Нежное прикосновение - Элизабет Деланси

Оцепенев, Анна легла на палубу и стала ждать решения своей судьбы.

— Где же она, чтоб ей провалиться?

Она увидела сверкание фонаря — свет приближался. Сердце стучало, как колокол. Она погибла! Обречена!

— Вот где ты, ирландская ведьма!

Свет ослепил ее. Грубые пальцы схватили ее за руки, потащили. Ноги волочились по палубе. Яркий блеск фонаря слепил глаза, и она отвернулась, сжав зубы. Наконец, ее отпустили — Анна рухнула на палубу. Чья-то нога, обутая в жесткий башмак, больно ударила ее в бок. Она попыталась отползти. Башмак придавил ей платье, пригвоздив к палубе.

— А может, нам закончить то, что начал Спинер, мистер Кинкейд? — прозвучал голос. — Уж мы ее проучим!

— Что за дьявол?! — раздался голос Дэйви.

— Эмигрантов держать внизу. Я не хочу видеть их на палубе, будь они прокляты! Кокберн, позови капитана!

— Слушаюсь, сэр.

— Боже мой, вы ублюдки!.. — раздался голос Дэйви.

Анна услышала шум драки — удары кулаков и громкие проклятия. Зажмурившись, она прижалась щекой к палубе и шептала молитву.

— Иисусе, Мария, Иосиф, помогите мне! Спасите, простите меня!

— Мистер Кинкейд!

Анна вздрогнула от зычного крика.

— Ах, проклятье! Человек, что я слышу?! Убийство!

Анну поставила на ноги. Волосы закрыли ей лицо, платье на груди было разорвано Спинером.

Кто-то завел ей руки за спину, больно их вывернув.

Капитан двигался через палубу, сейчас освещенную множеством фонарей. Пола его белой рубашки выбилась из брюк.

— Я пытаюсь хоть на минуту уснуть на этом проклятом корабле, а меня будят, чтобы сообщить, что убивают моих людей!

Он заправил рубашку в брюки. Брюшко перевешивалось через пояс. В первый день путешествия он обращался к эмигрантам с речью. Тогда он казался внушительным, с этими золотыми пуговицами и шитьём на мундире. А сейчас это был сонный человек, взъерошенный со сна.

Капитан остановился перед ней — глаза сузились, глядели зло, на щеках кудрявились бакенбарды. Он пристально оглядел ее с головы до ног, задержавшись на прорехе в платье, которая почти оголила левую грудь. Все замолчали. Гремел гребной винт. Кто-то из команды закашлял.

Капитан подошел поближе и убрал с лица Анны волосы. Приподняв голову девушки за подбородок, он внимательно всмотрелся в ее лицо. Потом медленно провел холодной рукой по обнаженной груди несчастной. Закрыв глаза, Анна чуть не закричала от ужаса.

— Как ваше имя, женщина? — спросил повелительно капитан.

Анна облизала губы.

— Отвечайте!

Она с трудом выдавила:

— Анна Мэ… Мэ…

— О Боже, да от нее кровью воняет! Где этот Спинер?!

Капитан прошел туда, где в темной луже лежало тело. Спинер лежал на спине, руки раскинуты. Капитан обошел вокруг тела моряка. Его сопровождали матрос с фонарем. Капитан снова пристально взглянул на Анну, зло сузив глаза. Он приказал:

— Отведите ее вниз, на тюремную палубу. Возьмите человека следить за ней. Что с ней делать, я решу утром.

Матрос по имени Кокберн, дружок Спинера, вышел вперед и схватил Анну за руку. За другую ухватился горбоносый Проныра Джибс.

Анна дико посмотрела на них.

— Нет! — закричала она, зарыдав в голос.

— Тихо! — воскликнул Кинкейд. — Отведите ее вниз.

— Подождите! — обратился капитан к помощнику. — Я не хочу, чтобы ее обесчестили, мистер Кинкейд. Никто не смеет до нее дотронуться. Возьмите надежного парня, чтобы он ее охранял, или сами этим займитесь. Вы будете лично отвечать за любые нежелательные последствия.

— Слушаюсь, сэр, — ответил помощник. Капитан задержал взгляд на Анне, но ничего не сказал и ушел.

Кинкейд положил руки на бедра и обратился к матросам:

— Ладно, чертовы педики! Слышали капитана? Мужика, который дотронется до этой девчонки, запорют до полусмерти.

Кокберн сердито взглянул на Анну и пробормотал:

— Видно, старикан захотел ее…

— Флэнеген! — позвал Кинкейд.

Большеглазый молодой моряк вышел вперед. Кинкейд вынул револьвер из-за пояса и вручил его юноше.

— Стереги ее так, как будто она одна из тех святых, которым ты молишься. Любому, кто задумает до нее дотронуться, стреляй прямо в ухо. Слышал, парень?!

Молодой человек молча кивнул. Кинкейд пристально посмотрел на сгрудившихся моряков.

— Этому парню плачу доллар за каждого из вас, кого он убьет!

Матросы, безмолвные и враждебные, повернулись и отошли. Кинкейд кивнул стражнику Анны:

— Ладно, теперь все в порядке! Веди ее вниз!

Вместо освобождения Анна чувствовала только опустошенность и внутренний холод — ушли и надежда, и страдание. Молодой матрос сопроводил ее вниз по бесконечным трапам в темный, вонючий трюм.

Голубоватый туман почти погасил лампу, не пропуская свет. Ей удавалось разглядеть только тени, но она чувствовала сырость и запах зловонной трюмной воды и плесневелого груза. Были слышны визги крыс…

Стоя недалеко от Анны, Флэнеген, не отрываясь, смотрел на обнаженную грудь девушки. Анна попыталась стянуть разорванную ткань. Кровь застыла коростой и трескалась под пальцами. Моряк дал ей одеяло, пахнущее плесенью и гнилью, и Анна завернулась в него. Потом он надел ей на щиколотки кандалы. Они были тяжелыми и холодными. Толстые цепи, прикованные к ним, позвякивали, и в темноте раздавалось эхо.

— Вы не волнуйтесь, — проговорил молодой человек по-ирландски. — Капитан избавит от петли вашу голову… Отмоет, накормит и оставит при себе.

Анна молчала. Ей не нужны были притворные утешения… Она совершила убийство и за это должна умереть. А после смерти ее душа обречена на вечную неприкаянность…

Она закрыла глаза и стала молиться.

Стефен отложил опасную бритву и взглянул на яркий утренний свет, льющийся через иллюминатор. Наклонившись к зеркалу, он короткими движениями сбрил остатки щетины.

Промыв бритву, он умылся и посмотрел в зеркало, больше обычного обращая внимание на шрамы и глубокие морщины, избороздившие все его лицо. Интересно, что о нем подумала плясунья Рори? Возможно, не красавец, но достаточно приятный человек, который в этой жизни все попробовал… Зрелый, с сыном и достаточно богат, чтобы быть щедрым с хорошенькой девушкой из четвертого класса. Стефен вспомнил смущение Анны, ее яркую красоту и удовлетворенно улыбнулся.

Девушка не выходила у него из головы всю ночь. Он думал о ее губах, об изяществе ее длинных ног, об этих глазах цвета грозовой тучи… Представлял и все остальное тоже — зрелое, сладкое, обжигающее… Помилуй Бог, ведь она красивая женщина, а он столько времени спит один. Даже после боя с Магири Стефен не искал женского общества, — так был поглощен планами жизни с Рори и памятью о Розе…