Владимир Высоцкий в Ленинграде - Марк Цыбульский

— И не думай отказываться! Это ведь для вечности! — Она всегда переоценивала меня. А потом стала загибать пальцы:

— Это я сделаю за тебя, это может подождать, а Татьяну возьму на время твоей отлучки к себе. Им вдвоём с Димкой будет веселее!

3 октября, Клуб "Восток". Фото Галины Дроздецкой

20 декабря, Клуб "Восток". Фото Григория Земцовского

Димка — её сын, ровесник Тани.

Короче, Наташа меня уговорила. Более того, потратила полдня, чтобы сделать мне причёску, вытащила из гардероба свою любимую модную кофту и буквально вытолкнула меня из дома.

В Ленинграде встречал Миша Крыжановский. Главным делом Миши в течение многих лет была запись на плёнку бардовских песен. Уже в то время он ухитрился где-то достать аппаратуру, которой завидовали даже профессионалы. Замечу кстати, что в тот приезд в Ленинград Миша записал и меня. А спустя двадцать с лишним лет эта плёнка очень пригодилась при выпуске "Мелодией" моей пластинки.

Съёмки прошли благополучно".

НА КИНОСЪЕМКАХ

Борис Полоскин: "По первым понедельникам каждого месяца в кафе песенного "Востока" было шумно и весело. Пели песни и пили сухое вино.

Там в ноябре 1966 года ко мне и Юре Кукину, с которым мы сидели за одним столиком, подошли два человека нашего возраста и сказали, что они с Ленинградской студии документальных фильмов: режиссёр Слава Чаплин и сценарист Александр Менделеев, и хотели бы снять фильм об авторах самодеятельной песни. Наверно, мы были для них пробными шарами.

"Один — великий киноартист, другой — великий химик, — подумалось мне. — Может, действительно схимичат какое-то кино".

По режиссёрскому замыслу, мы должны были петь на сцене, которая пока была занята. Мы пригласили их за наш столик и заказали бутылку вина. Не помню, что это было за вино, но бутылка ёмкостью 0,8 л была зелёного цвета с красной этикеткой.

Чувствовалось, что наши новые знакомые не то чтобы взволнованы, но находятся в напряжённом состоянии: вино они едва пригубливали и постоянно вставали, чтобы узнать, как дела со сценой, подготовлена ли аппаратура? Что, впрочем, не мешало доверительному тону начавшегося разговора. Процесс ожидания затянулся, и нам не хватило одной бутылки.

Поздно вечером нас пригласили на сцену пустого зала. Сценарист А. Менделеев был хорошо знаком с нашим репертуаром, нам предложили спеть по одной песне: Юре — "Город", мне — "Музыка ждёт".

Позже, после просмотра материала, нам сообщили, что съёмка не удалась: к сожалению, сказалось ожидание и вино, сопутствовавшее этому.

Меня снимали ещё два раза и Юру тоже несколько раз. И хотя никаких предварительных помех больше не случалось, Юре в фильме выпала роль певца за сценой. На мой недоумённый вопрос, почему его нет в кадре, кто-то из "киношников", удивлённо пожав плечами, доверительно ответил: "Он даже когда трезвый, выглядит нетрезвым".

Следующий раз решили снимать меня в родной обстановке: непосредственно в кафе "Восток" среди столиков, девушек и бокалов с вином, наверно, для контраста с содержанием моей песни. Чтобы подчеркнуть обыденность обстановки, меня облачили в свитер, который сняли с кого-то из зрителей. Однако результат этой съёмки почему-то тоже не устроил режиссёра.

В третий раз меня снимали в пустом фойе Дома культуры. До меня перед камерой предстал великолепный мастер своего дела искусствовед Л. Энтелис. Я не раз бывал на его лекциях в Ленинградском Политехническом институте, и каждый раз был свидетелем его умения общаться с аудиторией, захватывать её и покорять своей эрудицией.

Оракул Энтелис обещал нам скорую и вполне естественную кончину.

Зрителем в этот момент был только один я, и мне предстояло петь, судя по высказываниям музыковеда, на собственных похоронах. Наверное, предчувствуя это, я надел белую рубаху. Съёмка прошла успешно, но, однако, в киноленту "Срочно требуется песня", поступившую в прокат, был всё-таки включён второй вариант — в кафе.

Из любопытства я присутствовал на многих других съёмках. Конечно, я не мог пропустить кинопробу Юрия Визбора.

Аппаратура была установлена в каком-то закутке. Сначала снимали известного профессионального композитора-песенника Г. Носова. Впоследствии я слышал негодующие отклики наших оппонентов: специально выбрали небритого мужика, который и двух слов связать не может.

Визбор вполголоса проговорил:

— Представляешь, как ему будет стыдно, когда он увидит этот фильм, если фильм, конечно, выйдет на экраны. Это будет чудо. Чтобы фильм не вышел, достаточно только одной одиозной фигуры, а тут две: Окуджава и Высоцкий.

Многих снимали во время "востоковских" концертов: Высоцкого, Городницкого, Клячкина, Вихорева… В Москве снимали Окуджаву, Анчарова, Кима…

С. Чаплин и А. Менделеев не отбывали повинность, а работали со страстью: снимали и снимали. Кончилась плёнка, отпущенная киностудией, — покупали на свои деньги. Материалу накопилось — на два часа, то есть на полнометражный фильм, но, чтобы выпустить в прокат, его необходимо было сократить до пятнадцати минут, что давало возможность показывать его в качестве "журнала" перед художественными фильмами. В результате "по коммерческим соображениям" с песнями в кадре остались: Б. Окуджава, В. Высоцкий, А. Якушева и Б. Полоскин. Правда, конец моей песни всё-таки изъяли, и стало непонятным, почему песня называется "Музыка ждёт".

Судьба остального материала не известна, — по некоторым сведениям, он был смыт на киностудии, то есть перестал существовать. Обидно, если не сказать большего.

Не вошедшим в киноленту, естественно, было крайне досадно. Визбор говорил, что его не взяли, потому что он портретно походил на руководителя бельгийских наёмников, которые тогда орудовали в Южной Африке. Городницкого, якобы, подвёл профиль, то есть — национальность. До меня доходили разговоры, что я тогдашней своей фотогеничностью перекрыл дорогу этим двум замечательным авторам. Наверно, с тех пор меня стали называть "ленинградским Визбором" и "русским Городницким". Хотя приятней, конечно, быть самим собой. Также по счастливой случайности заключительная музыкальная фраза песни "Музыка ждёт" навсегда стала позывными концертов "Востока". Этому способствовал Визбор, озвучивший её с помощью трубы, и Наташа Смирнова (Кане), которая не поленилась съездить за этой записью в Москву.

Некоторые авторы, как выяснилось позже, были исключены изначально по политическим соображениям, например, А. Галич, Е. Клячкин.