Обратная сторона Земли - Александр Етоев

– Это слова младенца. Бога нет, Тимофеев его убил. Или Бог убил себя сам. Неважно, подробности не интересны. Зачем ты сбрил бороду? С бородой ты мне нравился больше.

– Через месяц вырастет новая. – Князь заставил себя улыбнуться.

– Если будет на чем расти. – Она улыбнулась тоже. – Помнишь, тогда на шоссе ты говорил, что любишь другую? Расскажи мне о ней. Она красивая?

– Не знаю. – Отвечать ему не хотелось.

– Красивей меня?

– Я не помню, что тогда говорил. Голова болит.

– Не помнишь, значит, не любишь.

Они перешли улицу. Наверное, со стороны они выглядели как прогуливающаяся пара, то и дело заговаривающая о пустяках, немного нервно, немного с надрывом, взрываясь и успокаиваясь, как и положено уставшим друг от друга супругам.

– А меня? Меня бы ты полюбить смог?

«Теперь нет», – хотел ответить ей Князь, но сказал коротко:

– Нет.

– Ты мне нравишься. Я таких еще не встречала. Интересно, что я сделаю, если вдруг тебя полюблю? Я ведь никогда не прощаю, если мне отвечают отказом.

Князь оглянулся назад, окидывая глазами дома.

– Надо было убрать с дороги машину.

– Без нас уберут. Забудь об этом юродивом. А любовником моим ты бы стал? Так, без любви. На время.

– Он нам помог. – Князь как будто не услышал вопроса.

– Он нам помог в одном – на время скрыться от Тимофеева. – Она сжала его руку сильнее. – И не потому, что дал тебе пистолет и увез с кладбища на машине. Потому, что лежит сейчас мертвый и не может за нами следить. – Она отпустила руку и остановилась, отступив от него. – Ты младенец. Ты видишь только то, что тебе показывают. И веришь, когда тебя заставляют верить. А я никому не верю. И тебе не верю. Ты – предатель. Все жалостливые и совестливые – предатели. Ты предашь меня из-за своего гуманизма. «Не убий», «не прелюбодействуй». Мерзость.

– Стой. – Она вгляделась в глубину улицы. – Видишь на углу человека? Это из тимофеевских. Идем спокойно, он нас уже видел.

Князь посмотрел вперед. Там, где улица упиралась в площадь – ту самую злосчастную площадь, в глубине которой возвышалось, как памятник его бедам, невзрачное здание гостиницы, – топтался на углу человек. Тощий папиросный дымок относило ветром в их сторону. Человек на них не смотрел, но, когда они подошли ближе, он внезапно исчез, скрывшись за угловым домом.

Князь замедлил шаг и нерешительно посмотрел на спутницу.

– Куда теперь?

– Идем, дорогу я знаю.

Они вышли на площадь. Ветер гонял по углам не по-весеннему сухую листву. Мелко дрожали лужи. Скрипел на высокой башне одинокий петушок флюгера. Диабаз был скользкий, как лед. Ноги скользили по камню, и узкие каблучки спутницы мешали быстро идти. Из дальней боковой улицы, той, где стояла гостиница, выскочил золотой «москвич», дал газу и пропал за углом.

– Я не предатель… – Пока они шли, Князь все подыскивал слово, которое бы не выглядело пустым. Ему надо было, чтобы она ему верила, надо было ей доказать, что не такой уж он наивный и скучный, как ей, должно быть, кажется.

– Замолчи. – Она его оборвала. – Мои слова стоят дешево. И не бойся, ты же мужчина. Посмотри. – Ее маленькая рука показывала вверх, за крыши.

Князь увидел, как по краю серого облачного покрова, что плотно обволакивал город, разламывая небо на части, протянулась белая полоса.

– Тебя провожала луна, а встречает солнце. Так встречают царскую кровь. Ты хотел бы, чтобы я стала царицей?

– Ты и сейчас царица.

– Да, без царства. Ты знаешь, что книга, которая сейчас у тебя, принадлежит мне?

Князь тронул рукой твердую грань переплета и почувствовал легкий ток, исходящий из-под одежды от книги. Раньше он такого не замечал или не обращал внимания.

– Мне много говорили про книгу, про ее скрытую силу, про власть, которую эта книга дает. Мне власть не нужна. Я человек свободный. Я плохо понимаю все эти тайные тонкости. Она мне помогала. Но если вы говорите, что книга принадлежит вам, возьмите, я буду рад.

– Если бы взять ее у тебя было так просто, я бы сделала это еще тогда, на дороге. Я не знаю, что сделал Фогель, чтобы она досталась тебе. Это не вещь, это как часть тебя, как голова или сердце.

Князь вспомнил, что о чем-то таком слышал, или читал. Подобное было в древние времена в Египте. Книга в руках царицы означала силу и власть.

– Что мне сделать, чтобы книга вернулась к вам?

– Я знаю только один способ, когда книга меняет хозяина.

– Какой?

Они все еще шли через площадь. Белая полоса вдали то пропадала в тучах, то наливалась светом и в землю ударяли лучи. Флюгер на башне дома, словно чувствуя перемену погоды, запевал звонче и чище. Ветер, взметая листья, поднимал их высоко над землей, и они кружились над крышами легко и свободно как птицы.

– Ты сильно любишь ту женщину?

Князь отбросил носком ботинка подвернувшийся под ногу камень.

– Мне кажется, да.

– Ты способен ей изменить?

Князь смутился, на такой вопрос ответить было не просто. Сказать «нет», значит, солгать себе. В его скитальческой жизни любовь была редкой гостьей. Она вспыхивала, как на пути звезда, глаза слепило от блеска. Он мучился, он забывал себя, женщина казалась ему существом из другого мира. Чистым и недоступным, которого и коснуться-то боязно, не то что назвать своей. Его тоже любили и тоже отвечали взаимностью. Только, видно, в нем было что-то такое – чужое, – что сразу не замечалось, но чем больше он себя тратил, чем больше проходило ночей, тем странней были взгляды и холодней ласки. И ему самому начинало казаться, что звезда была не его звездой, и ту, которую он называл любимой, он не любил вовсе, а обманывал как последний вор, только притворяясь счастливым.

– Раньше от любви умирали. Теперь – от чего угодно, только не от любви. Знаешь, сколько мужчин поубивали друг друга только ради того, чтобы я их наградила улыбкой? Мне не жалко ни одного. Хотя среди них попадались вполне приличные господа. Даже принцы бывали.

Они уже миновали площадь и по узкому тротуару подходили к зданию гостиницы.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Я не хочу отвечать.

– Не хочешь, не значит – не можешь. Выходит, я могу на что-то рассчитывать?

Князь ей не ответил.

– Это здесь? – спросил он, когда они остановились перед гостиничной дверью.

– Здесь начало дороги. Но перед тем, как по ней идти, обещай мне, что будешь сильным.

Князь удивленно на нее посмотрел.

– Ты – мой витязь. Витязь не должен быть курицей.

Она прижалась к нему и сказала, не поднимая глаз:

– Я люблю тебя, Князь.

Князь взялся за ручку двери и с силой толкнул ее от себя.

– Обещаю, – сказал он твердо.

19

Он не знал, что такое бывает.

Под ногами скрипел песок, рыжая соленая пена шипела и заливала ступни. Над морем стоял туман. Он был плотный, как из бумаги, и отливал красным, словно скрытая под туманом вода была перемешана с кровью. Временами стена прорывалась и гибкие ленты тумана тянулись живыми змеями, норовя прикоснуться к телу.

Князь поправил на поясе меч – когда он клал руку на рукоять, ему становилось спокойно. Царица стояла рядом. Она словно сделалась выше, в сумрачном свечении облаков лицо ее белело, как мрамор, и волосы переливались, как ртуть.

– Небо – оно здесь всегда такое… мертвое? – Он, наконец, подобрал слово.

– Мертвое? – Она рассмеялась громко, и серая стена впереди заходила мелкими волнами. – Если знаешь, что оно будет принадлежать тебе, небо перестает быть мертвым.

Она провела рукой по щеке Князя, потом коснулась щеки губами и сказала, показывая на стену тумана:

– Там, мой Князь. Все там – и мертвое и живое. Несколько ударов меча, и власть хозяина кончится. Ты слышишь, как плачет камень? Он по нему плачет.

Князь прислушался, но услышал лишь смутный гул да голодное завыванье ветра.

– Там, – повторила она и подтолкнула Князя вперед.

Он не стал спрашивать, как ему одолеть преграду. Он знал, что это ему по силам. Он чувствовал стихию воды, ощущал дрожание каждой ее частицы. Знание жило в нем изначально, сердце жгло от огня, и разлитая повсюду опасность лишь сильнее разжигала огонь.

Он вырвал из ножен меч и резким коротким взмахом рассек жидкую стену. Жирно блеснула вода, смоляная пика волны поднялась, отливая кровью, и выплеснула Князю в лицо желтую кляксу медузы. Он ступал по зыбкому дну, нанося удар за ударом. Вода перед ним отступала. Голос моря сделался жалким, сила ломила силу. Меч был сильнее воды.

Невесомый клинок перерубал тела рыбам, не успевшим спрятаться в глубину. Отливающая золотом чешуя ложилась Князю под ноги. Князь был спокоен как никогда.

– Посмотри на себя, Князь, – услышал он слова царицы.

Князь взглянул на зеркальную стену, поднимающуюся высоко вверх, и увидел свое отражение. Он не узнал себя. От робкого, неуверенного в себе человека не осталось и тени. Какая-то суровая нитка протянулась через его лицо: глаза стали жестче и [/]уже, в них не было ни жалости, ни улыбки – одна холодная сталь клинка да блестки золотой чешуи.