Кембрийский период - Владимир Коваленко

— Как все, — заметил епископ, — это не оправдание. «Все» вон, на Пасху "Распни его!" кричали. Душа-то у каждого человека есть, какая ни грязная, а у толпы — нет души. Ну тебя хоть совесть теперь ест, — подсластил пилюлю, — а многих и нет. Ты хоть понимаешь, чего вы натворили-то? Что она сделала дурного? Склеила пару надломленных юных судеб? А заодно не дала согрешить до свадьбы. Наказала бродячего барда за языческие песни сильным испугом? Так поделом! Тому, кто Немайн для забавы спеть просит, надо сразу язык вырывать! А как увидела, что в городе ее еле терпят — ушла.

Епископ Теодор махнул рукой. Сердце снова тревожно ныло. Он чуть-чуть не совершил очередную ошибку! Разминулся с адом всего на сутки! Ведь мчался спасать город — и наверняка напал бы на языческую богиню войны, чтобы защитить от нее Кер-Мирддин.

А нужно было поступать наоборот.

Большой беды не случилось. Случилась огромная. Горожане, как не крути, обидели богиню. Совсем не добрую. Триста лет в язычестве упорствовавшую. И вот, когда, приняв истинную веру, смирив грозный норов, она вышла к людям… Полуязычники ее оттолкнули.

Теперь она бродила в холмах, и ангелы бились с демонами за огромную душу. Демоница — или святая. Третьего пути у детей Дану не было. Раньше она откладывала выбор. Но — время пришло!

Епископ был настоящим ирландцем. А значит, здорового упрямства ему было не занимать, да и конь у него был хороший. Четыре ноги — больше, чем две. И если грозная Немайн намерена ходить пешком, то Камлин ее догонит! И хотя бы посмотрит на сестру святой Бригиты.

Перехват оказался делом непростым. Немайн упорно предпочитала нехоженые пути и козьи тропы. Всякий раз Камлин опаздывал, настигая только рассказы крестьян и пастухов, и все ярче перед ним вставал образ неуловимой богини.

Острые, как морда хорька, черты лица, высокий, но постоянно охрипший голос. Огненная грива волос неряшливо откромсана чуть выше плеч, зачесана назад. Темный бесформенный наряд. За спиной — мешок. В руках — маленькая, словно игрушечная, кирка. Которой сида колет камни и ковыряет холмы. Кусочки и комочки отправляются в мешок. Нормальные монахи так место для монастыря не выбирают, но что может взбрести в голову той, для которой жизнь в холме куда привычнее жизни на холме?

И все-таки Камлин добился своего. Да, Немайн оказалась немного не такой, как рисовало воображение епископа. Волосы не отсвечивают огнем — наливаются темным соком молодых почек ольхи — ее священного дерева. Лицо скорее круглое, чем острое, и лишь глаза, что постоянно щурятся, придают сиде хитроватый вид. И через напускную шаловливость все равно сквозит нечто… бездна столетий, стылая, как осенние дожди. Немайн верх Ллуд относится к первому поколению рожденных на земле. Как Каин и Авель. Даже не глядя на огромные уши, которые, не просвечивай они на солнце нежно-розовым, Камлин мог бы и за рога принять, перепутать это создание с человеком невозможно. Живой ужас, черные крылья битвы, оборотень-стервятница. Сидит рядом, стрижет ушами, как жеребенок. Слушает.

Камлин возрадовался, что отринул гордыню и рассказал сиде историю своих грехов. Воистину блаженны нищие духом! Милостыня сочувствия отвлекает от собственных горестей, и злая обида, горевшая адским пламенем в глазах сиды при встрече, сменилась искрами приязни.

Клирик, и правда, был рад. Начал-то с наигрыша. Решил изобразить детскую непосредственность. Но — увлекся разговором, и понемногу позабыл про игру. Епископ оказался человеком с сильной логикой, да и в душах читал, как сам он не смел и надеяться. Объяснил поведение горожан. Отвлек от гудящих ног и грустных мыслей интересной байкой, скорее всего, почти правдивой. А под вечер — помог развести костер, и глазом не моргнул, наблюдая позорище — женщиНу не умеющую толком управиться с огнивом и трутом — для зажигательного стекла к тому времени было уже слишком поздно. И доброжелательно отвечал на самые глупые вопросы.

Камлина эпизод с разжиганием огня окончательно убедил — Немайн именно та, за кого ее приняли. Неспособность развести огонь — и где, спрашивается, искать настолько рафинированную аристократку, что хотя бы додумается это подделать? Багрянородную базилиссу в Константинополе? Тем более, Немайн разводить огонь действительно не умела. По крайней мере, епископ льстил себе мыслью, что человеческое притворство он видеть научился. Зато дрова собрала и костер сложила — правильно, и заранее, не дожидаясь темноты. Вывод: прежде она разжигала огонь иначе. Щелчком пальцев, движением брови, инвокацией — какая разница?

Потом начался разговор о будущем строительстве и хозяйстве. Сида снова показала свою суть. То есть что, где и когда сеять, какие земли отвести для овец — не понимала ни бельмеса. Епископ вспомнил прежнюю должность короля, и подробно рассказал, как и что. Немайн внимательно слушала.

Да, Камлин больше рассказывал о том, как землю мерить и делить, чем как ее возделывать, но Клирик подозревал, что искусных землепашцев на свете куда больше, чем толковых королей. А Камлин был именно толковым. Его маленький народ твердо верил в мудрость и благоразумие короля, и тот много раз доказывал оправданность этой веры. В конце концов, даже злополучное сражение за книгу он выиграл практически без потерь. Со своей стороны. Зато о том, что такое земля как источник сырья, строительный материал и оборонительное сооружение, Камлин никогда не задумывался.

Немайн говорила, и перед бывшим королем вставал таинственный мир подземных рек и ручьев, способных утолить жажду и предотвратить подкоп, покрыть склоны холмов льдом или предательски засосать человека. Мир, в котором не мертво ждут урочного часа — терпеливо растут, зреют, а иногда болеют и гниют самородки и руды, скалы и пески, озера и острова.

Так что сида искала для поселения именно холм — «сид», от которого и пошло нынешнее имя ее народа. Только поселиться собиралась не внутри, как фэйри, а на вершине, как человек. И холм видела крепостью. Так что первое попавшееся место ее не устраивало! Когда Камлин предложил использовать бывший ирландский монастырь, сида очень серьезно поблагодарила. Очень искренне извинилась. Потом объяснила, что для заполненного здоровыми и неплохо вооруженными мужчинами поселения ирландский монастырь был, действительно неплох. С такими насельниками любая деревня, будучи оснащена каким-никаким тыном и нормальным караулом, будет хорошо защищена! Но ей-то, сиде, придется основывать женский монастырь. Женщины вообще немного хуже воюют. Руки, можно сказать, коротки.

Клирик точно знал, что ему нужно. И знал, что Камбрийские горы такими местами изобилуют. Геология как наука родилась именно в этих местах, и все классические примеры были родом отсюда. Преимущество, о котором он не подумал, когда выбирал Уэльс в качестве нового места жительства, и которое всплыло из рядов забытых с третьего курса аксиом в тот вечер, когда на полу "Головы Грифона" валялся седой бард, а сам он сидел в комнате этажом выше, зажав в руках чашу с водой. В чаше плавало отражение ужасной сиды. Вода покачивалась, шла волнами или зыбью — и симпатичное личико превращалось в морду монстра. Вот тогда он и принял решение — следующее пристанище Немайн будет крепостью. Неприступной крепостью. Которой он подберет такой гарнизон, чтоб вернее псов и тверже камня. А заодно — вспомнил, что силур, девон, ордовик — это рядышком. Кельтские племена, ставшие под напором извне одним народом. А уж кембрий лежал точно под ногами.

Но знать примерно — не знать точно. Да и месторождение, отличное по меркам девятнадцатого века, по меркам седьмого могло оказаться непригодным к разработке. Вот и пришлось искать не столько место, пригодное для строительства, сколько материалы — известь и гранит, глину и лес, а с прицелом на будущее — уголь и железо. И как раз хотел начать объяснения, что и как нужно строить, когда недоумевающий епископ задал вопрос:

— А почему бы тебе не основать общий монастырь? И женский и мужской разом?

Сида сначала покраснела. Потом закрыла рот руками. А потом ну хохотать! До слез, до колик. Чуть не задохнулась. Отдышалась, отряхнула с лица соленую водицу.

— Спасибо, — сказала, — славная шутка. Давно так не смеялась. И не плакала… Говорят, женщине нужно время от времени плакать. Так лучше с веселья, правда?

Вот тут епископ Теодор понял — что бы там ни говорили легенды, нравы у сидов были строгими[3]. Очень строгими. Откуда только дети брались…

Болтали об интересном — дотемна. Но все время епископу казалось — что-то с Немайн не в порядке. Потому — он вызвался сопровождать позевывающую сиду в ее странствиях.

— А закончился мой поход, — огорошила его Немайн. — с утра двинусь обратно в Кер-Мирддин, к королю. Просить холм в лен. Ах, да — меня в гости пригласили. Не знаю, что и делать: и нахлебника с собой приводить неловко, и платить за ужин в гостях некрасиво. И хозяева небогатые.