Амалия - Сюльви Кекконен

Во время беременности Амалия часто плакала, ее постоянно мучили недомогания. Разве в таком состоянии поработаешь так, как должна работать единственная женщина в доме, если она хочет, чтобы дела были в образцовом порядке! А Таави было всего двадцать семь лет, когда родился Антти.

«Оба они дети — и отец, и сын», — говорил Пааво. Недаром сам Пааво ходил неженатым почти до тридцати лет.

Дует северный ветер, и Амалия идет быстро. Засунув руки в карманы брезентовой куртки, она твердо ступает, наслаждаясь хрустом ледка под ногами. Хорошо, что, потрескивая, подходит зима! Амалии ужасно надоели осенние моросящие дожди.

Притаившийся у дороги заяц, вспугнутый Амалией, срывается с места и пускается наутек. Она провожает взглядом зайца, несущегося по открытому болоту мимо карликовых берез, по желтоватым и красным кочкам. Была бы с нею собака — началась бы теперь безжалостная гонка. И Амалия вспоминает, как в детстве на этом же болоте заливисто лаял ее пес Йеппе, преследуя зайца. Правда, Йеппе не был способен догнать зайца, но гоняться за ними он любил. Теперь у нее нет собаки, нет с тех самых пор, как она стала жить в Ийккала. В Ээвала всегда держали собаку, иногда даже двух, но все они почему-то пропадали в какую-нибудь темную зимнюю ночь. Может быть, они погибали, защищая хозяйское добро, а может быть, их кто-то застрелил. Ведь ценятся рукавицы и из собачьего меха. Амалия вспоминает, как в давние ээвальские времена она горько плакала и напрасно звала своих любимцев домой к завтраку, звала весь день. Сначала пропал Вахти, потом Килле и, наконец, Йеппе. В то время она считала, что собаки должны непременно поспать днем в избе, раз уж им приходится по ночам сторожить дом. Но потом вышло распоряжение держать собак летом на привязи. С тех пор Амалия и слышать не хотела о том, чтобы завести собаку. Сидеть на привязи, в неволе, когда всюду жизнь — в лесу, на озере! Это невозможно! Ведь нельзя даже выкопать крота из норы и принести его к ногам хозяина в знак верности ему и усердия. И словно в ответ на воспоминания Амалии раздался ленивый лай. Это верный страж Хукканена — старый Кааро. Его помутневшие глаза заметили приближение Амалии. Услышав свое имя, собака успокаивается и, свернувшись колечком, укладывается на свое место перед крыльцом.

Амалия открывает дверь со двора и сразу же слышит, как кричит радио. Старый хозяин Хукканен держит радио включенным весь день, чтобы не слышать бабьих голосов, как сам он говорит. За долгие годы Хукканен дал много поводов для сплетен и пересудов в деревне. Сначала в рассказах односельчан он фигурировал как герой всяких невероятных историй с женщинами. Потом — видно, после женитьбы на Старухе — ему опротивело все женское племя. Вероятно, в Старухе, когда она пошла за Хукканена, не слишком-то много было женской привлекательности. К тому времени она уже родила двенадцать детей и успела порядком наработаться, чтобы прокормить свой выводок. Но Хукканен, выбирая Старуху, знал, что берет в дом хорошую работницу. Веселей, конечно, было бы жить с молодой, привлекательной женой, но с годами помыслы Хукканена все больше обращались к деньгам и ко всему тому, что измеряется деньгами.

Когда Амалия вошла в избу, женщины еще заканчивали свои утренние работы. Старик спустил ноги с кровати и выключил радио.

— Что это заставило Амалию так рано пуститься в путь? Ведь из Ийккала сюда добрых полмили, а дорога точно замерзшая пашня. Ты ведь, наверно, не на лошади разъезжаешь по такому пути. Умеет, умеет быть бережливой дочь Ээвала: бережет лошадь и себя... Или, может, у тебя жених на примете?

Амалия усмехается. Старый хозяин всегда с удовольствием говорит о лошадях и о свадебных делах. Это известно всем соседям на много километров вокруг. Старик никогда не скрывает своих мыслей, если только считает слушателей достойными. Он продолжает:

— Сын купил радио на свои заработанные деньги, даже уплатил за пользование. Я пускаю его на полную мощность, чтобы не слышать причитаний этих баб.

Амалия смотрит на возню женщин. Жизнь Старухи, видно, не стала легче с приходом невестки в дом.

— Пришла взглянуть на вас, вы уже так давно не были в Ийккала, — говорит Амалия, здороваясь со Старухой за руку, и сама стыдится своей лжи. Чувствуя неловкость, она здоровается с молодой хозяйкой и пожимает высохшую руку старика. Для Старухи Амалия принесла подарки: камфарные капли и табак. Амалия, правда, не верит, что капли помогут Старухе от сердечных болей, но без них она никогда не приходит в дом к Хукканену. Ведь старая хозяйка не получает от мужа денег на покупку лекарств, а принимать их ей нравится. И теперь она с удовольствием берет у Амалии скляночку и говорит:

— Все помнит Амалия! Всегда ты была хорошей невесткой. Вот был бы жив Таави... Как у тебя дела? Ты хочешь все-таки избавиться от части скота или будешь держать зимой все стадо?

Молодая хозяйка ставит кофейник на огонь. Она приносит на стол кофейные чашки с цветочками, сахарницу и кувшинчик сливок. Из углового шкафа достает тарелку обсыпных сухарей, купленных в местной лавочке Такамаа, и сухое печенье. Приход гостей сюда, через холмы, по такой плохой дороге, — редкий случай, и потому ей хочется накрыть стол как можно красивее.

За кофе гостье рассказывают о всех заботах и печалях. Корова, которая должна была отелиться в феврале, запуталась на выгоне в старой колючей проволоке. Колючки вонзились так глубоко, что изодрали вымя в клочья, пришлось бедную прирезать. И случилась-то эта беда совсем не вовремя: перед рождеством должен родиться наследник, и в феврале как раз понадобится коровье молоко. Теперь неизвестно, что и будет. Другие коровы отелятся лишь поздней весной. Как на грех, Хукканен недавно продал только что отелившуюся корову. Новый учитель дал за нее хорошую цену, потому что у него малые дети. Правда, есть еще в хлеву дойные, и даже не одна, но все они первого отела и вот-вот перестанут давать молоко.

Женщины встревожены. С озабоченным видом они жуют сухари. Даже старик в честь гостьи терпеливо слушает их разговоры. Он, в свою очередь, жалуется на то, что теперь стало невыгодным и разводить лошадей. У него два жеребенка в конюшне — пользы от них никакой, только корм переводят. Пробовал сын искать покупателей, но их не так-то легко найти.

— Теперь спрос только на машины да на механиков, — голос старика становится злым. — Тракторы вырывают деньги из рук даже у самых лучших коннозаводчиков.

Амалия говорит, что хотела бы посмотреть жеребят, хотя она одинокая хозяйка и не может быть покупателем, тем более что не собирается разводить лошадей.

— А почему бы тебе и не разводить, если ты с малых лет вместе с отцом принимала жеребят, ночи не спала и выросла, можно сказать, под ногами у лошадей! Твои братья не стали лошадниками, зато ты вся в отца.

Старик идет к дверям и плюет в ящик с песком. Амалия поражена. Старуха столько лет пилила его за то, что он плевал прямо на пол, и, очевидно, только по просьбе невестки отказался Хукканен от своей давней привычки.

В конюшне Амалия долго рассматривает кобылу Хукканена. Кобыла хорошего сложения и кажется резвой. Потом гостья заходит в отделение, где стоят полугодовалый жеребчик и кобылка полутора лет. Кобылка поворачивает маленькую голову и тычется мягкой мордой в руку Амалии, чувствуя на ладони запах хлеба. Амалия достала кусочек хлеба из кармана своей куртки. У нее в карманах всегда есть хлеб для четвероногих любимцев.

Амалия заключает с Хукканеном торговую сделку. Жене и невестке Хукканена достанется корова Амалии, которая должна отелиться в феврале, а старому хозяину — несколько тысяч марок деньгами в придачу. А сын его завтра же приведет в Ийккала жеребенка, а оттуда возьмет комолую корову, которая еще понемногу доится.

Амалия торопится домой. Надо привести в порядок конюшню для приема лошадки. Для овец надо устроить загон в хлеву. Только баран останется в конюшне, рядом с ящиком для месива. Антти еще летом сделал для барана отдельный загончик. Парень старательно выбирал самые толстые доски и заказал кузнецу надежную щеколду и петли. «Ну, что теперь скажет Антти о лошадке? — думает Амалия. — Должно быть, очень удивится и обрадуется». Она улыбается. Ведь еще вчера она решила отложить покупку коня до тех пор, пока Антти не станет совсем взрослым.

11

Поздняя весна. Вечер. Амалия в огороде сажает капустную рассаду. С юга дует слабый ветерок. Сегодня хорошая погода для посадок. У поворота к Ээвала останавливается автобус. Амалия видит его сквозь ветви осины. С тех пор как Амалия помнит себя, в конце двора на каменистом бугре растет эта осина. С годами побеги от нее разрастались все дальше и, наверно, добрались бы до самого дома, но постоянная расчистка огорода мешала этому. «Раз уж она растет на камне, пусть растет», — сказал как-то отец, когда братья предложили выкорчевать ее. Правда, молодые побеги наносят большой вред огороду. Но все дело в том, что мать любила эту осину с ее трепещущими листьями. Однажды она рассказывала Амалии, что крест на Голгофе был сделан из осинового дерева. Может быть, это так, а может быть, и нет — Амалия не знает. Ей становится грустно оттого, что она так мало знает; собственно, ведь она нигде не бывала и совсем немногому смогла научиться из книг.