Жестокость и воля - Сергей Зверев

Как-то раз, еще весной, Чернявый сам навестил Константина. С первого же взгляда Жиган понял, в чем сила этого человека.

У Чернявого был тяжелый, порой даже страшный взгляд, не лишенный определенной доли гипнотизма. Так смотрят на мир лишь те, кто провел за решеткой долгие годы.

Но Жигана трудно испугать взглядом. Разговор, состоявшийся у них с Чернявым, поначалу проходил напряженно.

Но Чернявый быстро понял, с кем имеет дело, и сбавил тон.

Представившись почитателем старых воровских традиций, он прозрачно намекнул на то, что Жигану неплохо бы отстегивать определенную, для начала небольшую, сумму в общак, чтобы греть тех, кто находится на зонах и откидывается после отсидки без гроша в кармане.

Взамен он обещал покровительство со стороны «синих» и спокойную жизнь для кооператива.

Поразмыслив, Жиган решил, что ссориться не стоит, но ограничился единовременным взносом и взял на себя обязательства принимать на работу в свой кооператив бывших зэков – по мере возможности, конечно.

Судя по некоторым репликам Чернявого, он был наслышан о прошлом Жигана, и такой результат его в некоторой степени удовлетворял.

За время, прошедшее после этого разговора, Чернявый больше не напоминал о себе. Лишь несколько человек от его имени приходили с просьбой устроиться на работу в кооператив «Радуга».

Никому из них Жиган не отказал. Он дал всем бывшим зэкам хорошую работу, положил неплохие оклады, строго придерживаясь взятых на себя обязательств.

Услышав о том, что Чернявый хочет назначить ему встречу, Жиган на некоторое время задумался.

Без сомнения, Чернявому нужны деньги. К тому же, как слышал Жиган, в последнее время «синие» испытывали большие трудности в связи с «наездами» азербайджанцев.

Чернявый попытался вытеснить «азеров», или «обезьян», как он их называл, из города. Поначалу ему удалось установить свой контроль над городским рынком.

Азербайджанцы были вынуждены платить людям Чернявого за право торговать. Но после событий в Нагорном Карабахе, когда с юга в Подмосковье хлынула волна беженцев, азербайджанская община в Запрудном значительно пополнила свои ряды.

Тем же путем к «азерам» прибывало оружие. Они осмелели и стали переходить к активному сопротивлению.

Вначале людей Чернявого, явившихся за очередным сбором дани, «азеры» избили и вышвырнули с рынка.

Чернявый, конечно, не остался в долгу, и его братва, отловив обидчиков, основательно намяла им бока. Несколько азербайджанцев в тяжелом состоянии попали в реанимацию.

Затем прогремели и первые выстрелы. Правда, обошлось без трупов, но раненые были.

И вот теперь Чернявый ищет встречи.

– А что, ты к нему в курьеры нанялся? – чуть отстраненным голосом сказал Жиган.

– Так ведь, – замялся Терентий, – меня попросили, я и передал. Мне-то чего? Чернявый – пацан нормальный. Мы же с ним через одну пересылку прошли.

– Что ему надо?

– Я п-почем знаю, – Терентий снова начал заикаться. – Он мне своих п-планов не докладывал. Сказал, мол, надо стрелку забить с Жиганом. И все. Т-ты же, говорит, его кореш. Передай.

– И все? Больше ничего не говорил?

– Н-ну так, – Терентий пожал плечами, – сказал, что «обезьяны» достали.

– Где ты с ним виделся?

– В «Олимпе».

Кафе «Олимп» открылось недавно на одной из центральных улиц города. По вечерам там работала дискотека.

Кафе принадлежало одному из кооперативов, который контролировал Чернявый. Он же избрал «Олимп» своей базой, штабом, если можно так выразиться.

Жиган глянул на часы, висевшие на стенке. Было начало седьмого.

Значит, кафе уже открылось после дневного перерыва и посетителей там немного. Обычно публика в таких заведениях начинает собираться часам к восьми-девяти.

– Он сейчас там? – спросил Жиган.

– Н-не знаю. А что? Т-ты к нему собираешься? – Терентий недоуменно уставился на Панфилова.

– Не люблю тянуть резину. Тачка твоя на ходу?

Жиган решительно встал из-за стола.

– Погоди, погоди, – торопливо воскликнул Терентий, – мы же пузырь не добили!

– Ничего, в кабаке добьешь. – Жиган уже шагал в прихожую.

– Так ешь твою вошь, – ругнулся Терентий, быстро наливая себе в стакан и выпивая водку с таким видом, будто это была его последняя в жизни доза. – Может, его там нет.

– Если нет, назад вернемся. Давай ключи.

Жиган припарковал машину напротив кафе «Олимп». Одноэтажное здание из красного кирпича с плоской, недавно залитой гудроном крышей располагалось между двумя девятиэтажными жилыми зданиями.

На стоянке у кафе, кроме «Жигулей», на которых приехали Терентий и Жиган, располагалась лишь одна машина – темно-синий «Опель-Рекорд» с разбитым левым подфарником.

Иномарок в городе было еще совсем немного, и владельца каждой из них знали в лицо.

На этом темно-синем «Рекорде» ездил Чернявый.

Но сам он за руль не садился. Чернявого возил личный шофер по прозвищу Бычок – маленький низколобый крепыш с короткой стрижкой и угрюмым подозрительным взглядом.

Бычок был не только личным шофером Чернявого, но и его охранником. Сейчас он сидел в салоне машины, рядом с ним находился еще один коротко стриженный парнишка в кожаной куртке.

«Похоже, дела у Чернявого идут хреновато, – подумал Жиган. – Двое отбойщиков в машине, а сколько в кабаке?»

Дверца «Опеля» была открыта, охранники, флегматично дымя сигаретами, слушали магнитолу. Из салона доносился хриплый голос тюремного барда.

Когда на стоянке остановилась машина Жигана, охранники обратили на нее немигающие взгляды.

Терентий помахал им рукой как старым знакомым. После этого Бычок и его подельник едва заметно кивнули и с равнодушным видом отвернулись.

– Твои друзья? – спросил Жиган, уже зная ответ.

– Братва, – весело улыбнулся Терентий.

– Бычка я знаю. А кто второй?

– Рэмбо, – не скрывая уважения, произнес Терентий. – По серьезной статье сидел, за мокруху.

– Семьдесят седьмая?

– Точно. Неслабый пацан.

– Похоже, не из наших краев.

– То ли из Рязани, то ли из Калуги. Я и сам не знаю.

– Как он здесь оказался?

– С Чернявым на зоне познакомился. А ему такие люди нужны.

– Ясно.

Они вышли из машины и направились к входу в кафе. У двери путь им преградил высоченный амбал с рублеными чертами лица в неизменной кожаной куртке.

– Сандень, – глухим, словно замогильным голосом сказал он.

Действительно, на двери кафе висела табличка с кривой, от руки выведенной надписью карандашом.

– Т-ты чего? – воскликнул Терентий. – Это же я. Нам к Чернявому надо.

Амбал равнодушно сплюнул, потом уставился на Жигана.

– А это кто?

Константин вдруг испытал острое, почти непреодолимое желание врезать этому жлобу по яйцам.

Он встречал подобных мордоворотов не впервые и всякий раз удивлялся – почему же бог награждает их силой и обижает мозгами?

– Это Жиган, – сказал Терентий, – у нас стрелка с Чернявым. Понял, Шварценеггер?

Немного поколебавшись, амбал отступил.

– Вот так-то, – нравоучительно сказал Терентий, открывая дверь.

Они оказались в довольно просторном вестибюле, половину которого занимал гардероб с пустыми металлическими вешалками.

Несмотря на так называемый сандень, из зала доносилась негромкая музыка.

– Его что, на самом деле Шварценеггером зовут? – спросил Жиган. – Или ты пошутил?

– Не, в натуре, – серьезно сказал Терентий. – Ты же сам видел, какой шкаф.

– Бля, – не удержавшись, ругнулся Жиган, – не Подмосковье, а Голливуд какой-то. Рэмбо, Шварценеггер – видаков насмотрелись…

Жиган не был в кафе «Олимп» после pемонта, и потому огромный полупустой зал произвел на него должное впечатление.

Столики располагались вдоль боковых стен. У противоположной стены на небольшом подиуме стояла мощная звукоусилительная аппаратура.

Из колонок, установленных в углах зала, доносилась музыка вышедшей из моды группы «Модерн Токинг». Мигала цветомузыкальная установка. С потолка свисал большой серебристый шар.

За столиком, расположенным у левой стены заведения, сидели трое.

Сбоку на стене висело включенное бра в форме цветка ромашки.

Чернявый сидел спиной к входу, неторопливо потягивая из стакана минералку.

Его спутники прикладывались к горлышкам маленьких, в серебристой фольге бутылочек, судя по всему, пивных.

Пристрастие Чернявого к минеральной воде могло удивить непосвященного, но Жиган знал, что Чернявый в рот не берет спиртного. Он сидел на кайфе, отдавая предпочтение «колесам». Таблетки ему привозили из Москвы, где с этим делом обстояло проще.

Чернявый вопреки своему прозвищу был русоволос, лицо его обрамляла небольшая аккуратно подстриженная бородка.

Вообще его можно было принять за младшего научного сотрудника какого-нибудь заштатного отраслевого НИИ, если бы не взгляд и не татуировка на наружной стороне кисти – обвитый колючей проволокой факел с надписью «Свобода» внизу и инициалами «С.Ч.».