Середина земли - Артур Кинк

– Тебе не холодно? – спросил я у Антона. На улице было прохладно. Здесь. В эту июльскую ночь, зябли руки и уши, а изо рта шёл пар.

– Не мужики, мне жарко.

– Не ной потом, горячий финский парень. Идём?

Мы двинулись вверх. По Ленина. Перед самым концом улицы, свернули во дворы, по узкой тропинке, между гнилых, кривых ограждений. По мусору, мягким полуразложившимся доскам и ломкому шиферу. Миновав последнюю развалюху, мы прошли по примятой деревенскими сапогами траве. Зеленая стена леса слабо качнулась, будто приветствуя нас. Андрей вынул из кармана кусочек хлеба и надел на ветку.

– Здравствуй лес. – кивнул он в пустоту, будто бы там стоял человек.

Я повторил за ним. Я не видел ничего дурного в языческих приметах и общении с природой. Даже наоборот, сам всегда здороваюсь с лесом или веду беседу с бездушной техникой. Антон тоже прохрипел что-то непонятное.

– Мой дед, помню, тоже всегда здоровался с лесом, когда мы ходили за грибами. И всегда оставлял гриб на веточке. Для белочки. – сказал я.

– Это прально! Лес должен знать с какими намерениями ты пришёл к нему. Если ты нуждаешься и попросишь, то он даст тебе и грибы, и ягоды, и жирного кабана. Если пришёл со злым умыслом, то можь и не выйти. Нечистому на голову падат шишка. Жадному, охотнику, что убиват ради забавы, а не для пропитанья. Вырубщику леса, который греется не от дров, а от электричества. Любопытного простачка лес предупредит. Если попал лицом или руками в паутину, дальше идти не стоит. Иди направо, налево или назад. Куда хош! Но маршрут смени. Тогда и беду минуешь и найдешь, что надо. Палками в норы не тычь. Решил взять что-то, цветок сорвать, или ягодку съесть, поблагодари, а если что в кармане есть, оставь взамен. А вот брать с земли гриб и вешать на ветку. Ну, представь, я пришёл к тебе домой с пустыми руками, достал у тебя из холодильника пузырь и презентовал его тебе же? Странно, не находишь?

– А если, – заговорил Антон. – К примеру, я приехал в лес зарыть труп. Лес в меня шишкой бросит, или поблагодарит за дар?

– Лес не судья. И не прокурор. Ты пришёл не с пустыми руками. А значит обиженным не уйдешь. Труп не мусор, не бутылка, и не пластиковая вилка. Он вреда не принесёт лесу, одну пользу.

– Ослепительная простота выводов. По мне, так лес такой же судья, как люди. Берёт взятки. Бросил окурок – сгинул в чаще. Зарыл бедолагу – ушёл с корзинкой. Старик с копеечной пенсией украл булку хлеба – получил пять лет, депутат украл миллион у государства, получил новую должность и виллу в Майами. – ответил я.

– Это другая категория взаимодействия. Мы тебе о человек-природа, а ты нам о человек-человек. Вот если в государстве есть нефть – это для него хорошо. А если она есть в море, то всяких зверюшкам и рыбкам – это не найс. – встал на защиту корыстного леса Антон.

– Они же не государство! Если тебя нефтью обмазать, ты тоже спасибо не скажешь. А если золота в задницу напихать, то и Форт-Ноксом ты не станешь!

– Так вот и лес не государство! О чём мы тебе уже десять минут толкуем. – вякнул Андрей и все замолчали.

За разговорами, мы уже ушли достаточно далеко от села, и я не заметил, как вход скрылся, а утоптанная трава шла уже не линией-тропой, а отдельными выхваченными клоками. Пока мы спорили, я не замечал ничего вокруг себя. Обычно, даже сидя во дворе на лавочке я прислушиваюсь к каждому шороху, слежу за каждой тенью. Но здесь, меня будто хитростью отвлекли от моих бдений.

Трава была высокой, влажной. Земля чвакала под ногами, будто жадно объедала нам подошвы беззубым ртом. Ноги вязли и проваливались, как в илистом дне озера. Антон шёл впереди, за ним Андрей с фонариком, который был совершенно бесполезен. Мрак поглощал его свет почти полностью, оставляя лишь жалкий луч, что не достигал ни земли, ни ближайших деревьев и веток, а лишь мешал, ослепляя, когда его носитель вертел головой. Духота и влажность усиливались. Прелый мох раздражал нос и горло. Туман обволакивал нас до пояса. Я не видел даже спин впереди идущих. Лишь шорох брезентовых штанов Андрея, помогал мне понять, что я не отстал и не свернул.

Я напрягал глаза, щурился, моргал, пытаясь привыкнуть к темноте, но лучше бы я оставался в ней, ориентируясь на шорох брезентовых штанов. Так как то, что я увидел, снова бросило меня в омут животного необъяснимого страха. Все. Абсолютно все деревья были голыми чуть больше, чем на половину. Только на макушках были хилые хвойные лапы или зеленые иголки. До наших голов и немного выше, стволы были голыми, с иссохшими обрубками веточек и изъеденными паразитами, редкими шишками. Не то обгорелые, не то сгнившие, эти деревья, росли не вверх, не в бок, не клонились, не сплетались, а были согнутыми под ровными углами. Прямыми, острыми и тупыми. Такое бывает с одним деревом. С двумя. На определенной территории. Но здесь. Все видимые растения, были такими. Утолщения на сгибах походили на те крупные, отёчные суставы у местного населения, при общей худобе. Угловатые, скрюченные, покалеченные. Будто кто-то специально не давал вольно расти им вверх, а насильно предавал эти немыслимые геометрические формы, чтобы те походили на символы или буковицы. Мокрая трава, что хватала за шнурки сменилась скользкими, острыми камнями.

Мы шли, а несчастным деревьям, коим природа не давала не умереть, не цвести и зеленеть, не было конца и края. Лесные звуки, сменились на хруст и грохот камешков под нашими ногами. Я успокаивал себя, что это просто феномен природы. Как пьяный лес, или геометрически ровные поляны посреди чащи. Как ущелья, каньоны и горные системы, в которых находят очертания лиц или животных. Так же, как дети из-за плохого питания и недостатка витаминов, страдают рахитами, так и этот лес, из-за плохой почвы, резко-континентального климата, сырости и прочих факторов, стал таким уродливым. Только это не успокаивало. Любой логический довод, звучал в моей голове, как чепуха, которой, я пытаюсь оправдать своё невежество и заглушить не просто недостойный мужчины страх, а инфернальный липкий ужас, что проникает в голову, и старается заполнить собой все пустоты и уголки. Обволочь собой каждую рациональную мысль, а затем потопить.

Дабы прекратить смотреть