Помощь призрака - Татьяна Лисицына

У нас жила горничная Марьяша. Милая, красивая девушка с длинной русой косой, следившая за порядком и прислуживающая за столом. Матушка очень любила её. За полгода до вашего знакомства Сергей соблазнил ее, и она забеременела. Аборт делали подпольно, у неё открылось кровотечение. Она лежала в своей маленькой комнатке и умирала. Я пришёл к ней и сел у её кровати. Положил ей руку на горячий лоб. Девушка открыла воспалённые глаза и прохрипела:

– Ненавижу вас, богачей! Ненавижу! Мы для вас что игрушки и невдомёк вам, что сердце у нас есть и что оно умеет любить. А я ведь на самом деле любила его, и он мне клялся, что любит. Только вот не нужна я ему оказалась, даже дитяти нашего стыдился. Уж как просила, чтобы он позволил мне оставить малыша. Я бы сохранила нашу тайну до самой смерти. А он меня под нож потащил. А иначе, говорит, выгоню на улицу.

Я знал эту историю от Сергея. Как-то вечером, выпив лишнего, он упомянул о том, что переспал со служанкой. Для него она совершенно ничего не значила, – просто мимолетное развлечение.

В тот момент я почти впервые понял, как несправедлив мир, разделивших людей на богатых и бедных. Я просидел всю ночь у Марьяши. Умолял Сергея, чтобы он спустился к ней. Он не пустил меня на порог.

– Не вмешивайся не в свое дело, братец.

После этого моё отношение к брату изменилось. Ещё долго звучали её слова: «Ненавижу вас богачей! Мы для вас игрушки».

Дальнейшее ты знаешь. Наверно, помнишь с каким энтузиазмом, я рассказывал тебе о своих новых знакомых.

Глава 10

Я закрыла коричневую тетрадь и поняла, что мне не давало покоя. Мелкий каллиграфический почерк с характерными завитушками казался знакомым. Где я могла его видеть? Степан не писал писем моему отцу и даже если писал, отец мне их не показывал.

Так ничего и не придумав, я стала вспоминать то немногое, что знала о Фаине.

Мы шли с Андреем по Тверскому бульвару, я держала его под руку, – как сейчас помню – мне это очень нравилось. Как-то неожиданно в тот момент я осознала, что устала от одиночества. Разодетые девушки на каблучках, проходящие мимо, бросали на него заинтересованные взгляды, но мне было настолько хорошо, что меня это не задевало.

Речь зашла о Степане, – давно заметила, что о чём бы мы не разговаривали, всегда возвращались к обсуждению одной и той же темы.

– Знаешь, на самом деле существовала ещё одна причина, почему твои родные избегали говорить о нем, – заметил Андрей. – И причина этому, как всегда, женщина. – Его рука слегка сжала мою ладонь.

– Как ее имя?

– Фаина. Её отец владел несколькими фабриками, и был одним из деловых партнёров Фёдора Васильевича. К слову сказать, он имел много награждений и среди них право маркировать свои ткани государственным гербом двуглавым орлом. Высшая честь, которой мог удостоиться промышленник в Российской империи. Мать Фаины происходила из дворянского рода, прекрасная пианисткой, знала несколько языков, рисовала. В общем, Фаина получила хорошее воспитание, слыла красавицей и умницей.

– И влюбилась в Степана?

– С первого взгляда. Он в семье Петушинских был самым красивым. Весельчак, проказник, шалопай. Совершенно не хотел изучать банковское дело. Дед с ним ругался, наказывал.

– В общем, неудивительно, что он остался в России? Революция казалась ему интересной?

– Да, в семье его считали бунтарем.

Внезапно меня осенило, что в доме Андрея среди старых альбомов, которые он мне собирался показать, могли сохраниться и фотографии Фаины.

Подошла к телефону и набрала номер бабы Насти. После убийства Андрея дядя Саша уволился из музея. Жили они на пенсию. Жалкое существование. Раз в неделю я привозила им продукты. Сначала они отказывались, но я настояла на своем. Когда я это делала, мне казалось, что нужна кому-то ещё.

Дверь мне открыла Варька. Вот кто, мягко говоря, меня не жаловал. А точнее игнорировал. Иногда я даже подумывала подговорить бабу Варю и отказать ей от комнаты. Варька всегда смотрела на меня, словно я собственными руками убила Андрея. Вот и сейчас, пробормотав что-то себе под нос, она повернулась ко мне спиной и демонстративно хлопнула дверью своей комнаты.

Помню, когда мы хоронили Андрея, она так рыдала и кидалась на гроб, что Эмиль с трудом ее удерживал.

Еще одной слабой ниточкой моего расследования, которую я тщательно проверила, был парень с внешностью бандита, ухаживающий за Варькой. Артём Кадыров. Если Андрей обмолвился Варьке о драгоценностях, а она проболталась хахалю, Артём вполне мог его убить. Но у Артёма оказалось железное алиби: в ту ночь он работал охранником в клубе и не мог оттуда отлучиться.

В квартире пахло свежеиспеченным пирогом.

– Сейчас обедать будем, – баба Настя поцеловала меня в щёку. Я по-хозяйски прошла на кухню и поставила сумку на табурет. – Лиза, ты опять что-то принесла? Я же говорила тебе, что у нас все есть.

Не обращая внимания на ее слова, я стала выгружать продукты на стол. Если бы меня сейчас видел отец, он бы очень удивился. Уборщица, домработница, кухарка освобождали меня от всех домашних обязанностей. В Москве я поняла, что мне нравится ходить по магазинам.

– Лиза, ты похудела, – заметила баба Настя. – Много работаешь?

– У меня всего несколько учениц.

– Ты ещё не отказалась от … своей идеи? – она так и не решилась выговорить: расследования убийства. Мы все старательно избегали этой темы. Наверно, каждому из нас, любившего Андрея, хотелось обмануть себя в том, что Андрей жив. – Домой не собираешься?

– Нет. У меня получилось продлить визу на год. Россия – чудесная страна. Всё можно сделать за деньги.

Мы пообедали вдвоём. Варька, когда баба Настя к ней постучала, буркнула из-за двери, что есть не хочет. И я знала почему – противная девчонка не хотела меня видеть. Впрочем, я не расстроилась и с аппетитом, – сама себе, я, конечно, не готовила, – набросилась на домашнюю еду: украинский борщ с пампушками, приправленный сметаной и укропчиком, а на второе: румяный пирог с капустой.

– Слушайте, баба Лиза, вы знаете, где лежат старые фотографии Петушинских? – решилась я спросить после обеда. – Андрей говорил мне, что есть целый альбом.

– Сейчас принесу, – баба Настя тяжело поднялась из-за стола, а я принялась мыть посуду. Старушка появилась на кухне минут через десять, видимо, искала.

Я бережно открыла бархатный коричневый альбом. Где-то здесь должна быть фотография Фаины. Перелистнула несколько страниц и увидела девушку в бальном открытом платье, затянутом в талии. На шее нитка жемчуга, волосы убраны в высокую прическу. Почувствовала, что мне не хватает воздуха. Этого не могло быть! Но я помню эту фотографию. Она мне нравилась, и я подарила её Степану. Стоп! Я потрясла головой. О чём это я? Уж не раздвоение ли у меня личности?

– Что с тобой? Ты так побледнела? – спросил баба Настя.

– Вы знаете кто это? – я показала ей фотографию.

– Конечно. Это Фаина. Та самая девушка, которая любила Степана. Из-за него она осталась в Москве. В 1918 году большевики забрали сначала в тюрьму родителей, а потом и ее. Там бедняжка и скончалась от пыток.

– А почему ее пытали? – спросила я, пытаясь не обращать внимания на мурашки, побежавшие по спине.

– Хотели узнать, где она спрятала драгоценности. Степан всю жизнь не мог себе простить, что не заставил её уехать. Он всё время говорил, что гибель Фанечки на его совести.

– Какие драгоценности?

– Не знаю. Степан рассказывал, что пришла к нему с этой шкатулкой и умоляла его уехать в Париж. Уж не знаю, что там дальше у них произошло, только этих драгоценностей никто больше не видел.

Я чуть не вскрикнула. Неужели драгоценности, которые мы нашли в подвале, принадлежали не Петушинским, а Гурьевым? И если предположить, что душа Фаины переселилась в моё тело, легко понять почему в Москве, всё мне казалось таким знакомым. Это единственное и разумное объяснение. И я так и не вышла замуж, потому что в каждом мужчине пыталась найти Степана. Наша прерванная любовь не давала мне покоя и в этой жизни.

– Баба Настя, вы случайно не знаете, где похоронена Фаина?

– Нет, милочка. Степан пытался найти могилку, но ему так и не удалось. Да я думаю, что и нет ее. Их же тогда расстреливали тысячами и закапывали всех вместе. Как собак. Ох, и страшное время было. Степан, когда рассказывал об этом, не мог сдержать слёз. Так всю жизнь он и не смог забыть Фанечку. Женился, правда, в конце концов. Так Бог вновь забрала мать Андрея.

Я вышла на улицу, и ноги сами понесли меня к знакомому дому. Стоя напротив парадной двери, закрыла глаза. Стук колёс экипажа, воздушное платье складками. Мужчина с остроконечной бородкой подаёт мне руку. Мы смеёмся.

Кто-то толкнул меня.

– Чего встала на дороге? – пробурчал мужской голос. Я открыла глаза. По Малой Никитской, торопясь успеть на зелёный свет, двигались автомобили. На противоположной стороне переговаривалась стайка подростков. Шумная Москва жила в своём бешеном ритме. Вот ведь чертовщина. Уж не схожу ли я с ума?