Стихи - Мария Петровых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1929
ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗНАКОМСТВА
Возник из тьмы,Бледнел и близился почти неслышно, —Обломок льда чудесных очертаний:Совсем как человек. В твоей грудиДремало пламя. Тихо пробуждаясь,Вытягивалось, трогало гортань.И голос твой,Тяжелое тепло прияв, густея,Размеренно над нами колыхался,То удлиняясь, то сжимаясь в стих.Суровым словом вызванные к жизни,Ворчали и ворочались века.И чудилось:Стихи свои приносишь ты из края,Где звезды негоревшие томятся,Где сказки нерассказанные ждут,Где чьи-то крылья бьются о решеткуИ смерть сидит, зевая на луну.Ты уходил,На звезды мертвые легко ступая.С бесплатным приложением событий.Опять по росту строятся века.Похрустывали под ногами звезды.О, как ты не поранил нежных ног!Ты врос во тьму.Тебя не ждали и не вспоминали.Но дивное свершилось превращенье —Ты к нам пришел как смертный человек.(Иль пламя затаенное проснулосьИ разбудило стынущую плоть?)Не ведаю.Но помню я, что встретились мы в полдень,Мы встретились на пыльном тротуаре,Ты еле нес тяжелый чемодан.(Наверно, звезды, сказки, перстень смерти,Зуб колдуна, живой змеиный глаз…)И стал как все.Ты служишь в Сельхозгизе,Обедаешь в общественной столовой,И в комнате есть у тебя постельДля страсти, сна, бессонницы и смерти.Но ты поэт и, значит, — чародей.Твоя душаКолышется неслышным опахалом,Сокровищем загробного Египта,И поверяет в алчущую ночьО небе, где одно сплошное солнце,И о земле, затерянной в песках.
1929
СТАРОСТЬ
Смысл старости печален и суров:За радость покарать, унизить наказаньем…Так, вместо возбуждающих смешков —Разбухшие мешочки под глазами.
Нет на ладонях ласк. Ослабли пульсы зла.Любимый отошел — не вскрикнула от боли…Так ревность ревматизмом зарослаВ суставах, не сгибающихся боле.
И вместо властных слов — нелепый лепет льнетК обрюзгшим деснам… Смрад оплывшему огаркуПрощаешь, мимо чашки каплешь йодИ желчью харкаешь на старую кухарку.
На столике — и пластырь и псалтырь…(Твоей ли пластике рукоплескали?..)За окнами — постылое: пустырь,Да ночь насмешливые звезды скалит…
1929
РЬЯВОЛ
В. Д.
О рьяный дьявол, черт морской…Дремучий Рьявол, спящий в тучеМладой воды, на дне…Ногой,Обутой камнем, и онучейНебрежно скрученной волны Качаешь ты морскую чащуНечаянно…Ты видишь сны…Волну взъяренну и кричащуС хрипеньем выдыхаешь тыНа боль предельной высоты.
Несчастный черт, безвестный бог!Стихия стихла в нем, и разомОн синей мукой изнемог,До пены гневался…Что разум,Когда в тоске душа и плоть!И чтобы чрево проколоть,Бог жрал кораллы.Бедный черт!Грозноголосый Рьявол, где ты?
Ты пьяно спишь, полуодетый,Не накренишь рукою бортПлавучей дряни…Смело ворыКромсают колесом волну.Ты их не позовешь ко дну,Не вступишь с ними в разговорыНеравные…Пускай врагиПлывут спокойно над тобою…Во сне ты чувствуешь кругиВоды испуганной, но к бою,Но к штормам с шрамами на дне,Но к буре с пеной на спине —Влеченья нет…Несчастный Рьявол!С какой волной ушла душа?Ты море Черное исплавал,Захлебываясь и спеша,Но волны — все одни и те же.Ты ослабел и стал все режеМетаться. Ты залег на дно.Ни слез, ни гнева — все равно.
Но отзовись мне, бог безвестный!Проснись хоть раз, одетый бездной,Безумный бог!И я живу,Темнея от бессильной жажды,Как жаждет пробужденья каждый,Кто заколдован наяву.
1930
МУЗА
Когда я ошибкой перо окуну,Минуя чернильницу, рядом, в луну, —В ползучее озеро черных ночей,В заросший мечтой соловьиный ручей, —Иные созвучья стремятся с пера,На них изумленный налет серебра,Они словно птицы, мне страшно их брать,Но строки, теснясь, заполняют тетрадь.Встречаю тебя, одичалая ночь,И участь у нас, и начало точь-в-точь —Мы обе темны для неверящих глаз,Одна и бессмертна отчизна у нас.Я помню, как день тебя превозмогал,Ты помнишь, как я откололась от скал,Ты вечно сбиваешься с млечных дорог,Ты любишь скрываться в расселинах строк.Исчадье мечты, черновик соловья,Читатель единственный, муза моя,Тебя провожу, не поблагодарив,Но с пеной восторга, бегущей от рифм.
1930
ИЗ НЕНАПИСАННОЙ ПОЭМЫ
Когда из рук моих веслоВолною выбило, меняКрутило, мучило, неслоБезумие водоогня.Я душу предала волнам,Я сил небесных не звала,Не знаю, как возникли там —Вздымая небо — два крыла.По волнам тени пронеслись,И замер разъяренный хор…Очнулась я.Медузья слизь,Песок да пена… До сих порЯ в жизнь поверить не могу,В моей груди кипела смерть,И вдруг на тихом берегуЯ пробудилась, чтоб узретьЧерты пленительной земли,Залив, объятый тишиной,Одни гробницы гор вдалиНапоминали край иной.Направо — мыс: глубоко врытВ золото-серые пескиСвященный ящер, будто скрытОт тягостной людской тоски.
To — пращур тишины земной,Прищуренных на небо глаз.Он как бы вымолвит: «За мной —Я уведу обратно вас!»Солниебиенье синих волн,Хоть на мгновение остынь,Чтоб мир был тишиною полнИ жил движением пустынь.Долина далее… ТакойЯ не видала никогда, —Здесь в еле зыблемый покойПереплавляются года,И времени над нею нет,Лишь небо древней синевыДа золотой веселый светВ косматой седине травы…
1931
СКАЗОЧКА
Наверху — дремучий рев,Но метели я не внемлю, —Сладко спится под землей.Дрема бродит меж дерев,Да постукивает землюПромороженной змеей.
Зиму — пролежу молчком,Летом — прогляну в бурьяне, —Ни о чем не вспомню я.Раздвоенным язычкомТемно-синее сияньеВыжгла на сердце змея.
И не с этой ли змеейДрема бродит надо мной?
1931
«А на чердак — попытайся один!»
А на чердак — попытайся один!Здесь тишина всеобъемлющей пыли,Сумрак, осевший среди паутин,Там, где когда-то его позабыли.От раскаленных горячечных крышСладко и тошно душе до отказа.Спит на стропилах летучая мышь,Дремлет средь хлама садовая ваза.Ваза разбита: но вижу на ней,Не отводя восхищенного взгляда, —Шествие полуодетых людейС тяжкими гроздьями винограда.Дальше — слежавшаяся темнота,Ужасы, что накоплялись годами,Дрема, и та, без названия, — та,Что отовсюду следила за нами.Нет, я туда подойти не смогу.Кто-то оттуда крадется по стенке,Прыгнул!.. Но я далеко, — я бегу,Падаю и расшибаю коленки…Помню и лес, и заросший овраг, —Было куда изумлению деться.Все — незабвенно, но ты, чердак,Самый любимый свидетель детства.. .
«В угоду гордости моей»
В угоду гордости моейОтвергнула друзей,Но этих — ветер, ночь, перрон —Не вымарать пером.
Они дрожат в сияньи слез,А плачут оттого,Что слышат возгласы колесИз сердца моего.
Но током грозной тишиныМеня пронзает вдруг,И тело — первый звук струны,А мысль — ответный звук.
Я узнаю мой давний мир —Младенчество земли,И ребра, струны диких лир,Звучанье обрели.
Певуче движется душаСплетениями вен,И пульсы плещут не спешаПленительный рефрен.
Во тьме растет неясный гуд,Во тьме растут слова,И лгут они или не лгут,Но я опять жива.
И вновь иду с мечтою в рост,В созвучиях по грудь.Заливистая свора звездУказывает путь.
1931
