Звёзды с корицей и перцем - Кира Владимировна Калинина

Эра Варинг осела в Биене больше сорока лет назад. Сначала ей помогали мать и сын. Потом мать умерла, сын женился и стал работать с тестем в автомастерской. Ни он, ни его дети не унаследовали страль-способностей и не могли управлять Кондитерией. Эра Варинг взяла в помощницы школьную подругу, а когда обе состарились, наняла Эльгу.

Это было два года назад. С тех пор каждый день Эльга приходила затемно, заводила тесто, месила, лепила, пекла, добавляла специи, посыпала сахарной пудрой и штрейлезем, который сама же и готовила…

Первое время думала, что не выдержит. К концу дня страшно ныли спина и плечи, гудели ноги, голова казалось набитой войлоком. Хотелось одного — спать. А утром, в такую рань, что петухи в долине ещё не подавали голоса, приходилось вновь за косы вытаскивать себя из постели. Улицы в этот час были тихи и влажны от ночного тумана, над горами плыл зеленоватый диск Сторры, окропляя крыши призрачным серебром. Чтобы окончательно проснуться, Эльга напоминала себе, что она, аттестованный страль-оператор, вынуждена служить простой булочницей. Это злило, а злость придавала бодрости.

Кондитерия отнимала у неё всего пару часов в день. «Больше сладостей нам не нужно. Не раскупят, — говорила эра Варинг. — Это тебе не Сётстад». В то же время печенья и конфеты из прагмата привлекали посетителей. Требовался работник, который умел бы печь сдобу и между делом управляться с наследием дарителей.

Эльге повезло, что эра Варинг выбрала её. В округе хватало людей, способных совладать с простыми мелкими прагматами безо всяких аттестатов. Это умение передавалось из рук в руки задолго до того, как страль-науку начали изучать в училищах и академиях. А настоящей работы для страль-оператора с экспериментального курса в Биене просто не было. К Вратам брали только после академии.

Три года, о которых говорил профессор Кизен, прошли. Но пассивные Врата Биена нельзя было открыть со Смайи — только со Сторры, а там не торопились, ждали идеального резонанса. Так объяснял промедление главный техник Больших Врат Биена. Сам он мог лишь следить за состоянием страль-структуры и обещать снова и снова: всё хорошо, ещё пара месяцев, и связь восстановится.

— Ты же так хотела в академию! — сокрушалась мама. — Ночей не спала над учебниками, надрывалась на этих ваших страль-практиках. И всё ради чего? Горбатиться у печи большого ума не надо…

— Я поеду в академию, — напряжённо-ровным тоном отвечала Эльга. — На следующий год.

— На какие деньги?! Второй раз бесплатного направления тебе никто не даст!

— Я заработаю… Я должна быть здесь, когда Рик вернётся.

— Да твой Рик уже думать про тебя забыл! Чтобы молодой парень столько времени на девчонок не смотрел?.. Он, небось, женился уже!

Эльга сжимала губы, загоняя слёзы вглубь, и когда отпускало, говорила внешне спокойно:

— Всё может быть, мама. Но я обещала, и я буду ждать. Потому что если он придёт, а меня нет…

— Мы ему скажем, где ты, — мамин голос из сердитого, как по волшебству, становился жизнерадостным.

— Конечно, скажем! — кричала младшая сестрёнка Леонора. — Ура! У Лели есть жених!

Мама грозно шикала на неё, и Эльга отворачивалась, чувствуя горький ком в горле.

В тот день, когда закрылись Врата, она прибежала домой, одновременно расстроенная и счастливая, и вывалила на головы домашним всё, что было у неё на душе: что она встретила свою судьбу, что он сторрианин и вернётся за ней, как только Врата заработают вновь.

— Сторрианин?! — кричал её обычно уравновешенный отец. — Пусть только сунется! С лестницы спущу!

Правда, выяснив, что между дочерью и чужаком не случилось ничего непоправимого, он немного успокоился, а на другой день пробовал мириться и уговаривал по-хорошему:

— Ты же понимаешь, стор тебе не пара. Да и молода ты ещё, тебе учиться надо.

— Врата откроются через два года. Или даже через три. Как раз выучусь, — возражала она.

Не зная ещё, что на самом деле ожидание продлится четыре года и два месяца.

Связка активных врат Сторры и пассивных Смайи была рассчитана на движение преимущественно в одну сторону. Для перехода со Смайи на Сторру, «поперёк течения», требовалось втрое больше энергии — и вчетверо больше денег на билет. Поэтому Эльга писала письма. Отправка одного письма обходилась как раз в её месячный заработок у эры Варинг.

В первый год после открытия Врат Эльга послала в Гристад четыре письма, но ответа не получила.

А однажды поняла, что как-то привыкла вставать ни свет ни заря, возиться с тестом в кухонной духоте, копить деньги, надеяться и ждать. Не самая плохая жизнь...

Минна съела ещё одну сайку и встала к столу. Движения у неё были слегка заторможенными. А булочки выходили не такими красивыми, как у Эльги, даже когда она хорошо высыпалась. Но вдвоём они справились быстрее.

Противни с сайками были ненадолго отставлены в сторону. Подоспела порция кренделей, и их место в печи заняли плюшки, как раз настоявшиеся.

Скоро Минна разложит свежую выпечку на витринах, переоденется и выставит на прилавок букетик левкоев. В это время Курт будет с громким лязгом поднимать ставни, отпирать двери, натягивать полотняные пологи над окнами, не торопясь протирать стёкла, выносить наружу кадки с цветами, писать на доске у входа названия и цены — и всё это с видом, исполненным важности. Минна станет встречать утренних покупателей, щебетать о погоде и заворачивать им горячие ещё сайки. Потом она пойдёт вздремнуть и за прилавок придётся встать Курту. Эльга в это время обычно занималась Кондитерией — чтобы к обеду, когда закончатся занятия в школах, были готовы пирожные и конфеты. Позже Минна снова выйдет в зал, Курт поможет Эльге с булочками на вечер, и ещё до закрытия она отправится домой. А назавтра всё пойдёт по кругу…

— Как закончишь со сладостями, загляни к бабушке, — сказала Минна, перекладывая румяные крендели с кардамоном в низкую широкую корзину, застланную полотном. — Она хочет с тобой поговорить.

Комната эры Варинг походила на склеп. Сумрачно и затхло — и неподвижное тело на высоком ложе. Больная казалась бесцветной куклой в траурных декорациях, выставленных к финалу трагической пьесы. В её волосах не осталось тёмных прядей, сорочка пенилась у горла белоснежной кружевной оборкой; белым было пухлое одеяло. Глаза на бледном, как опара, лице вылиняли и покраснели.

— Открой шторы,