Наваждение - Елена Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катя тут же припомнила, как стерла ноги до крови в тот вечный вечер непривычными, неудобными Лидиными туфлями. Как будто и она тогда только что рассталась с рыбьим хвостом и впервые ступила из воды на сушу…
— Зато у меня остался мой голос! — радовалась девушка, читая, что ее двойник Русалочка согласилась стать немой ради того, чтобы оставаться с любимым рядом. — Но если б потребовалось, я бы тоже отдала для моего принца все…
«Здравствуй, мой Демон! Вот уже и зима. С наступающим тебя Новым годом!
Удастся ли тебе отпраздновать или придется быть в наряде — или как там называются ваши дежурства? Как это странно звучит: «быть в наряде». Как будто карнавал, а ты в маскарадном костюме.
Мы купили новый настенный календарь. Это значит, что старый скоро закончится, все дни в нем будут зачеркнуты! Остается все меньше и меньше нам быть врозь… Твоя, твоя, твоя К.».
* * *— Эх, Катька, Катька, — вздохнул отец, — была бы ты пацаном — выпорол бы тебя за такие оценки в полугодии. Что из тебя выйдет — ума не приложу. Одна надежда: замуж выдать.
— Да кто ж на нее глянет! — безнадежно махнула рукой мама. — Ты бы хоть краситься начала, что ли, Катерина! А то ходит как монашка.
— Ой, мам, ты же сама говорила: скромность девушку украшает.
— А ты к словам не цепляйся. Вот останешься старой девой — и будешь в одиночку по гроб жизни куковать.
«Девой уже не осталась, давно стала женщиной», — подумала Катя, но вслух, конечно, матери не возразила.
Она хранила свою тайну не только во избежание семейного скандала, хотя и это было немаловажно. Родившиеся под тихим и нежным знаком Рыб не любят открытых конфликтов и столкновений. Однако еще важнее было то, что таинство вечного вечера принадлежало только двоим, и в него нельзя было посвящать даже самых близких.
«И одинокой не буду. Я и сейчас не одна: он всегда со мною, мой любимый…»
«Поздравляю с твоим праздником — 23 февраля!
Я с тобой вчера увиделась. Нет, не думай, не во сне.
Ко Дню защитника Отечества по телевизору повторяли передачу о ваших проводах, которая снималась — помнишь? — в тот наш вечер. Ты был такой смешной, лысый, как коленка, и пел «Восьмиклассницу». Наверное, теперь уже давно оброс…
Я снова пережила все, что было тогда. Они только вырезали то место, где ты посвящаешь свое выступление мне. Там теперь за кадром женский голос говорит:
— Дмитрий Поляков исполняет песню для всех девушек нашего родного Рыбинска.
А ведь это было не для всех, правда?
Но это не страшно, я даже не расстроилась. Я-то помню все до мелочей… И то, как ты сказал потом, на балконе:
— Я теперь твой.
Ну а уж я — по-прежнему всегда твоя, твоя, твоя…»
«Получила сразу две твои открытки — ко дню рождения и к Восьмому марта. Я буду их всегда хранить, всегда!..»
— Рядовой Поляков, запе-вай!
— Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой!
Имя той девушки, которая выходила на высокий берег, на крутой, Дмитрий предоставлял выкрикнуть нараспев уже всем вместе, хором. А сам в это время замолкал.
Он никогда не хвастал своими победами у женщин, таков был его кодекс чести…
«Лето у нас выдалось такое жаркое, что были даже лесные пожары. Вода в нашем море — как будто подогретая, даже купаться не очень приятно…»
«Опять посмотрела фильм «Волга-Волга». Все смеялись, а я плакала, как дурочка. Хотела бы я быть такой же красивой, как Любовь Орлова, тогда ты бы мог мною гордиться, а так…
А может, это просто осень на меня плохо действует. Дожди не перестают, все дороги раскисли, и тебя уже так долго нет. Так долго, что, когда я об этом думаю, меня начинает знобить…»
«Ну вот, у нас появился еще один новый календарь. Значит, уже скоро, скоро, скоро!
Дим, извини, что не сообщила раньше: я еще в начале зимы устроилась подрабатывать в районную библиотеку. Но это не из-за денег, зарплату всю отдала родителям, мне она пока ни к чему.
Зато я там покопалась и подобрала для тебя весь репертуар к поступлению в институт. Очень боюсь: одобришь ли мой вкус? Я ведь не такая умная, как ты, могла и ошибиться.
Только ожиданием и живу, мой Демон, мой принц…»
Глава 7
ВТОРОЕ ПЛАТЬЕ НЕВЕСТЫ
Вот и отзвенел серебряный колокольчик последнего звонка. Надо было хоть как-то одолеть экзамены на аттестат зрелости и — шагнуть во взрослую жизнь.
У большинства девчонок на уме были, конечно, не билеты и зубрежка, а гораздо более важная вещь: выпускной наряд. Понятно же, что заключительный школьный бал — это непременно конкурс: кто кого перещеголяет. Так было испокон веков, и так всегда будет впредь.
Под предлогом подготовки к экзаменам устраивались долгие посиделки с тщательным, страстным изучением каталогов и модных журналов.
До хрипоты спорили, что эффектнее: длинное романтическое вечернее платье с глубоким вырезом или символический, почти ничего не прикрывающий прозрачный мини-сарафанчик? А может, вообще резоннее было бы остановиться на брючном костюме?
И, наверное, совсем не обязательно прощаться со школой в белом, розовом или светло-голубом одеянии? Золотое, к примеру, тоже смотрится отлично.
Многие родители срочно были командированы дочерями в Москву: кто на вещевые рынки, а кто и в дорогие престижные бутики. Рыбинские ателье по пошиву легкой одежды не справлялись с заказами.
И, конечно, всеобщую зависть — а заодно и почтительное уважение — завоевали счастливицы, чьи родственники имели возможность побывать за границей. «Маленькое французское платье» из самого Парижа — это звучит серьезно!
И только Катю Криницыну эти заботы обошли стороной. Во-первых, она никогда не считалась своей в девчоночьих компаниях, да и не стремилась освоиться в них: всегда казалась немного отрешенной, жила своей собственной жизнью, большей частью — внутренней, пребывая в нереалистичных и непрактичных своих «рыбьих» мечтах.
Во-вторых, ей бы и в голову не пришло потребовать или даже попросить у родителей купить для нее что-то особенное. Финансовое положение семьи не позволяло шиковать, так не лучше ли купить Игоряшке настоящий взрослый велосипед, о котором он так мечтает, чем тратиться на «одноразовую» одежду, в которой потом нигде и не появишься?
Она знала и ценила: в этом году на нее и так потратились изрядно. Весной, к семнадцатилетию, родители подарили ей шубку. Натуральную, из седовато-серой нутрии!
Именинница так растерялась, обнаружив утром возле своей подушки этот царский, по ее понятиям, подарок, что мать не удержалась от признания:
