Искушение - Патриция Хорст

То, чему ее не мог научить опыт, делали инстинкты. Мэри щедро отдала ему всю свою нежность и страсть, а он, эгоистичный подонок, только брал, наслаждаясь за ее счет! Патрик помнил, что открыл глаза, лишь испытав полное удовлетворение.

— Мэри Клэр?! — прошептал он тогда, замерев от ужаса. — Какого черта ты делаешь в моей постели?

— Люблю тебя, Патрик, — ответила она.

Вот так. Никакого смущения, никакой лжи, никакой искусственности…

— Но ты не можешь делать этого! — воскликнул он в полной растерянности.

— Я не могу этого не делать! — прозвучало в ответ, и голос ее был полон уверенности. — Я влюбилась в тебя, когда ты в первый раз поцеловал меня четыре года назад. И я не могла больше ждать, когда же ты скажешь наконец, что чувствуешь то же самое. Я-то знаю об этом давно: иначе ты не смотрел бы на меня так, когда думал, что никто этого не видит; не избегал бы меня всячески с того самого момента, как приехал сюда этим летом… Вот почему я пришла к тебе сегодня ночью — дать тебе понять, что можно больше не скрывать своих чувств. Я уже не прежняя школьница, и нет ничего страшного в том, что все узнают, что мы принадлежим друг другу!

Он слушал ее, не веря своим ушам и чувствуя, как по спине у него сбегает струйка пота.

— Еще как есть, Мэри Клэр. И мы с тобой вовсе не принадлежим друг другу!

Она обратила на него свои огромные прозрачные глаза и, судя по всему, прочла в его глазах правду. Потому что ее нижняя губа задрожала, когда она пролепетала еле слышно:

— Но почему? Ты ведь любишь меня, не так ли, Патрик?

— Да нет же! Во всяком случае, не так…

— Но ведь мы с тобой только что…

Он выпрыгнул из постели, запоздало и мучительно осознав, что все время, пока они обсуждали эту тему, она лежала под ним, и оба были абсолютно голыми.

— Я думал… — Патрик дико озирался вокруг, ища, за чем бы спрятаться, как будто это могло уменьшить значительность того, что произошло. Схватив пару старых обрезанных до колен джинсов, он натянул их на себя с рекордной скоростью, все время стараясь найти способ выбраться из этого ужасного и нелепого положения. — Я все время думал, что сплю!

Мэри села в постели, не обращая внимания на то, что простыня упала ей на колени, давая ему возможность увидеть, какая красивая у нее грудь и тонкая талия. К его досаде, в нем опять поднялось желание, которое в этот раз уже никак нельзя было списать на сон…

— Но это произошло на самом деле…

Патрик отвернулся от нее и провел рукой по волосам.

— На самом деле, — он попытался напустить на себя снисходительность престарелого дядюшки, — ты только что кончила школу. Все, о чем ты говорила, с тех пор как я приехал сюда неделю назад, — это твой предстоящий выпускной бал, приемы, на которых тебе предстоит побывать, поездка в Европу, которую твои родители подарили тебе к окончанию школы.

Мэри немедленно смекнула, куда он клонит, и бросилась опровергать его аргументы.

— Я от всего откажусь, Патрик! Все это не имеет никакого значения. Ничто не имеет значения, пока мы вместе!

— Но что скажут твои родители?

— Они поймут. Я заставлю их понять! Итак, доброе отношение не срабатывало.

Придется быть грубым.

— Нет, — сказал он, поворачиваясь опять лицом к ней. — Все дело в том, Мэри Клэр, что наши интересы — твои и мои — находятся на противоположных полюсах. Ты из тех девушек, которые большую часть времени проводят на различных приемах и вечеринках, а я обычный молодой врач. Наши образы жизни никак не состыковываются. Тебе в твоем возрасте не стоит отказываться от вещей, которые для тебя дороги. И уж во всяком случае — не из-за мимолетного увлечения, о котором ты забудешь через пару недель.

Из всех банальностей, которые он вывалил перед ней, до нее дошли только слова «мимолетное увлечение». Мэри неожиданно стала очень тихой, ее немигающий взгляд был некоторое время прикован к нему. Потом медленно, с каким-то тягостным достоинством она выскользнула из постели и потянулась к своей одежде, которая валялась на полу. Он помнил эту одежду до сих пор: белые шорты и рубашка в красную полоску — ни трусиков, ни бюстгальтера, ни туфель. Она явилась сюда с вполне определенной целью…

— Я докажу, что для меня это нечто большее, чем мимолетное увлечение, — тихо проговорила она. — И неважно, сколько времени это займет. Я подожду, пока ты не будешь готов повернуться лицом к правде! Вот увидишь, Патрик, это случится.

Потом она покинула его комнату таким же способом, каким попала в нее, — по дереву, растущему напротив окна. Он видел, как она бежала прочь от дома, залитая лунным светом; длинные загорелые ноги Мэри унесли ее из виду за считанные секунды.

Тогда Патрик был убежден: в том, что он сказал ей, все правильно. Она и правда еще слишком молода для того, чтобы уяснить себе, на что нацелена его жизнь. Скоро она забудет его. И он в то время был таким подонком, что не преминул воспользоваться бывшим у него под рукой средством, чтобы ускорить этот процесс.

Следующим же вечером он надел Лорейн на палец кольцо и официально объявил о помолвке на приеме, который Дороти устроила в их честь. А на следующий день он отправился в Монжуа, чтобы представить соседям свою невесту.

С тех пор и до вчерашней ночи он не видел Мэри Клэр. Это не значило, однако, что она не продолжала напоминать ему о себе все эти годы.

Ни разу за всю свою супружескую жизнь Патрику не удалось вновь испытать то сексуальное наслаждение, которое он познал в ту ночь с нею. Сначала это его беспокоило: он считал, что только от мужчины зависит, насколько хорошо будет ему и его женщине в постели. Но суть проблемы оказалась в том, что Лорейн воспринимала секс просто как некую обязанность, а ее привычка говорить о постороннем во время любовных игр стала настоящим несчастьем. Возможно и несправедливо, но и в этом он обвинял Мэри, полагая, что ее ничем не прикрытая страсть заставила его ожидать от брака чего-то нереального.

Обнаружив теперь, что она еще и отказала ему в праве знать об их ребенке, он просто задыхался от злости. Ему следовало бы задушить ее за все, что она сделала с ним!

Путешествие назад в Вуд-Роуд оказалось сущим адом, как Мэри и предполагала. Раздраженная тем, что ей придется быть прикованной к инвалидной коляске по меньше мере неделю, Шанталь не стала более любезной и всю дорогу подкалывала Патрика. Ей не нравилось, как он ведет машину, не нравились его манеры; наконец, она обвинила его в профессиональной непригодности.

— Все доктора — идиоты! — заявила Шанталь. — И некоторые из них даже сами понимают, что они абсолютно ни на что не годны и уходят из профессии, прежде чем угробят кого-нибудь. Впрочем, за это нужно им сказать спасибо. Ты ведь, кажется, тоже так поступил, Патрик Мэйн?