Берия. За что его не любят… - Дения Кобба

Эта схема оправдала себя. Есть документальные свидетельства ее работы, причем что удивляет, так это то, с какой быстротой проводятся работы по формированию Бюро и началу его функционирования.

К примеру, буквально спустя месяц приказом Наркома № 00155 от 11 февраля 1939 года для произведения опытных работ по изысканию нового способа производства броневой стали и получения оптимального количества последней в Мариуполь, на завод имени Ильича, была направлена бригада в составе старшего инженера Лившица И. А. – заместителя руководителя Группы броневых сталей ОТБ при НКВД; арестованного Точинского А. С. – специалиста-металлурга и трех сотрудников Главного тюремного управления НКВД, надо полагать, конвоя. В ходе этих работ проводились НИОКР предложений, поданных Точинским, которыми заинтересовались военные.

Документы, подобные этому, дают возможность составить представление о механизме взаимодействия конструкторов-заключенных из штата бюро с заказчиками и производителями.

Плодотворная работа бюро была вскоре положительно оценена высшим руководством страны, которое увидело в нем замечательный способ использования опыта и знаний специалистов, находящихся в заключении, не требующих от государства никаких излишних затрат и, что не менее важно, потерь «политического лица». И, конечно, никто даже и мысли не допускал о преступности самой идеи.

Если судить о работе бюро по критерию «стоимость – эффективность», то, пожалуй, его полезный коэффициент будет иметь наиболее высокое число. Поэтому не случайно, что в дальнейшем заказы ОТБ выдавались согласно постановлениям Комитета обороны после их обсуждения на заседании СНК Союза ССР. Причем степень значимости заказов, выдаваемых на разработку в бюро, была очень высока. Об этом свидетельствуют документы фонда НКВД.

К примеру, 23 февраля 1939 года, в день РККА, за № 00167 выходит приказ, предписывающий в развитии постановления Комитета обороны при СНК СССР от 15.02.1939 года за № 42 ОТБ развернуть работы по строительству «самолета-100». В документе, в частности, предписывалось: «Начальнику Первого главного управления и директору завода № 156 выделить и оборудовать к 23.02.1939 года помещение для ОТБ НКВД СССР численностью 40–50 чел., а начальнику ЦАГИ обеспечить выполнение всех аэродинамических испытаний и испытаний элементов точной аппаратуры в соответствии с заявкой ОТБ НКВД, включенной в план ЦАГИ на 1939 год. Подписи – нарком НКВД Берия, нарком НКАП Каганович».

Очень интересны сроки, поставленные сразу двумя наркомами на исполнение приказа, – отчитаться в выполнении в тот же день. А речь в данном случае идет об истребителе-перехватчике «сотка», который демонстрировался на авиационном параде 1 мая 1940 года. Разработчиками его была группа Петлякова, работавшая в ЦКБ-23 при НКВД. Но военные этой машиной не заинтересовались. Им был нужен легкий бомбардировщик, и «шарага» по заданию «инстанции» переделала истребитель в бомбардировщик! Знаменитый Пе-2.

Заметим, опять же, эта по сути невообразимая работа была проделана в течение одного месяца! В итоге 25 июля 1940 года вся команда Петлякова: Некрасов, Минкнер, Кондорский, Петров, Егинбарян и другие – была освобождена.

Такие же группы разработчиков при ЦКБ-29 были и у Мясищева, и у Туполева. Там же работал и Королев.

Эти свидетельства являются далеко не единственными подтверждениями активной работы ОТБ при наркоме НКВД. Но документ, выдержки из которого приводились выше, наглядно подтверждает тезис о росте авторитета и значимости заданий, выдаваемых «заключенным-специалистам», большинство из которых, если верить их уголовным делам, были либо заговорщиками всех мастей, либо вредителями и яростными «врагами народа», что, впрочем, как видно, не мешало им работать по заданию высших руководителей государства.

Но партия и правительство поручали наркому проработать и осуществить и другие государственные задачи. Например, переселить целый ряд народов из «дружной советской семьи», которые правительство посчитало неблагонадежными. Берия как ответственный руководитель ведомства, получившего задание, успешно его выполнил.

В 1940 году было осуществлено переселение из города Мурманска и

Мурманской области в Карело-Финскую ССР и Алтайский край 3215 семей – 8617 человек – граждан инонациональностей (приказ особой важности за № 00761, вышел в свет 23 июня 1940 года). Логика правительства проста: только что закончилась советско-финская война, Мурманск – стратегически важный порт и военно-морская база Северного флота; очевидно, что часть этих людей могла быть использована спецслужбами Финляндии и Германии для организации агентурной сети в этом важнейшем регионе, и необходимо было лишить их такой возможности. Вскрывать и бороться с агентурной сетью – дело хлопотное, затратное и не всегда успешное, а так раз – и, что называется, сorpus delicti – нет тела – нет дела, вывезли целый народ, и агентурную паутину плести не из кого.

Такой же смысл был и в спецоперации переселения немцев Поволжья, проведенной оперативной группой во главе с начальником – старшим майором ГБ Наседкиным на основании приказа за № 0001158 от 27 августа 1941 года.

По такой же методике проводились и иные подобного рода акции – с чеченцами, ингушами, калмыками и другими народами, а цель в Советском государстве довольно часто оправдывала средства.

Правовой и моральный аспект данных операций, разумеется, не обсуждался, он даже не ставился, и Берия, и руководимый им наркомат выполнили эти задания так же, как любые другие рутинные дела.

В ходе структурной реорганизации НКВД, проводимой Берией после его назначения на должность наркома, 5 августа 1939 года была создана следственная часть Главного тюремного управления НКВД СССР. Именно эта печально известная структура занималась «выбиванием свидетельских показаний» от лиц, попавших в поле зрения сотрудников наркомата или ставших ненужными и тем более мешающими партийному руководству страны.

Тогдашнее советское общество иначе функционировать попросту не могло. Идея, взятая извне, могла прижиться на почве культуры, имеющей тысячелетние традиции, только при помощи жесткой силы и полного поглощения собой всех сфер жизни общества, вплоть до организации домашнего быта. Такой системе необходимо было устранить лишних, а для самоутверждения ей необходимо было быть настолько сильной, чтобы быть способной отразить любую агрессию как извне, так и изнутри. Все это требовало колоссальных экономических ресурсов.

Законы же экономики столь суровы, а времени для накопления мощи у формирующейся на ходу советской системы было так мало, что иного способа, кроме как использование рабского труда оказавшихся ввиду перечисленных выше причин в заключении людей, не было. Поэтому размах эксплуатации «заключенных-рабов» к приходу Берии в наркомат ВД уже и без того был велик, но, будучи человеком деятельным, он и в этой области превзошел своих предшественников, создав на основе ГУЛАГа производственный комплекс, масштабы которого просто потрясают.

Так, к примеру, только сметная стоимость объектов, строительством которых занималось Главное управление лагерей в 1940 году, выражается в сумме, равной 18 964,88 млн руб. Это в тогдашних-то ценах!

ГУЛАГ НКВД СССР даже во внутренних документах определялся как сложный административно-хозяйственный комплекс, занимавший в системе учреждений и хозяйств СССР совершенно особое место.

В задачи ГУЛАГа входили прежде всего организация системы изоляции правонарушителей и контрреволюционных элементов и второе – это трудовое использование заключенных «в целях воспитания у значительной их части трудовых навыков и приобщения всего их состава к социалистическому строительству».

ГУЛАГ – производственно-хозяйственный главк Наркомвнудела, организующий трудовое использование изолированных в лагерях и колониях «на основе ежегодно устанавливаемых союзным правительством промышленных и строительных планов». Как в 1940 году, данная выдержка является частью отчета о деятельности ГУ ИТЛК НКВД СССР за март 1940 года, ГУЛАГ уже в большей своей части был хозяйственной структурой особого типа, поскольку вопрос изоляции лиц, находившихся в лагерях и колониях в тот период времени, вряд ли можно считать первостепенным. С учетом тогдашней прокурорской и судебной практики наиболее социально опасные граждане и уж тем более идеологические враги режима устранялись физически незамедлительно. Расстрельных статей в уголовном кодексе 30-х годов было предостаточно, поэтому под стражей находились те, кто страшного вреда режиму ни по каким соображениям нанести не мог.

Кстати, их было не так много, как это в свое время пытались представить в начале 90-х годов, и их общая численность к 1940 году примерно равнялась численности лиц, содержащихся под стражей сейчас, в свободной демократической России.