Единственный последователь - Ксения Перова

– Это… – Питер боялся верить своему счастью.

– Это теперь будет Милли, – снисходительно объяснила Инза, – не переживай – все, что происходит в Башне, пишется в центральную базу данных, в том числе и бэкапы всего оборудования… так что эти поганцы, в отличие от нас, практически бессмертны.

Кресло подлетело к Питеру, тот поспешно уселся и начал его гладить, словно компенсируя случившееся. И тут его осенило.

– Погоди… но если все абсолютно записывается, мы можем увидеть, кто здесь был!

Инза развела руками.

– Увы, когда ты здесь появился, Полуликий отключил эту функцию. Иначе за тобой давным-давно уже явились бы из Главной, а у нас были бы неприятности куда крупнее, чем убитое кресло.

Питер со вздохом потер лицо руками. Отросшая щетина кололась, напоминая, что давно пора побриться. Полуликому эта процедура не требовалась, но Инза одолжила Питеру специальный прибор, которым он пользовался не без опаски. Впрочем, как и своеобразным отхожим местом.

– Инза…

– Ммм?

– Почему вы позволили мне остаться? – раньше Питеру это не приходило в голову, но сейчас в памяти всплыл разговор, который он невольно подслушал «во сне». – Я помню, сначала ты говорила, что вы вернете меня за Барьер… а потом уже и речи об этом не заходило.

Инза покосилась на него, кусая губы.

– Дело в Полуликом, да? Зачем я ему понадобился?

– Спроси его сам.

– Я спрашиваю тебя. Мне угрожает опасность?

– Нет! – поспешила заверить его Инза. – Ни я, ни он никогда не сделали бы ничего, что бы тебе навредило. Правда. Могу поклясться, если хочешь.

Она подняла изукрашенную татуировками руку и улыбнулась обычной лучезарной улыбкой.

Словам ее Питер поверил.

А вот улыбке – нет.

9

Полуликий еще раз убедился, что дверь заблокирована и вздохнул с облегчением. Почему-то именно здесь, в крошечной дезинфекционной комнате, которую Инза грубовато называла «дезькой», он чувствовал себя спокойнее, чем в собственном жилище.

Особенно в последние пару недель, которые Питер периодически ночевал в его кровати. Естественно, она входила в цикл дезинфекции каждый раз, когда с нее вставали, да и Питером Полуликий не брезговал… и все-таки ему не хватало уединения, когда есть место, которое принадлежит только тебе. Где можно спрятаться от всего мира.

Он провел ладонью над клинером и тот послушно принял форму огромной, глубокой чаши. Зеленоватая вода, бурля, начала заполнять ее, и Полуликий снова вздохнул. Каждый вздох словно снимал один из зажимов, которыми было сковано его тело. Медленно развязал пояс, бросил на пол, за ним последовало верхнее одеяние, потом черная нижняя рубашка, сапоги и штаны. По мере того, как тело обнажалось, на душе тоже становилось легче и спокойнее.

Эта одежда, необыкновенно удобная и легкая, казалась Полуликому тюрьмой. Он потребовал одевать его так, едва начал говорить, и вот уже сорок лет эти цвета были его угрюмыми спутниками. Синий и черный, черный и синий… ни единого украшения, никакой вышивки, положенной любому члену клана по праву рождения. Еще ребенком он поклялся, что изменит это и сейчас был близок к цели, как никогда.

Ноги противно ныли – особенно сильно спереди, в точке, где мышцы бедер крепились к коленным суставам. Боль возникала после нервного перенапряжения и мучила Полуликого с раннего детства. Он никогда никому не говорил о ней – стыдился своего тела, не способного, как у «нормальных» эр-ланов, исправить мелкий дефект самостоятельно. К тому же настройщики, которыми пользовались сеги, все равно не подходили для его метаболизма.

Спасали отдых, расслабление или вот как сейчас – теплая ванна.

Он медленно опустил ноги в импровизированный бассейн и прикрыл глаза, чувствуя, как по щиколоткам и икрам поднимается приятное тепло. Поболтал ступнями, получая огромное удовольствие от упругого сопротивления воды. В омовениях не было нужды, Полуликий совершал их редко и потому смаковал каждый миг.

Медленно, буквально по миллиметру, он соскользнул с края бассейна и полностью погрузился в воду. Она продолжала стекать в чашу, но та не переполнялась, излишек воды уходил, поддерживая постоянный уровень. Полуликий очень любил шум воды – он заполнял голову, изгоняя тяжелые, навязчивые мысли.

Сейчас это было нужно, как никогда.

Сегодняшнее происшествие ударило его болезненнее, чем он предполагал.

Полеты дарили Полуликому острое, ни с чем не сравнимое наслаждение, но когда он понял, что и Питер горит желанием летать, когда впервые осознал, каково разделять с кем-то свою страсть… это стало откровением. Миг, когда этот забавный мальчик взмыл в воздух с воплем восторга, был, наверное, счастливейшим в жизни Полуликого… пусть потом он и пережил несколько минут глубочайшего страха, понимая, что в воздухе может случиться все, что угодно. Что Питер может пострадать, может умереть просто потому, что Полуликий не смог отказать себе в удовольствии видеть, как он счастлив.

Но мир ждет смелости, готовности рисковать и идти вперед, невзирая на неудачи, отказы и насмешки. Полуликий знал об этом больше, чем кто бы то ни было, да и Питер тоже. Иначе он никогда не совершил бы тот самоубийственный полет на самодельном воздушном шаре…

Полуликий вздрогнул так сильно, что вода слегка плеснула. Страшно подумать, что могло бы случиться, не подоспей они с Инзой вовремя!

Что-то все еще стесняло его, мешая полностью расслабиться, и Полуликий понял, что забыл распустить волосы. Потянул за прядь, стараясь не думать о том, что случилось всего несколько часов назад… и понимая, что теперь воспоминание останется с ним навсегда. Каждый раз, когда освобожденные волосы с легким шелестом лягут на плечи, перед мысленным взором будет вставать грубоватое, простодушное лицо Питера, его изумление, испуг… и восхищение.

Последнее тяжелее всего, подумал Полуликий, и медленно погрузился с головой, чувствуя, как пряди колышутся, обвивая его тело, точно невесомые стрекательные нити медузы. Уши заполнил тяжелый, ровный гул воды.

Он нисколько не сердился на Питера за его выходку. Волосы Полуликого как магнитом притягивали внимание любого находящегося рядом человека, он давно привык и смирился с этим. Живой эр-лан в пределах досягаемости, как тут удержаться! В детстве и юности его дергали за прядь десятки раз, однако еще ни одному человеку не удавалось распустить узел, как бы сильно он ни тянул.

Почему, ну почему же именно сейчас…

Полуликий беспокойно повернулся, и вода мягко обвила его, точно ласковая, но безразличная любовница. Вот бы ее тепло помогло забыть не только о боли в ногах… но и о том, что до сих пор ни один человек не прикасался к волосам Полуликого с истинной нежностью и желанием. Не запускал в них руки, не сжимал золотые пряди в кулаках, ослепленный страстью, пока тела сплетаются в неразрывное целое на ложе любви.

Этого никогда не случится, просто забудь, есть вещи поважнее – так говорил он себе долгие годы безумной молодости, когда кровь