван Вахрамеев.
— Оно самое… Матросы с кораблей поклониться ему ходят, а офицерам это не по нутру. Давно, говорят, нужно было его сжечь. С Сенатской площади, мол, все и началось.
Вахрамеев набросал записку.
— Передай председателю экипажного комитета, — сказал он. — За сохранность знамени головой отвечает. Мы скоро поместим его в музей, всему народу покажем.
24 февраля 1918 года в Главном Адмиралтействе открылся Центральный Морской музей Советской Республики. На самом видном месте, под стеклом, лежало знамя моряков-декабристов.
А где же древко от знамени? Моряки искали его в различных музеях, на кораблях, в соборах. Перебрали сотни деревянных шестов, украшенных самыми затейливыми навершиями.
В 1923 году внимание сотрудников музея привлекло древко, хранившееся в Никольском соборе. Внимательно обследуя его, они обнаружили почерневшую от времени латунную скобу с какой-то надписью. Когда пластину почистили, проступили слова: «1810 года Гвардейский экипаж. 1813 г. За оказанные подвиги в сражении 17 августа 1813 г. при Кульме». Сомнений не было: на этом древке когда-то было знамя экипажа.
Увенчанное навершием в виде позолоченного плоского копья, в прорези которого бронзовый Георгиевский крест, древко заняло свое место в музее.
Потомству в пример
Каждый корабль имеет свой день рождения — дату вступления в строй. Утром на мачты торжественно поднимаются морские флаги. Экипаж рапортует адмиралу о своих успехах в боевой учебе. Лучшим морякам вручаются знаки отличия. На палубе звучит музыка.
Но есть на Краснознаменном Черноморском флоте гидрографическое судно и тральщик, экипажи которых, помимо дня рождения, ежегодно отмечают еще и «собственный» праздник. Причем оба в один и тот же майский день.
Туманным утром 14 мая 1829 года 20-пушечный бриг крейсировал неподалеку от Босфора. Словно поддерживая бушприт брига, неслась вместе с ним деревянная резная фигура Меркурия — древнего бога, покровителя купцов и путешественников.
«Меркурий» находился в разведке. Месяц назад правители Турции снова решили попытать терпение России: под нажимом Англии они запретили судам Черноморского флота проходить через пролив Босфор. Началась война…
На мостике брига, приложив к глазу подзорную трубу, стоял капитан-лейтенант Александр Казарский. Его лицо выражало озабоченность: на горизонте показалось множество парусов турецкой эскадры, но внезапно опустившаяся на море туманная дымка скрыла их. Когда видимость улучшилась, Казарский подсчитал силы противника: шесть линейных кораблей и еще фрегаты, корветы, тендеры…
«Меркурий» поспешил к Сизополю, где стояла русская эскадра.
Шелестели паруса, за кормой журчала вода. Казарский готовил донесение о составе и расположении кораблей врага.
— Погоня! — послышался вдруг голос штурмана.
За кормой означались, как призраки, две громадины: одна, 110-пушечная, под флагом капудан-паши, командующего турецким флотом, а другая — 74-пушечная. «Селимие» и «Реал-бей» шли под всеми парусами, их форштевни отбрасывали белопенные усы.
Казарский бросил взгляд на палубу своего брига: матросы явно готовились к бою, хотя команды еще не поступало.
Казарский решил узнать мнение офицеров. Самый младший из них, поручик корпуса флотских штурманов Иван Прокофьев, заявил:
— Принять бой! Если будет сбит такелаж, свалиться с адмиральским кораблем на абордаж и взорвать его на воздух.
Абордаж… На «Меркурии» было 116 человек, турок не менее двух тысяч. Но все офицеры дружно поддержали штурмана. Казарский вышел на палубу.
— Русский флаг не посрамим! — воскликнул он. — Будем драться до последней крайности!
Загремел барабан. Матросы бросились к карронадам. Подносили ядра, картузы с порохом, запаливали фитили. При входе в крюйт-камеру, где хранился боезапас, положили заряженный пистолет: последний из оставшихся в живых должен выстрелить в бочку с порохом и взорвать бриг.
Вскоре турецкие корабли настигли «Меркурий». «Селимие», зайдя справа, дал залп по бригу. Казарский успел произвести поворот, и ядра упали в воду, но одно из них поразило троих матросов.
