Замок пилигрима - Вайолет Уинспир

Это было весьма лестное замечание, и Ивейн подумала про себя, как бы, интересно, этот молодой ловелас отнесся к ней, если бы увидел в одном из ее прежних бесформенных бежевых платьев, с пучком на затылке и в огромных уродливых роговых очках на носу.

Он придвинулся ближе, глядя на улыбку на ее губах, но Ивейн совсем не испугалась, не отпрянула в ужасе назад, как от дона Хуана.

— Даже улыбка у вас загадочная, — пробормотал гитарист. — Вы, наверное, явились из какой-нибудь волшебной страны, там, в глубине сосновых лесов?

— Например, из замка, — поддразнила она его. — А моя охотничья собака охраняет меня.

— Да. — Он оглядел Карлоса, огромная, ощетинившаяся голова которого была вровень с плечом Ивейн. — Да, хороший у вас компаньон для прогулок. Как вы его только не боитесь?

— Ни капельки. — Ивейн нежно погладила Карлоса. — Он на самом деле просто ягненок.

— А похож больше на волка.

— А что, если бы то же самое я сказала про вас, сеньор?

— Туше! — Он рассмеялся, довольный ее шуткой, было ясно, что ему очень по душе Ивейн. — Испанцы — народ темпераментный, сеньорита, они любят интриги и романы. Знаете, вы не найдете ни одного испанца, который был бы холоден. Бог, добрый и щедрый, дал нам глаза, чувства, пару сильных рук, и молод испанец или стар — он пользуется всем этим в полной мере.

— Однако все это, должно быть, трудно использовать, когда между мужчиной и женщиной в Испании — железная решетка? — Ее улыбка была обманчиво смиренной.

— Но между нами-то нет таких барьеров, — возразил Рике хитро.

— Но есть Карлос, и еще тот факт, что я с вами едва знакома, сеньор Кортес.

— О, это очень обнадеживающее замечание, сеньорита Загадка. Могу я надеяться, что вы намерены позволить нам… подружиться?

— Друзей иметь всегда приятно.

— Да, у такой привлекательной девушки их должно быть немало.

— Напротив. — Она запустила пальцы в шерсть пса. — Только Эмерито и его жена. Я… не знаю, можно ли отнести к ним маркиза Леонского.

Молодой гитарист приподнял брови:

— Вы знаете маркиза?

— Разве кто-то может сказать, что знает его? — Ивейн смотрела вдаль, на синее море, со всех сторон окружавшее Львиный остров. — Я живу у него… о Боже, это звучит совершенно неприлично! Он мой опекун, сеньор.

— Опекун? А, значит, вы — та самая девушка, которую выловили в море после кораблекрушения? Представьте себе, в Пуэрто-де-Леон все только о вас и говорят. Все умирают от любопытства, но маркиз Леонский — такой человек, что никто не отваживается задавать ему вопросы. Так вот, значит, как — он ваш опекун!

— Да! — она вскочила, испугав собаку и разбудив малыша Мари-Лус, который тут же захныкал. — А о чем все болтают, сеньор Кортес? Наверное, что я — удачливая авантюристка?

— Вы? — Он с ленивой грацией поднялся и стоял, возвышаясь над девушкой на целую голову. От разыгравшегося морского бриза тонкая шелковая рубашка липла к молодому мускулистому телу. — Да кому придет такое в голову, увидев вас? К тому же маркиза Леонского невозможно одурачить. Ходят легенды о его щедрости, но до сих пор еще ни одна женщина не разбила ему сердце.

— О, он испанец до кончиков пальцев— возразила Ивейн. — Вы же сами говорили, что все испанские мужчины полны страсти и в молодости, и в зрелом возрасте!

— Да, но я говорил про обычных мужчин.

— Да, пожалуй, что так. — Щурясь от яркого солнечного света, они смотрели друг на друга. — Эмерито, который работает у него, нашел меня в море и доставил на остров. Маркиз велел мне остаться в замке, пока мы не узнаем, что случилось с моей бывшей хозяйкой. Как выяснилось, ей удалось спастись, но меня она бросила на произвол судьбы… У меня никого нет, кроме дона Хуана. И он по-своему очень добр ко мне.

— Вам никогда не приходило в голову, что он принадлежит старинному, знаменитому роду, сеньорита?

— Но вы же сказали, что ни одна женщина…

— Напротив, это дон Хуан разбил много сердец, в то время как его собственное осталось нетронутым.

— Вы считаете, что мое сердце в опасности?

— Маркиз — человек неординарный.

— А я была служанкой всего две недели назад, сеньор Кортес.

— Не будете ли вы так любезны — зовите меня Рике, хорошо?

— Ах, вы все еще хотите подружиться со мной, сеньор?

— Еще больше, чем раньше. — Он улыбнулся своей двусмысленной улыбкой. — Если вы не скажете мне, как вас зовут, я буду называть вас La Soledad.

— Какое печальное имя!

— Это означает «одинокая» — состояние, которое я намереваюсь изменить.

— Как вы самоуверенны!

— Разве вы не хотите, чтобы вас вытащили из вашей раковины?

— Похоже, это болезненный процесс…

— О, обещаю, вам будет совсем не больно. — Он протянул руку, словно хотел погладить ее огненно-рыжие волосы, но только вынул из них цветок. — Жизнь похожа на олеандр, смесь сладости и горечи. Мы еще встретимся, La Soledad. Hasta la vista [12].

Он ушел так же, как и пришел, беззвучно исчез между деревьями, и через несколько мгновений Ивейн услышала звук автомобильного мотора и сразу представила себе, как машина срывается с места, красный платок развевается на ветру и пропадает из виду.

Девушка взяла ребенка на руки, подняла одеяло и пошла к домику. Мари-Лус уже вернулась и разрезала огромные медовые дыни. Они выпили кофе, и, когда Ивейн сказала, что ей уже пора идти, Мари-Лус настояла, чтобы она взяла с собой одну дыню. Она была такая душистая, такая красивая, что Ивейн не смогла отказаться и в замок вернулась с дыней в руках и с улыбкой на губах.

Ивейн вошла через железные кованые ворота в патио и сразу же увидела дона Хуана… он был в обществе ослепительной красавицы в шифоновом лавандовом платье и в соломенной шляпке, из-под которой виднелись нежное лицо и темные огромные глаза.

Ивейн остановилась у ворот, держа в руках дыню и страстно надеясь спрятаться за ней — с растрепанными огненными волосами, босоногая, раскрасневшаяся от солнца и быстрой ходьбы. Увлеченная разговором элегантная пара сидела под райским деревом, цветы которого были того же цвета, что и платье девушки.

Дон Хуан медленно поднял глаза и бесконечно долгое мгновение рассматривал Ивейн во всей ее юной неэлегантности. На нем был безукоризненный белый костюм, аккуратно причесанные густые волосы отливали как вороново крыло.

С обычным безупречным политесом, но с легкой насмешкой, искрящейся в глазах, он поднялся, опираясь на трость черного дерева, чтобы поприветствовать Ивейн.

— Прошу вас, проходите, познакомьтесь с доньей Ракель Фонеской, — пригласил он. — Я как раз рассказывал ей о моих планах послать вас учиться к ее отцу.