Недобрый час - Габриэль Маркес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
V
Баркас загудел, развернулся на середине реки, и толпа, собравшаяся на набережной, женщины, смотревшие из окон, в последний раз увидели Росарио Монтеро. Она, рядом со своей матерью, сидела на том же жестяном сундучке, с которым семь лет назад сошла здесь на берег. Доктору Октавио Хиральдо, брившемуся у окна приемной, показалось, что отъезд этот является в каком-то смысле возвращением к действительности.
Доктор Хиральдо видел Росарио в день приезда. На ней были тогда заношенная форма студентки учительского института и мужские ботинки, и она искала, кто возьмет подешевле за то, чтобы донести ее чемодан до школы. Казалось, что она приготовилась спокойно стареть в этом городке, название которого впервые увидела (как рассказывала сама) на бумажке, вытащенной ею из шляпы, когда между одиннадцатью выпускниками разыгрывались шесть наличных вакансий. Она поселилась в здании школы, в комнатке, где стояли железная кровать и умывальник. Все свободное время она посвящала вышиванию скатертей, в то время как на керосинке у нее варилась кукурузная каша. И в тот же самый год, под рождество, она познакомилась на школьной вечеринке с Сесаром Монтеро - угрюмым холостяком с неясной родословной, разбогатевшим на торговле лесом. Он жил в девственной сельве, окруженный огромными собаками, и в городке появлялся только изредка, всегда небритый, в подкованных железом сапогах и с двустволкой. "Как будто еще раз вытащила из шляпы счастливый билет", - подумал, покрывая подбородок мыльной пеной, доктор Хиральдо. Однако тут его отвлекло от воспоминаний тошнотворное зловоние.
На противоположном берегу взлетела стая стервятников - их спугнула поднятая баркасами волна. Трупный запах повис на мгновение над причалом, смешался с утренним ветерком и проник с ним в дома.
- Все она, черт ее побери! - глядя с балкона спальни на парящих в воздухе стервятников, выругался алькальд. - Проклятая корова!
Он прикрыл нос платком, вошел в спальню и закрыл дверь балкона. Запах чувствовался и в комнате. Не снимая фуражки, он повесил на гвоздь зеркало и попытался осторожно побрить воспаленную еще немного щеку. Почти тут же в дверь постучал директор цирка.
Алькальд предложил, ему сесть и, продолжая бриться, посмотрел на него в зеркало. На директоре были рубашка в черную клетку, бриджи и гетры; в руке он держал стек и ритмично постукивал им себя по колену.
- На вас уже поступила жалоба, - сказал алькальд, снимая со щеки бритвой последние следы двух недель отчаянья. - Недавно, сегодня вечером.
- Какая жалоба?
- Что вы посылаете детей воровать кошек.
- Неправда, - сказал директор. - Просто покупаем на вес всех кошек, которых нам приносят, и не спрашиваем, откуда их берут. Мы кормим ими зверей.
- Бросаете на растерзанье прямо живыми?
- Что вы! - возмутился директор. - Это пробуждало бы в зверях хищные инстинкты.
Алькальд умылся и, вытирая лицо полотенцем, повернулся к нему. Только теперь он заметил, что у директора почти на всех пальцах кольца с цветными камешками.
- Так что придется вам придумать что-нибудь другое, - сказал он. Ловите кайманов, если хотите, или подбирайте рыбу - она дохнет в такую погоду. А живых
кошек - ни-ни.
Пожав плечами, директор цирка вышел вслед за алькальдом на улицу. Несмотря на зловоние от трупа коровы, застрявшей в зарослях на другом берегу, у дверей домов стояли и разговаривали мужчины.
- Эй, кумушки! - крикнул алькальд. - Чем языки чесать, сорганизовались бы лучше да убрали корову! Надо было сделать это еще вчера вечером!
Несколько мужчин подошли к нему.
- Пятьдесят песо тому, кто за час принесет мне в канцелярию ее рога! громко пообещал алькальд.
В конце набережной поднялся гам. Там услышали слова алькальда, и теперь, криками вызывая друг друга на состязание и торопливо отвязывая канаты, люди прыгали в лодки.
Алькальд, воодушевившись, удвоил сумму:
- Сто песо! По пятьдесят за рог!
Он потащил директора цирка к причалу. Они подождали, пока первые лодки не достигли песчаных отмелей другого берега, и тогда алькальд повернулся, улыбаясь, к директору.
- Счастливый городок, - сказал он.
Директор цирка выразил кивком согласие.
- Мероприятия вроде этого - вот единственное, чего нам не хватает, продолжал алькальд. - А то от безделья люди начинают думать о всяких глупостях. Мало-помалу вокруг них собрался кружок детей.
- Цирк вон там, - сказал директор.
Алькальд потянул его за руку к площади.
- Что покажете? - спросил он.
- Все, - ответил директор. - Представление у нас большое и разнообразное, для детей и для взрослых.
- Этого мало, - сказал алькальд. - Надо еще, чтобы было доступно каждому.
- Мы учитываем и это, - заверил его директор.
Они вместе дошли до пустыря за кинотеатром, где уже начали возводить шапито. Сумрачного вида мужчины и женщины вытаскивали из огромных, обитых узорчатой латунью сундуков какой-то разноцветный хлам, и, когда алькальд, погрузившись вслед за директором в водоворот людей и барахла, начал пожимать всем руки, ему почудилось, будто он на тонущем корабле.
Рослая, крепкая женщина с золотыми коронками чуть ли не на всех зубах задержала руку алькальда в своей и стала внимательно изучать его ладонь.
- В недалеком будущем с тобой произойдет что-то странное.
Алькальд выдернул руку.
- Наверно, сын родится, - ответил он, улыбаясь, не в силах подавить охватившее его на миг неприятное чувство.
Директор легонько ударил женщину стеком по плечу.
- Оставь лейтенанта в покое, - сказал он, не замедляя шага, и подтолкнул алькальда в ту сторону, где стояли клетки со зверями.
- Вы в это верите? - спросил он.
- Когда как, - ответил алькальд.
- А меня так и не убедили, - сказал директор. - Когда покопаешься как следует в этих гаданьях, начинаешь понимать, что играет роль только человеческая воля.
Алькальд окинул взглядом сонных от жары животных. Из клеток струились терпкие, горячие испарения, и в мерном дыхании зверей было что-то тоскливо-безнадежное. Директор пощекотал стеком нос леопарда, и тот скорчил жалобную гримасу.
- Как зовут? - спросил алькальд.
- Аристотель.
- Я о женщине, - пояснил алькальд.
- А! Ее мы зовем Кассандра, зеркало будущего.
Лицо у алькальда стало тоскующим.
- Мне хотелось бы переспать с ней, - сказал он.
- Это можно, - отозвался директор цирка.
Вдова Монтьель раздернула в спальне занавески и прошептала:
- Бедные люди!
Она навела порядок на ночном столике, убрала в выдвижной ящик четки и молитвенник и вытерла подошвы розовых домашних туфель о расстеленную перед кроватью шкуру ягуара. Потом обошла всю комнату и заперла на ключ туалетный столик, три дверцы застекленного шкафа и квадратный шкаф, на котором стоял гипсовый святой Рафаил. После этого она заперла на ключ дверь комнаты.
Спускаясь по широкой лестнице из каменных плит, покрытых лабиринтами трещин, она думала о странной судьбе Росарио Монтеро. Когда вдова Монтьель увидела сквозь решетку балкона, как та, похожая на скромную, прилежную школьницу, которую приучили не смотреть по сторонам, обогнула угол и скрылась на набережной, ей показалось, будто закончилось нечто, уже давно шедшее к завершению.
Вдова Монтьель сошла с последней ступеньки, и ее встретило бурлящее, как деревенская ярмарка, патио. Прямо около лестницы стоял стол, на нем лежали завернутые в свежие листья сыры; чуть подальше, в открытой галерее, громоздились один на другом мешки соли и бурдюки с медом, а в глубине двора виднелась конюшня с мулами и лошадьми, где на балках висели седла и сбруя. Дом был пропитан запахом вьючных животных, мешавшимся с запахами дубильни и сахарного завода.
Войдя в контору, вдова поздоровалась с сидевшим за письменным столом сеньором Кармайклом. Тот, сверяясь с бухгалтерской книгой, отсчитывал и складывал пачками деньги. Она открыла выходившее на реку окно, и полную недорогих безделушек комнату, где стояли большие кресла в серых чехлах и висело увеличенное фото Хосе Монтьеля с траурным бантом на рамке, залил яркий свет позднего утра. Вдова почувствовала вонь падали и только теперь увидела лодки на отмелях противоположного берега.
- Что они там делают? - спросила она у сеньора Кармайкла.
- Пытаются убрать дохлую корову.
- Так вот что это такое! - сказала вдова. - Этот запах снился мне всю ночь.
Она посмотрела на сеньора Кармайкла, углубившегося в работу, и добавила:
- Теперь нам не хватает только потопа.
- Уже пятнадцать дней как он начался, - не поднимая головы, отозвался сеньор Кармайкл.
- Правда, - согласилась вдова, - приближается конец. Осталось только лечь в могилу и ждать смерти.
Сеньор Кармайкл слушал ее, не прерывая счета.
- Многие годы мы жаловались, что у нас в городке ничего не происходит, - продолжала вдова. - И вдруг разразились несчастья, словно бог пожелал, чтобы разом произошло все, чего не было уже несколько лет.