Как накормить диктатора - Витольд Шабловский

Через несколько месяцев ситуация стабилизировалась, и я решил, что худшее уже позади и полез за фотографиями. Но выяснилось, что из кондиционера подтекала вода, и все, что я там спрятал, испортилось. Все фотографии, кроме одной. Взгляни, я захватил ее, чтобы показать тебе. Точно помню, что снимок был сделан на полпути между Тикритом, городом Саддама, и Самаррой, где находится одна из старейших в Ираке мечетей. Мы остановились пообедать. Саддам все съел, еда ему понравилась, и он сказал: “Абу Али, ты настоящий мастер. Давай сфотографируемся”. Стоял прекрасный солнечный день, все были в хорошем настроении. Вот взгляни. Это единственное, что у меня осталось от всех тех лет.

Перекус

Поначалу с готовкой у меня не ладилось. Как вспомню свои первые дни на кухне, так даже стыдно.

Но тебе нужно кое-что знать о Пол Поте. У него было прекрасное чувство юмора. Ей-богу, такой остряк! Я с самой первой встречи запомнила, что он очень красивый и чудесно улыбается, а еще что он все время шутит.

Его любимая шутка – говорить все наоборот. Например, если ему казалось, что я слишком много всего наготовила, он говорил: “Как наша Мыан мало готовит. Все голодные останемся”. И смотрел мне в глаза, ожидая реакции. Да еще и улыбался этой своей удивительной улыбкой. А в первые месяцы, когда я подавала ему суп, он поглаживал себя по животу и говорил: “Объедение”. И поди разбери, шутит он или ему и правда мой суп так понравился.

Лишь со временем я поняла, что он все-таки шутит, а мне еще многому надо научиться, чтобы хорошо готовить.

И я училась. Для нас всех было очень важно, чтобы Брат Поук не ходил голодным. От того, сыт ли он, зависела наша жизнь. От этого зависел успех нашей Революции.

Каждый день я готовила несколько его любимых блюд: рыбу, салат с папайей, курицу. Готовила и думала: “Что-нибудь да выберет. Главное, чтобы наелся”. Тем более что у Пол Пота часто болел живот, из-за чего он не спал по ночам.

Вот почему готовила я много. Он видел уставленный блюдами стол и со смехом восклицал: “Как же наша Мыан мало готовит. Видать, ленится!”

И снова мне улыбался.

Ланч

Запеченная коза

Иди Амин – президент Уганды

Рассказ Отонде Одеры, повара Иди Амина

1

Брат, сначала скажи мне, ты веришь в Бога? Веришь в Иисуса Христа, отдавшего жизнь свою ради нашего спасения?

Если все так, как ты говоришь, давай возьмемся за руки и вместе помолимся. Помолимся, как во времена апостолов.

Добрый Боже, по чьей воле и милости все мы живы, ты, который спас меня от гиен и гиппопотама, который вырвал меня из рук головорезов Иди Амина, уже тащивших меня в свои застенки на встречу со смертью; Боже, ты, который смотришь на нас в это мгновение, видишь, как мы смеемся и как плачем; который ставишь на наш стол пищу: хлеб, рыбу, как во времена Господа нашего Иисуса Христа, а также рис, курицу, морковь, котлету по-киевски, – прими благодарение наше за все дары Твои. Прими благодарение за гостей, прибывших выслушать историю моей необычной жизни.

Боже, который мне, мальчику из села Рамбугу на берегу Великого Озера, бедному луо, хоть тот и не окончил ни одного класса ни одной школы и даже не был в школу записан, чья мать обстирывала соседей побогаче и думать не думала, что доведется ее сыну спать в дорогом отеле и побывать в других странах; которая и представить не могла, что сын ее будет готовить для президентов, летать на самолете за границу, пожимать руку первым чернокожим лидерам всех африканских стран, а они будут жать его руку в ответ и говорить ему “брат”; хотя ты дал мне все это – машины, хорошую одежду, – а позже в один день все у меня забрал, дабы показать, что нет на свете ничего прочного, кроме Твоей любви, – добрый Боже, Царь царей, мы хвалим Тебя и поклоняемся Тебе.

2

Из Кисуму, третьего по величине города Кении, по которому бродят продавцы шнурков и своры бездомных собак и где поджидают клиентов водители мототакси бода-бода, мы выдвигаемся на рассвете. Едем вдоль берега озера Виктория, огромного, как море, и тревожного, как смерть; его волны порой опрокидывают рыбацкие лодки. Со мной едет Юлия Прус, африканская корреспондентка “Польского радио”, и Карл Одера, местный журналист из того же племени, что и повар, к которому мы направляемся (у них даже одинаковая фамилия, но это совпадение случайно).

Мы едем к бывшему повару Иди Амина, диктатора Уганды, бросавшего своих противников на съедение крокодилам.

Проезжаем мимо лодок, выкрашенных желтой, зеленой, голубой и черной краской и украшенных изображениями популярных политиков, звезд сериалов и Иисуса Христа. Наконец мы приезжаем в деревню, где земля рыже-красная, точно запекшаяся кровь. Здесь мы сворачиваем, еще немного едем по дороге цвета крови, потом снова сворачиваем, потом еще раз и еще. Птицы поют как ошалевшие, ветки скребут по машине, а мы съезжаем с холма и паркуемся возле высокого дерева, под которым на ящике из-под апельсинов сидит в окружении семейства мужчина с внешностью библейского патриарха. Он высокий и худой, как трава в саванне, у него выступающие скулы, а приблизившись, я замечаю длинные тонкие пальцы с крупными ногтями. Я подхожу к дереву, старик встает и обнимает меня – на мгновение меня охватывает чувство, будто я отыскал родственника, которого не видел много лет.

Мужчина с внешностью патриарха – это Отонде Одера. Его длинные пальцы резали мясо, овощи и дробили рис для двух президентов Уганды, в том числе для Иди Амина, кровавого диктатора, который, по слухам, ел человеческое мясо.

Готовил ли Одера Амину человечину? Как он его готовил? С чем подавал?

И как после такого жить?

Я хочу об этом спросить. Но как это сделать?

Не знаю. Пока не знаю. И у меня нет времени на раздумья, потому что Одера сразу ведет меня в дом, где на стене под однострунной скрипкой висит черно-белая фотография женщины.

Это мать.

С нее все началось, так что если уж беседовать по-божески, то начинать нужно с матери. И с истории, наложившей отпечаток на всю жизнь этого человека.

3

Мою